Таков был конец битвы при Херонее для Суллы и для Архелая, главнокомандующего Митридата; и для того и для другого этот столь важный результат получился, главным образом, вследствие предусмотрительности Суллы и неразумия Архелая. Сулла, в руках которого оказалось много пленных, оружия и другой добычи, собрав все ненужное в кучи, сам подпоясанный, как это в обычае римлян, сжег в честь божества войны, и, дав войску короткий отдых, двинулся с легковооруженными против Архелая к Эврипу. Так как у римлян не было кораблей, то Архелай без всякой опасности для себя объезжал острова и грабил прибрежные местности. Выйдя на берег в Закинфе, он стал лагерем около города. Несколько римлян, проживавших там, ночью напали на него; тогда он быстро опять сел на корабли и отплыл в Халкиду, более похожий на морского разбойника, чем на ведущего настоящую войну.
46. Известие о таком поражении в первый момент поразило Митридата ужасом; его охватил страх, как обыкновенно бывает при таком событии. Однако со всей поспешностью он стал собирать другое войско со всех покорных ему племен. Считая, что некоторые из них под влиянием этого поражения нападут на него или теперь, или когда представится какой-либо другой благоприятный случай, он собрал всех подозрительных для себя лиц, прежде чем война примет более острые формы, и в первую очередь тетрархов галатов, которые пришли к нему как друзья и не были ему подчинены; он велел убить8 их всех с детьми и женами, кроме тех, которые успели бежать; одни из них были убиты из засады подосланными убийцами, другие погибли в одну ночь на пиру; Митридат считал, что ни один из них не сохранит ему верности, если приблизится Сулла. Он забрал себе все их имущество, ввел в города гарнизоны и поставил над этим племенем в качестве сатрапа Эвмаха. Но оставшиеся в живых тетрархи, собрав войско из сельских местностей, тотчас же изгнали его из Галатии вместе с гарнизонами. Таким образом, Митридату удалось получить от галатов одни только деньги. Теперь пришла очередь Хиоса. На хиосцев он сердился еще с того времени, когда один из их кораблей во время морской битвы у Родоса неосторожно ударил (носом) в царский корабль. Сначала он конфисковал имущество тех из хиосцев, которые бежали к Сулле, затем послал людей, чтобы они произвели расследование, кто является сторонником римлян9. И, в-третьих, наконец, Зенобий, ведя с собой войско, под предлогом, что он хочет перебросить его в Элладу, ночью захватил стены хиосцев и другие укрепленные места и, поставив у ворот стражу, велел объявить, чтобы иноземцы оставались спокойными, а хиосцы собирались на народное собрание, так как он намерен сообщить им нечто от имени царя. Когда они собрались, то он сказал им, что царь подозрительно относится к их городу из-за тех, которые держат сторону римлян, но что «он перестанет так относиться, если вы передадите оружие и в качестве заложников дадите детей виднейших из граждан». Хиосцы, видя, что их город взят, выполнили и то и другое требование. Зенобий отослал все это в Эритры, заявив, что царь пришлет хиосцам письменный приказ.
47. И вот от Митридата прибыло письмо, гласящее следующее: «Вы и теперь проявляете склонность к римлянам; и многие из вас и сейчас находятся у них, и вы пользуетесь имуществом римлян, не внося нам (приказанной) доли. Кроме того, в битве под Родосом ваша триэра ударила в мой корабль и причинила ему повреждение. Я сам (без вашей просьбы) вменил это в вину одним только кормчим, давая вам случай спастись и почувствовать мое великодушие. И вот лучших своих граждан вы тайно послали к Сулле, и ни на кого из них вы не указали и не донесли мне, что они это сделали не по общему решению, а это вы должны были бы сделать, если бы вы не были их соучастниками. Тех, которые злоумышляли против моей власти, злоумышляли на мою жизнь, мои друзья присудили к смерти, я же вас наказываю штрафом в 2000 талантов». Таково было (суровое) содержание письма. Хиосцы хотели отправить к Митридату посольство, но Зенобий им этого не позволил. Так как оружие у них было отобрано, дети виднейших граждан взяты в качестве заложников, столь значительное варварское войско стояло в их городе, то они, стеная, стали сносить украшения храмов и все женские драгоценности для выполнения приказа о 2000 талантов. Когда они выполнили и это, Зенобий, обвиняя их, что не хватает весу, собрал их всех в театр, и, поставив войско с обнаженными мечами вокруг театра, заняв дороги от театра до моря, он повел туда хиосцев, вызывая каждого в отдельности из театра, и посадил на корабли, отдельно мужчин, отдельно их женщин и детей, причем конвой по варварскому обычаю позволял себе по отношению к ним оскорбления. Когда затем они были доставлены к Митридату, они были отправлены им к Понту Эвксинскому.
