- Почему идиотская? - Виктор закрыл книгу и внимательно посмотрел на Николая. - Ты, Коля, не тем занимаешься, чем нужно, вот тебе и жизнь перестала нравиться.
- Чем же мне заниматься?
- Во-первых, перестань хныкать. Это тебе не поможет.
- Мне уже ничего не поможет, - мрачно сказал Николай и, встав с топчана, прошелся по комнате, ловко обходя бутылки и тазы.
- Брось хандрить...
- Добавь еще - тщательно чисть зубы, перед сном не наедайся, язвительно вставил Николай. - Не в этом дело... Я в последнее время много думаю, в чем дело? Наверно, в том, что мне не хватает здесь воздуха. Уж очень высоко мы живем. Почти тысяча метров над уровнем моря. Мне кажется, нам нужно было родиться в другую эпоху.
- Чем же наша эпоха неинтересна? - попытался перебить его Виктор, но Николай продолжал говорить, не слушая возражений.
- Поверь мне, мы все здесь немножко авантюристы. Одних привел сюда долг, других командировка, третьих - Жажда приключений. Я отношусь к этим третьим. Новые края, экзотика... И здесь меня постигло глубокое разочарование. Экзотика исчезла. Летают самолеты, мчатся автомобили, уже пришли первые тракторы. Библейский старик носит под халатом футбольную майку. Где же возможность выдвинуться? Ведь бухгалтером я мог быть и в Туле, и в Рязани! Ты понимаешь меня? Стоило ли ехать за тысячи километров, чтобы в этом далеком Дюшамбе протирать штаны?
Мы - искатели приключений, а не протиратели штанов. Во времена Васко-де-Гама или Колумба из нас бы вышли отважные мореплаватели, открыватели новых земель. Живи мы в восемнадцатом столетии, мы бы работали в Ост-Индской компании и вывозили драгоценности из Индии. В конце прошлого века мы воевали бы с бурами против Англии, создавали бы хлопковые плантации в Туркестане. Да, да, при других условиях мы в этом же самом Туркестане совершали бы великие дела. Мы делали бы головокружительные карьеры. Я бы...
- Ты бы, ты бы! - прервал его Виктор. - При других условиях ты носил бы на плечах золотые эполеты и соблазнял горничных твоей мамаши. Никаких героических дел ты бы не совершил.
Виктор ходил по комнате, толкал ногами тазы с водой, задевал лохматой головой висящие бутылки.
Николай безмолвно сидел на топчане, уставившись в одну точку, и вертел в руках кисть сморщенного винограда. Потом он бросил виноград на стол и повернулся к Виктору.
- Что ж, может быть, ты и прав...
Оба помолчали. Каждый думал о своем.
- Все же не пойму я, - снова начал Николай. - Вот вы, для чего вы стараетесь?
- То-есть, как это стараемся? - удивился Виктор.
- Да вот работаете, суетитесь, о "местных кадрах" на каждом шагу заботитесь. А зачем это вам? Неужели вы рассчитываете век сидеть на своих местах. Ваши "местные кадры" только и думают, чтоб вам нож в спину запустить. А не смогут, так у вас же всему научатся и в свое время вышвырнут вас отсюда.
- По-твоему, мы из-за теплых местечек сюда приехали?
- Ну, может быть, и не все, но - многие.
- Глупости говоришь! - сердито оборвал Виктор.
- А ты докажи, что глупости.
- Что же мне политграмотой с тобой заняться?
- А ты займись. Ты же комсомолец. Обязан разъяснять нашему брату неграмотному.
- Брось прибедняться. Все ты прекрасно понимаешь.
- Ей-богу, не понимаю.
- Ну, ладно. Слушай, Колумб. Пойми ты, наконец, где живешь. В нашей стране уничтожен национальный гнет, национальные привилегии, установлено равноправие. Это тебе известно. Но, кроме того, ты должен знать, что наши народы вышли из-под власти царизма на разном уровне своего развития. Русские, скажем, на высоком, таджики - на низком. Здесь почти нет пролетариата, а промышленности - совсем не было. О культуре и говорить нечего. Сам видишь. Значит, нужно, прежде всего помочь таджикам создать промышленность, вырасти и рабочий класс. Без нашей помощи им этого не осилить.
