- Чем ты занимаешься?
- Я сказал: распространяю в народе свои стихи и свои идеи.
Эмир Инанч иронически усмехнулся.
- Больно рано. Ты слишком молод. Еще не настало твое время заниматься распространением собственных идей.
-Стихи, в которых нет идей, не способны показать лицо поэта.
-Скажи мне, почему ты не считаешь себя идейным сторонником Мехсети-ханум?
- Мы с ней единомышленники в области поэзии и музыки.
- А может, ты придерживаешься и ее идей, направленных против нашей власти?
-Впервые слышу, что Мехсети-ханум является противницей властей. Впрочем, эмир должен понимать, что у Мехсети есть на это право.
-На каком основании ты считаешь, что у нее есть право быть противницей нашей власти?
- Если Мехсети-ханум и является противницей вашей власти, в этом повинны те, кто считает поэзию и искусство безнравственными вещами. Правительство изгнало ее из города, - за что? Отлучить от родины одинокую, беспомощную женщину за то, что она несет в народ искусство!.. Неужели этого мало, чтобы возненавидеть правительство?! Вот так и рождаются идеи, достопочтенный хазрет эмир. Желая удовлетворить несправедливые требования одного хатиба, правительство теряет любовь большого народа. Целый квартал сравняли с землей! Это не может не породить в сердце народа ненависти к правительству и свободолюбивых мыслей, направленных против бесправия. Я тоже поэт и тоже стараюсь выполнять волю народа.
Эмир внимательно слушал Ильяса.
- Если ты еще раз произнесешь эти слова - "воля народа", - сказал он, - я и тебя отправлю вслед за поэтессой Мехсети!
- Нет надобности отправлять меня в столь отдаленные места. Если так и дальше будет продолжаться, вам не придется никого никуда высылать - народ сам покинет родину. Подумайте только, кто сейчас хочет жить в Аране?! Люди бегут отсюда. Одни переселились в Абхазию, другие - в Ширван, третьи - в Армению, а оставшихся вы ссылаете?!
Гатиба, прижимаясь головой к плечу отца, жадно ловила каждое слово молодого поэта. Она чувствовала, что перед ней истинный герой, у которого нет страха ни перед смертью, ни перед пытками.
"Этот молодой человек вправе называться героем. Трудно не увлечься таким юношей. Я чувствую, что вот-вот влюблюсь в этого бесстрашного человека, - думала Гатиба. - Уверена, он прославится на весь мир. Надо непременно познакомиться с ним. Я не допущу, чтобы его наказали. Если отец захочет это сделать, я буду плакать и слезами охлажу его гнев".
Эмир долго размышлял, затем изумленно посмотрел на Ильяса и спросил:
- Чей ты сын?
- Деда моего звали Мухаммед, отца - Юсиф.
- Кто твой отец?
- Он умер, когда я был ребенком.
- Значит, тебя воспитала твоя мать?
- Моя мать умерла еще раньше отца.
- Кто же сейчас твои покровители?
- У меня есть дяди. Однако покровители мои - я сам.
- А кто тебя растил?
- Дяди.
- Кто они, как их имена?
- Они принадлежат к курдской знати, звать их - Кафар-ага, Абдул-ага и Сейфеддин-ага.
- Чем они занимаются?
- Их здесь нет. Они живут в Багдаде.
- Что делают?
- Все трое командуют особыми отрядами телохранителей халифа.
- Выходит, твои родственники - верные слуги халифа и живут под его покровительством? Почему ты тогда выступаешь против владыки правоверных?
- Они - не слуги халифа. Среди нас, ни с материнской ни с отцовской стороны не было слуг. Дяди мои не нуждаются в покровительстве халифа, наоборот, сам халиф пользуется покровительством их мечей.
- Для меня это приятная новость, - сказал эмир. - Хорошо, а теперь поведай нам о своей дружбе с Мехсети-ханум.
- Я только стараюсь ее наладить. Жаль, пока мне не удалось ее удостоиться.
- Ты считал бы это честью для себя?
- Почему бы и нет? Если бы не наша Мехсети-ханум, знаменитый Хайям, мастер рубай, был бы на Востоке одинок.
- Сколько писем ты получил от Мехсети-ханум?
- Пока это счастье не постучалось в двери моего дома.
Эмир рассмеялся.
- В таком случае, тебя надо поздравить. Счастье уже приблизилось к твоему порогу. Мехсети-ханум прислала письмо. Вот оно - у меня в руках.
- Если жители страны не имеют возможности свободно переписываться друг с другом, вменять им в вину враждебность к властям - большая несправедливость.
Наступило продолжительное молчание.
Гатиба, волнуясь, ждала, чем все кончится. Ильяс стоял не шевелясь, словно застыл на месте. Он походил на бронзовое изваяние, какие приткнулись в нишах большого зала эмирского Дворца.
- Ты не будешь казнен, - сказал правитель Гянджи, - ибо казнить тебя значит оскорбить близких халифу людей.
Слава аллаху, что среди нашей знати немного таких непокорных, как ты. Сегодня же велю написать письмо твоим дядьям. Твоя деятельность в Аране может стать причиной позора почитаемого рода. Теперь ступай. Но я не разрешаю тебе уезжать из Арана. - Эмир обернулся к Хюсамеддину: - Будете следить за ним, а сейчас отпустить домой!
Гатиба в восторге обняла отца.