48. Так было поступлено с хиосцами. Когда Зенобий с войском подошел к Эфесу, то жители этого города предложили ему сложить оружие у ворот и войти в город с небольшим количеством провожающих. Он послушался их и, войдя в город, пошел к Филопемену, отцу Монимы, любовницы Митридата, поставленному Митридатом в качестве наблюдателя над эфесцами, и объявил, чтобы эфесцы собрались к нему на собрание. Эфесцы, не ожидая себе от него ничего хорошего, перенесли это собрание на следующий день, ночью же, собираясь друг с другом и побуждая друг друга, бросили Зенобия в тюрьму и убили, заняли свои стены, распределили все население на отряды, собрали с полей все предметы питания и вообще поставили свой город на военное положение. Узнав об этом, жители Тралл, гипейбы, месополитяне (?)10 и некоторые другие, боясь такого же несчастия, какое постигло хиосцев, поступили так же, как жители Эфеса. Митридат послал войско против отпавших городов, и с теми, кого он захватил, он поступил со страшной жестокостью, но, боясь дальнейшего, он дал свободу греческим городам, объявил об уничтожении долгов, метеков в каждом городе сделал полноправными гражданами, а рабов— сводными, понадеявшись, как это и действительно случилось, что должники, метеки и рабы будут на его стороне, считая, что только под властью Митридата за ними неизменным останется дарованное право. В это время составили заговор против Митридата Миннион и Филотим из Смирны, Клисфен и Асклепиодот с Лесбоса; все они были люди, знакомые с царем, а Асклепиодот был даже некогда близким другом. Доносчиком этого заговора оказался сам Асклепиодот, и для того, чтобы не было сомнений, дал возможность11 из-под какого-то ложа услыхать речи Минниона. Когда заговор был открыт, они были казнены после страшных мучений. Подозрение в подобного рода намерениях нависло теперь над многими. Когда из числа жителей Пергама было арестовано 80 человек, составивших такой же заговор, и в других городах ряд лиц, то Митридат послал повсюду своих людей, которые по доносам, в которых каждый указывал на своего врага, казнили до 1600 человек. В скором времени эти доносчики были захвачены Суллой и казнены, другие уже заранее сами на себя наложили руки, иные же бежали в Понт, к самому Митридату.
49. В то время как такие события происходили в Азии, Митридат собрал войско в 80.000 человек, и это войско Дорилай повел на Элладу к Архелаю, у которого оставалось от прежнего войска 10.000 человек. Сулла стоял лагерем против Архелая около Орхомена. Когда он увидал большое количество пришедшей против него конницы, он вырыл по равнине много рвов шириною в 10 футов, и, когда Архелай выступил против него, он в свою очередь развернул фронт. Так как римляне из-за страха перед конницей сражались слабо, Сулла, объезжая их, долгое время уговорами и угрозами побуждал к бою; но так как и таким образом он их не заставил приняться как следует за дело, он соскочил с коня и, схватив знамя, бросился вместе с отрядом своих телохранителей в середину между двумя войсками, воскликнув: «Если кто спросит вас, римляне, где вы предали вашего вождя Суллу, скажите: когда он сражался под Орхоменом». Видя его в таком опасном положении, начальники отдельных отрядов выбежали из своих рядов, а с ними и остальная масса, устыдившись, и заставили отступить неприятелей. Когда победа стала склоняться на сторону римлян, Сулла, вновь вскочив на коня, стал объезжать войско, хвалить его и подстрекать рвение, пока, наконец, бой не закончился для них полной победой. Из вражеского войска погибло до 15.000 человек, из них приблизительно было 10.000 всадников, в том числе сын Архелая, Диоген. Пехота бежала в лагерь.
50. Боясь, как бы Архелай опять не убежал от него, как и раньше, в Халкиду, так как у самого Суллы не было кораблей, Сулла ночью поставил по всей равнине на известном расстоянии сторожевые отряды. С наступлением дня, на расстоянии не больше одного стадия от лагеря Архелая, он стал копать ров, причем Архелай не выступал против него. Тогда Сулла стал горячо убеждать свое войско последним усилием закончить войну, так как враги уже неспособны противостоять им, и повел их к валу Архелая. То же самое в свою очередь по необходимости происходило и у врагов: их предводители обходили свои отряды, указывали на угрожающую опасность и на позор, если они не отразят от вала врагов, уступающих в численности. Когда с обеих сторон поднялось стремительное наступление и крик, то и с той и с другой стороны было совершено много военных подвигов; римляне уже разрушили угол укрепленного вала, устроив себе над головами прикрытие из щитов. Тогда варвары, соскочив с укрепления внутрь этого угла, выстроились там, чтобы встретить мечами ворвавшихся туда. Никто не решался туда войти, пока Базилл, начальник легиона, первым не бросился туда и того, кто выступил против него, не убил. Тогда следом за ним бросилось и все войско; произошло бегство и избиение варваров; одни из них были захвачены, другие загнаны в близлежащее озеро, и, не умея плавать, они на своем непонятном варварском языке призывали тех, которые их бы убили. Архелай скрылся в каком-то болоте и, раздобыв маленькое судно, переправился в Халкиду. Все остальные войска Митридата, частично кое-где сохранившиеся, он спешно вызвал к себе.