Вот ты говоришь "местные кадры". А что это такое? Не знаешь. Это значит, что Советская власть родная этому народу, что она действует на его языке, что у власти стоят местные люди, знающие язык, обычаи, нравы. Понял? Вот это и есть местные кадры. Но этих людей надо еще воспитывать, чтобы потом они других воспитывали. А кто это сделает? Мы. Если каждый из нас поможет только одному таджику встать на ноги, знаешь, сколько этих самых "местных кадров" получится?
Николай усмехнулся.
- Но ведь рано или поздно вам придется уступить им свои места...
- Ну, что ж. Возможно.
- А вы куда? Дальше поедете? Новых воспитывать?
- Надо будет и поедем, - сердито сказал Виктор.
Они замолчали и долго лежали на своих топчанах, прислушиваясь к звону падающих капель.
- Все-таки мне кажется, - сказал, наконец, Николай, - не очень-то вас здесь любят. Небось, как едете в командировку, винтовочку, а то еще и наган берете...
- Чудак ты. Понимать надо. Конечно, здесь не всем до душе Советская власть. Ведь мы проклятый старый мир ломаем. Отживающий класс зубами хватается за старую жизнь. Одни действуют открыто - воюют с нами. Это басмачи. Другие нашими словами прикрываются, делают вид, что с нами идут. Эти страшнее всех, потому что, если где плохо, они говорят народу, что мы так требуем, где хорошо - себе приписывают. А народ ведь еще темный. От басмачей мы скоро избавимся, а вот с националистами придется еще много лет драться. Понял?
- Нет, не понял. И никогда, наверно, не пойму. - сказал Николай и отвернулся к стенке.
В конце ноября, после обильных дождей неожиданно установилась теплая, почти летняя погода. Днем было жарко, и только быстро опадавшие с деревьев листья напоминали об осени.
В один из таких дней Виктора вызвали в Наркомздрав на заседание. Когда он вошел, кабинет наркома был уже полон. Виктор сел на единственное свободное место. Нарком, пожилой, бледный и худощавый человек, положил на стол забинтованные руки - он страдал экземой - и открыл заседание.
Обсуждался один вопрос - об эпидемии среди переселенцев в Пархарском районе. Жители гор - каратегинцы, гармцы, очутившись в болотистой субтропической долине, повсеместно болеют малярией. Противомалярийный отряд, возглавляемый доктором Хлопаковым уже послан. Сейчас нужно отправить туда одного из ответственных работников для общего руководства.
Присутствующие посмотрели друг на друга. Кому ехать? Длинный утомительный путь верхом на коне, осенние дожди и распутица - все это мало располагало к поездке. Сейчас строят дорогу на Куляб, к весне будущего года там пойдут автомобили, а пока... пока только тропинки, головокружительные подъёмы, опасные переправы через реки.
Нарком устало осмотрел всех присутствующих. Рядом с ним заместитель немолодая, болезненно полная женщина. Трудный путь в горах верхом ей явно не под силу. За ней два солидных врача, никогда на коне не сидевших. Секретарь "Красного Полумесяца" - женщина боевая - красная партизанка. Но стара. Возраст не позволяет. Потом Виктор...
Когда глаза наркома остановились на нем, Виктор встал и подошел к столу:
- Я поеду, если коллегия согласится, - сказал он.
Заседающие улыбнулись. Задача была решена.
Виктор стал собирать мандаты, письма, поручения. К концу занятий он зашел в обком комсомола и попросил дать ему кого-нибудь в помощь.
В обкоме назвали Машу.
Виктор начал было спорить, доказывать, что Маша не годится, что с ним нужно послать крепкого парня, но подошел Жора Бахметьев, ехидно посмотрел на Виктора и, ухмыльнувшись, заявил:
- Конечно. Кроме того, Виктор не ручается за себя.
Все засмеялись. Виктор покраснел и вышел, хлопнув дверью. Между ним и Машей уже давно установились несколько странные отношения. Оба чувствовали друг к другу влечение, но не признавались в нем. Они искали встреч, а когда встречались, сухо говорили о делах или посмеивались друг над другом и расходились - разочарованные. Каждый ожидал, что скажет другой, и не решался первым сказать о своих чувствах.