51. На следующий день Сулла наградил венком начальника легиона Базилла и роздал другим богатые награды. Он разграбил Беотию, все время отпадавшую от римлян; перейдя в Фессалию, (он) там зазимовал; ожидая кораблей с Лукуллом. Не зная, где находится Лукулл, он стал строить другие. И это он делал несмотря на то, что Корнелий Цинна и Гай Марий, его противники, объявили его в Риме врагом государства, разграбили его дом и его загородные имения и перебили его друзей. Но, несмотря на это, он не потерял своей власти, имея при себе послушное и энергичное войско. Цинна, выбрав себе в качестве товарища по консульству Флакка, послал его в Азию с двумя легионами вместо Суллы, как объявленного врагом государства, чтобы управлять Азией и воевать с Митридатом. Так как Флакк был неопытен в военном деле, то добровольно от имени сената с ним пошел человек, заслуживающий доверия в командовании войском, по имени Фимбрия. Когда они переправлялись морем из Брундизия, многие из их кораблей были раскиданы бурей, а отплывшие вперед были сожжены другим войском, посланным Митридатом. Так как Флакк был негодным человеком, жестоким в назначении наказаний и корыстолюбивым, то все войско от него отвернулось, и часть его, посланная вперед в Фессалию, перешла на сторону Суллы. Остальных Фимбрия, казавшийся им более подходящим для звания предводителя и более мягким, удержал от перехода на сторону Суллы.
52. Когда у Фимбрии на одной остановке за угощением произошел спор с квестором, и Флакк, будучи третейским судьей, вынес решение не в пользу Фимбрии, то Фимбрия, рассердившись, пригрозил, что вернется в Рим. Тогда Флакк назначил ему заместителя на то место, которое он занимал. Фимбрия, дождавшись пока Флакк отплывет в Халкедон, прежде всего отнял у Ферма, которого Флакк оставил своим заместителем, ликторские связки, под предлогом, что ему, Фимбрии, войско передало главное командование, а затем, когда вскоре разгневанный Флакк возвратился, он погнался за ним; Флакк бежал в какой-то частный дом и ночью, перелезши через стену, бежал в Халкедон, а оттуда в Никомедию и запер ворота; Фимбрия же, напав на него, убил его, спрятавшегося в колодце; человека, бывшего консулом римского народа и главнокомандующим в этой войне, убил человек, бывший частным лицом и последовавший за ним по его дружескому приглашению. Отрубив Флакку голову, он бросил ее в море, а остальное тело бросил без погребения и объявил себя предводителем войска. И он с успехом провел несколько сражений с сыном Митридата. Самого же царя он преследовал до самого Пергама, а когда тот бежал из Пергама в Питану, он пошел в наступление и окружил его валом, пока царь не бежал на кораблях в Митилену.
53. Фимбрия же, перейдя в Азию, стал наказывать сторонников каппадокийцев, и земли тех, которые не принимали его, он опустошал. Жители Илиона, осажденные им, прибегли к Сулле, и Сулла обещал им, что он придет, и велел им в то же время передать Фимбрии, что они уже сдались Сулле. Услышав об этом, Фимбрия их похвалил, что они уже стали друзьями римлян, и велел им принять и его, так как ведь и он римлянин, внутрь стен, в насмешку указав им на родство, которое было у илионцев с римлянами. Войдя в город, он стал избивать всех подряд и все предал пламени; тех же, которые ходили послами к Сулле, он предал всевозможным мучениям. Он, не щадя ни святынь, ни тех, кто бежал в храм Афины, сжег их вместе с храмом. Он срыл и стены и на следующий день он сам обошел город, следя за тем, чтобы ничего не осталось от города. Илион, испытавший худшее, чем во времена Агамемнона, погиб от рук «родственника»; не осталось целым ни одного алтаря, ни одного святилища, ни одной статуи; что же касается священного изображения Афины, которое называют Палладием и считают упавшим с неба, то некоторые думают, что оно было найдено неповрежденным, что при падении стен оно было ими засыпано, если только оно не было унесено из Илиона Диомедом и Одиссеем во время Троянской войны.
Вот как поступил Фимбрия с Илионом, как раз в конце 173-й олимпиады. Некоторые полагают, что это несчастие с ним произошло как раз спустя 1050 лет после разрушения его Агамемноном.
54. Узнав в это же время и о поражении при Орхомене, сообразив, какое количество войска он с самого начала направил в Элладу, и последовательное и быстрое его уничтожение, Митридат послал приказ Архелаю заключить мир на возможно благоприятных условиях. Встретившись с Суллой для переговоров, Архелай сказал: «О Сулла! Царь Митридат, который еще со времен отцов был вашим другом, начал войну из-за корыстолюбия других ваших полководцев; теперь из уважения к твоей доблести он ее прекратит, если ты предложишь справедливые условия». Так как Сулла не имел кораблей и так как ему из дому не посылали ни денег, ни чего другого, — ведь во главе стояли его враги и относились к нему, как к врагу, — так как он уже занял деньги в Дельфах, Олимпии и Эпидавре, дав в замен пропорционально долгу храмам половину Фиванской земли, за то, что фивяне постоянно отпадали, так как он спешил для решения своего спора с врагами привести войско сильное и непотрепанное в боях, он согласился на переговоры и заявил: «О Архелай! Если Митридат потерпел несправедливость, то он имел право отправить послов с жалобой на обиды, но захватить войной такое количество чужих земель, избить такое число людей, присвоить себе общественные деньги, сокровища государственных храмов и частное достояние казненных, — так поступает обидчик. Точно так же, как по отношению к нам, он проявил коварство и по отношению к своим личным друзьям; он и из них убил многих, в том числе и тетрархов, которые сидели вместе с ним за его столом, убил в одну ночь вместе с их женами и детьми; а ведь они с ним не вели войны. Против нас он действовал скорее в силу природной ненависти, чем под влиянием военной необходимости, подвергши различным видам мучений и затем избив италийцев, находившихся в Азии, с женами, детьми, слугами, если они были италийского рода. Столь великую ненависть проявил он, а теперь притворно надевает на себя личину «отеческой дружбы», но он вспомнил об этой дружбе только тогда, когда мною было избито 110.000 ваших солдат.
55. За все это было бы справедливо, чтобы и мы оказались со своей стороны по отношению к нему неумолимы, но ради тебя я берусь добиться для него прощения со стороны римлян, если он действительно собирается измениться. Если же он и теперь действует притворно и лживо, то, Архелай, пора тебе подумать и о самом себе; обдумай, в каких отношениях в данный момент находишься ты с ним; погляди, как он обращается с другими своими друзьями и как мы относимся к Эвмену и Массиниссе». Когда еще Сулла это говорил, Архелай решительно отверг такое искушение с его стороны и с досадой сказал ему, что он никогда не будет предателем по отношению к тому, кто поручил ему главное начальство. «Но, (прибавил он), я надеюсь, что с тобой я договорюсь, если ты предъявишь умеренные требования». Помедлив немного, Сулла сказал ему: «Если Митридат передаст нам весь тот флот, который находится у тебя, Архелай, возвратит нам предводителей, пленных, перебежчиков, бежавших рабов, если вернет на прежнее местожительство хиосцев и всех других, которых он заставил насильно переселиться в Понт, если он выведет гарнизоны из всех укреплений, за исключением тех, которыми он владел до нарушения им этого мира, если он выплатит расходы за эту войну, которые пришлось произвести из-за него, если он удовольствуется властью над одним только наследственным царством, то я надеюсь, что буду в состоянии убедить римлян не иметь против него гнева за все им совершенное».
Так сказал Сулла; Архелай тотчас же стал выводить гарнизоны отовсюду, а относительно остальных условий запросил царя. Сулла же, пользуясь в этих условиях передышкой, прошел, грабя страну энетов, дарданов, синтов, племен, соседних с македонянами, которые постоянно нападали на Македонию; этим он и войско свое упражнял, и одновременно обогащал его. 56. Когда прибыли послы от Митридата, которые согласились на все остальные условия, но возражали только против Пафлагонии, заявив, что Митридат «получил бы гораздо больше для себя, если бы стал вести переговоры с другим вашим полководцем, Фимбрией», Сулла, рассердившись на такое сопоставление, сказал, что и Фимбрия понесет еще наказание и сам он, перейдя в Азию, посмотрит, нужно ли еще заключать мир с Митридатом или вести войну. Сказав это, он быстро двинулся через Фракию против Кипсел, а Лукулла послал вперед в Абидос: Лукулл уже прибыл к нему; не раз подвергаясь опасности быть захваченным морскими разбойниками, он собрал кой-какой флот из Кипра, Финикии, Родоса и Памфилии, опустошил много мест на неприятельском побережье и во время плавания попытал счастья против кораблей Митридата. Сулла из Кипсел, а Митридат из Пергама вновь сошлись для переговоров; оба они спустились на равнину с небольшой свитой, на виду у обоих войск. Речь Митридата состояла из напоминаний о дружбе и союзе с римлянами как лично его, так и его предков и обвинений против римских послов, против уполномоченных сената и военачальников за те обиды, которые они нанесли ему, вернув Ариобарзана в Каппадокию, отняв у него Фригию и оставив без внимания нанесенные ему Никомедом оскорбления. «И все это, — сказал он, — они сделали из-за денег, беря их попеременно то у меня, то от них. То, в чем можно было бы упрекнуть большинство из вас, римляне, это — корыстолюбие. Война была вызвана вашими военачальниками, и все, что я совершил для самозащиты, мне пришлось делать скорее по необходимости, чем по своему желанию».
57. Так окончил речь Митридат. В свою очередь Сулла ему ответил: «Ты вызывал меня сюда совсем под другим предлогом, говоря, что охотно примешь то, что тебе будет предложено; но я, конечно, не побоюсь кратко ответить тебе на твои жалобы. В Каппадокию я лично вернул Ариобарзана, будучи наместником в Киликии: таково было решение римлян; ты со своей стороны послушался нас, хотя ты мог возражать и либо переубедить нас или уже больше не возражать, раз это было признано правильным. Фригию тебе дал Маний за взятку; значит, это ваше общее правонарушение. К тому же ты и сам вполне соглашаешься, что получил ее не законным путем, а при помощи подкупа. А так как Маний был и по другим делам уличен у нас в денежных преступлениях, то сенат аннулировал все его постановления. На основании этого решения он признал, что и Фригия была тебе дана противозаконно; и он постановил, чтобы Фригия не платила податей сенату, и сделал ее самостоятельной. Мы не находим возможным владеть тем, что мы завоевали, а на каком основании ты будешь владеть этим? Никомед же жалуется, что ты подослал к нему и Александра, чтобы убить его, и так называемого Хреста (Честного) Сократа, чтобы отнять власть; и вот он, ограждая себя ото всего этого, вторгся в твою страну; если же ты в чем-либо потерпел обиду, тебе нужно было отправить послов в Рим и ожидать ответа. Если же ты хотел поскорее оградить себя от Никомеда, то почему прогнал ты и Ариобарзана, ничем тебя не обидевшего? Изгнав его, ты заставил по необходимости присутствующих римлян вернуть его, а мешая его возвращению, ты зажег эту войну. У тебя издавна было это предрешено, и, надеясь, что ты будешь господствовать над всей землей, если победишь римлян, ты придумывал эти поводы, чтобы прикрыть свой план. Доказательством этому служит и то, что еще не воюя ни с кем, ты заключил союз с фракийцами, скифами и савроматами, что ты отправлял посольства к соседним царям, строил корабли, созывал и кормчих, и штурманов.
58. Твой коварный замысел уличается, главным образом, временем твоего выступления: когда ты заметил, что Италия отпала от нас, ты подстерег момент, когда мы были заняты всем этим, и напал на Ариобарзана, Никомеда, галатов и Пафлагонию, напал на Азию, нашу собственную область. Захватив их, чего-чего ты только не сделал как с теми городами, против которых ты возбудил рабов и должников, дав им свободу и освобождение от долгов, так и с эллинами, из которых ты под одним предлогом погубил 1600, или с тетрархами галатов, хотя они были твоими сотрапезниками, которых ты убил, или с людьми италийского племени, которых ты в один день с младенцами и матерями убил и утопил, не удержав своих рук и от тех, кто бежал к алтарям богов. Все это доказывает всю твою жестокость, все твое нечестие и всю глубину ненависти к нам. Присвоив себе деньги всех, ты переправился в Европу с огромным войском, хотя мы запретили всем царям Азии даже ногой ступать на почву Европы. Переправившись в Македонию, которая была нашей областью, ты быстро прошел через нее всю и лишил эллинов свободы. И лишь тогда ты стал менять свои мысли, а Архелай просить за тебя, когда я спас Македонию, избавив эллинов от твоего насилия, уничтожил 110 тысяч твоих солдат и взял твой лагерь со всей его добычей. И я удивляюсь, что сейчас ты защищаешь справедливость того, в чем ты через Архелая приносил свое извинение. Или, когда я находился далеко, ты меня боялся, а когда я тут, ты считаешь, что пришел сюда судиться? Для этого время прошло, так как ты начал войну с нами, а мы уже стали решительно защищаться и будем защищаться до конца». Еще когда Сулла говорил с гневом и возбуждением, мысли царя переменились и он почувствовал страх; он согласился на заключенные Архелаем условия, передал корабли и все остальное и вернулся в Понт, в прежнее отцовское царство.
Так окончилась первая война Митридата с римлянами.
59. Сулла, став лагерем на расстоянии двух стадий от Фимбрии, приказал ему передать войско, которым он командует незаконно. В свою очередь Фимбрия с насмешкой ответил ему, что и он тоже командует не по закону. Тогда Сулла окружил его лагерь рвом. Когда многие из солдат Фимбрии явно стали перебегать к Сулле, Фимбрия созвал оставшихся на собрание и стал призывать с ним оставаться. Когда же они заявили, что не будут воевать со своими согражданами, он, разорвав на себе одежду, стал бросаться им в ноги. Когда это (еще больше от него) отвратило их и число перебежчиков увеличилось, он стал обходить палатки военачальников и, подкупив некоторых из них деньгами, вновь созвал их и велел им дать ему клятву. Когда некоторые из специально поставленных для этой цели закричали, что нужно вызывать каждого поименно для принесения клятвы, он через глашатая вызвал тех, которые получили от него большие одолжения, и прежде всего стал вызывать Нония, его ближайшего участника во всех делах. Когда же и он отказался принести клятву, Фимбрия, обнажив меч, стал грозить убить его; поднялся крик со всех сторон; испугавшись этого, он отказался от такого намерения. Убедив одного раба и деньгами и обещанием свободы, он послал его в качестве перебежчика попытаться сделать покушение на Суллу. Приступая к этому делу и смутившись, он вызвал подозрение, был схвачен и во всем сознался. Войско Суллы, с гневом и презрением окружив укрепление Фимбрии, поносило его и называло его Афинионом: это тот, который некогда, когда было в Сицилии восстание беглых рабов, короткое число дней был их царем.
60. Ввиду всего этого Фимбрия, потеряв всякие надежды, подошел к самому рву и стал вызывать Суллу к себе для переговоров. Но Сулла вместо себя послал к нему Рутилия. Уже одно это обидело Фимбрию, что тот не удостоил его встречи, даваемой даже врагам. Когда Фимбрия стал просить, чтобы ему было оказано снисхождение, если он по молодости совершил какие-либо ошибки, то Рутилий взял на себя обязательство, что Сулла позволит ему невредимо вернуться к морю, если он намеревается отплыть из Азии, проконсулом которой является Сулла. Тогда Фимбрия, сказав, что у него есть другая, лучшая дорога, удалился в Пергам и, войдя в храм Асклепия, поразил себя мечом. Так как этот удар был для него неудачен, он велел своему рабу прикончить его. Раб убил своего господина, а за господином и себя.
Так умер и Фимбрия, причинивший много зла Азии при Митридате. Сулла предоставил вольноотпущенникам его похоронить, заметивши, что в этом он не будет подражать Цинне и Марию в Риме, которые присудили многих к смерти, а кроме смерти, лишили их еще и погребения. Войско Фимбрии, перешедшее к нему, он принял и соединил со своим, а Куриону приказал вернуть Никомеда в Вифинию, а Ариобарзана в Каппадокию. Он сделал обо всем доклад сенату, делая вид, что он не объявлен врагом отечества.
61. Установив порядок в самой провинции Азии, он хиосцам, ликийцам, родосцам, жителям Магнесии и некоторым другим, либо в награду за их помощь, либо за то, что, желая ее оказать, они многое претерпели ради него, предоставил свободу и дал титул друзей римского народа. Во все же остальные места он разослал войско. Рабам, которым раньше Митридат предоставил свободу, он велел тотчас же вернуться к своим господам. Так как многие не повиновались и многие города еще не подчинялись ему, то между массами свободных и рабов происходила резня по различным поводам; стены многих городов были снесены, и жители Азии в большом количестве были проданы в рабство, а их страны разграблены. Жестоко он наказал державшихся «каппадокийской ориентации», отдельных лиц и целые города, из них особенно жителей Эфеса, которые в позорной угодливости надругались над приношениями римлян. Сверх всего этого, Сулла издал приказ, чтобы пользующиеся значением в городе люди в назначенный день явились к Сулле в Эфес. Когда они собрались, то с высоты ораторской кафедры он произнес им следующую речь:
62. «В первый раз мы пришли в Азию с войском в тот момент, когда Антиох, царь Сирии, грабил вас. Изгнав его и установив границами его царства реку Галис и Тавр, мы не взяли вас под свою власть, хотя после него вы стали нашими подданными, но оставили вас автономными, только некоторых отдали Эвмену и родосцам, нашим союзникам в той войне, притом не с тем, чтобы они платили им подати, но чтобы они были под их покровительством. Доказательством этого служит то, что когда ликийцы стали в чем-то обвинять родосцев, мы их отделили от них. Так вот как мы отнеслись к вам. Вы же, когда Аттал Филометор по завещанию оставил нам свое царство, вместе с Аристоником в течение четырех лет сражались с нами, пока и Аристоник не был взят в плен и большинство из вас не было доведено до крайности и охвачено страхом. Однако, действуя даже таким образом, за 24 года вы дошли до высокой степени благосостояния и блеска как в жизни и привычках частного обихода, так и в государственных учреждениях; но вследствие мира и роскоши жизни вы вновь обнаглели, и выждав момент, когда мы были заняты делами в Италии, одни из вас призвали к себе Митридата, другие соединились с ним, когда он пришел. Но что особенно отвратительно, — вы согласились вместе с ним в один день избить всех италийцев с их детьми и матерями и даже во имя ваших богов не пощадили бежавших в храмы к святым алтарям. За это вы получили известное возмездие и со стороны самого Митридата, проявившего коварство по отношению к вам и наполнившего ваши города убийствами и конфисковавшего ваше имущество; он совершил раздел земель, уничтожил долги и освободил рабов, над некоторыми из вас он поставил тиранов и в широких размерах допустил и на суше и на море разбой, так что вы сразу можете видеть на себе и сравнивать, чье покровительство вы предпочли бы. Некоторые зачинщики получили возмездие и от нас. Но нужно возложить ответственность за все содеянное и на вас всех сообща. Конечно, она должна была бы быть подобной тому, что вы совершили. Но да не придут никогда на мысль римлянам ни такие нечестивые избиения, ни безумные конфискации или подстрекательства к восстанию рабов, или другие варварские поступки. Щадя племя и имя эллинов и их славу в Азии, ради столь дорогого для римлян своего доброго имени, я предписываю вам только внести немедленно налоги за пять лет и уплатить военные расходы, которые уже произведены мною и которые у меня еще будут, пока я приведу в порядок все остальное. Я лично распределю их в отдельности по городам и назначу срок для взносов, а на тех, кто этого не выполнит, я наложу наказание, как на врагов».
63. После этой речи он распределил между послами штраф и стал посылать людей для взыскания денег. Так как солдаты нажимали, применяя насилие, то города, не имея средств и занимая под огромные проценты, стали закладывать ростовщикам кто театры, кто гимнасии, кто свои укрепления и гавани и всякое другое общественное достояние. Так были собраны и доставлены Сулле деньги, и несчастьями была исполнена Азия до предела: на ее берега совершенно открыто нападали многочисленные разбойничьи шайки, что напоминало скорее военные походы, чем разбойничьи налеты. В прежнее время их выпустил в море Митридат, когда он опустошал все, что он не надеялся удержать в своей власти на долгое время; тогда же их развелось огромное количество, и они открыто нападали не только на плывущих, но и на гавани, местечки и даже города. На глазах у Суллы они захватили Наксос, Самос12, Клазомены и Самофракию, а святилище Самофракии ограбили они, как считают, на 100 талантов, Сулла же или сознательно оставив их претерпевать такие насилия, как совершивших преступление (против римлян), или побуждаемый беспорядками в Риме, с большей частью своего войска отплыл в Грецию, а оттуда в Италию. То, что касается Суллы, у меня описано в гражданских войнах.
64. Вторая же война между римлянами и Митридатом началась вот с чего. Сулла оставил в Азии Мурену с двумя легионами, бывшими у Фимбрии, чтобы привести в порядок остальные дела в Азии; но Мурена издевательским образом искал поводов к войне, охваченный жаждой триумфа; а Митридат, уйдя в Понт, воевал с колхами и жителями Боспора, отпавшими от него. Колхи просили его дать им царем сына его, Митридата, и, получив его, тотчас подчинились. Но так как у царя возникло подозрение, что это произошло по плану его сына, желавшего стать царем, то он, призвав его к себе, заключил в золотые оковы и немного спустя казнил его, хотя он оказал ему большую пользу в Азии при столкновениях с Фимбрией. Против же жителей Боспора он начал строить большой флот и готовить огромное войско, при этом размах приготовлений сразу создал впечатление, что все это собирается не против боспорцев, но против римлян. В самом деле, он ведь не отдал еще Ариобарзану всей Каппадокии, но некоторые части ее он и тогда продолжал удерживать за собою. Он стал подозрительно относиться и к Архелаю за то, что он в переговорах в Элладе уступил Сулле больше, чем было нужно. Заметив это и испугавшись, Архелай бежал к Мурене и, подстрекая его, убедил его первым напасть на Митридата. И действительно, Мурена тотчас же через Каппадокию напал на Команы, очень большое поселение, бывшее под властью Митридата, с чтимым и богатым храмом, убил несколько всадников Митридата, а его послам, ссылавшимся на договор, ответил, что этого договора не видал (дело в том, что Сулла не закрепил письменно договора, но, подтвердив свои слова делом, удалился из Азии). Сказав это, Мурена тотчас же стал заниматься грабежом, не воздержавшись даже от храмовых денег; зиму он провел в Каппадокии.
65. Митридат отправил в Рим к сенату и к Сулле послов, жалуясь на образ действия Мурены. А тот тем временем, перейдя реку Галис, большую и бывшую тогда для него особенно труднопроходимой из-за дождей, быстро прошел по 400 деревням Митридата; царь нигде не встречался с ним, но ожидал возвращения посольства. Нагруженный большой добычей, Мурена вернулся во Фригию и Галатию. Тут посланный к нему из Рима по жалобам Митридата Калидий не передал ему никакого постановления, но с трибуны среди собравшегося народа официально сказал ему, что сенат велит ему воздерживаться от нападения на царя, так как с ним заключен договор. После этого заявления Калидия видели беседующим с Муреной с глазу на глаз; Мурена, не отказавшись ни в чем от своего намерения, даже после этого двинулся на землю Митридата. Тогда Митридат, считая, что римляне явно ведут с ним войну, велел Гордию напасть на деревни (по ту сторону реки). Гордий тотчас же захватил много рабочего и вьючного скота, людей, как простых, так и солдат, и стал лагерем против самого Мурены, имея между ним и собой реку. Ни тот, ни другой не начинали, пока не пришел Митридат с гораздо большим войском, и тотчас около реки произошел сильный бой. Одержав победу, Митридат перешел реку, оказавшись и во всем остальном сильнее Мурены. Мурена бежал на сильно защищенный холм, а когда царь попытался напасть на него и здесь, он, понеся большие потери, бежал по горным местам во Фригию, по непроезжей дороге, под стрелами врагов, с большими трудностями.
66. Молва об этой победе, столь блестящей, столь решительной с самого начала, быстро распространилась и привлекла многих на сторону Митридата. Митридат, заставив бежать или изгнав из Каппадокии все гарнизоны Мурены, принес Зевсу-Воителю по обычаю отцов жертву на высокой горе, воздвигнув на ее вершине другую вершину из дерева, еще более высокую. Первыми несут на эту вершину дрова цари; положив их, кладут на них другой круг, более короткий по окружности; на самый верх они возлагают молоко, мед, вино, масло и всякие курения, а на равнине они устраивают для присутствующих угощение, состоящее из хлеба и всяких приправ (такого рода жертвоприношения совершаются и в Пасаргадах персидскими царями), затем они зажигают дерево. Этот горящий костер, вследствие своей величины, виден плывущим издали на расстоянии тысячи стадий, и говорят, что приблизиться сюда в течение многих дней невозможно: так раскален воздух.
Митридат совершал это жертвоприношение по отеческому обычаю. Сочтя недопустимым, что ведется война против Митридата, заключившего договор с римлянами, Сулла отправил Авла Габиния, чтобы передать Мурене прежний строгий приказ не воевать с Митридатом, а Митридата и Ариобарзана примирить друг с другом. При этой встрече Митридат просватал свою четырехлетнюю дочь за Ариобарзана, и под этим предлогом он договорился владеть тем, что из Каппадокии было в его руках, а сверх этого присвоил и другие части этой страны, угощал всех и назначал всем денежные награды за лучшие тосты, угощения, шутки и песни, как он это обыкновенно делал. Только один Габиний не прикасался ни к чему. Так прекратилась вторая война Митридата с римлянами приблизительно на третий год.
67. Пользуясь спокойствием, Митридат постарался овладеть Боспором и назначил боспорцам в качестве правителя одного из своих сыновей, по имени Махару. Напав на живших севернее колхов ахейцев, которых считают заблудившимися при возвращении из Трои, и потеряв две трети своего войска в сражениях, от мороза и засад, он возвратился назад и послал в Рим уполномоченных, чтобы подписать договор. Послал и Ариобарзан, по собственному ли почину или по чьим-либо настояниям, с жалобой, что он не может получить Каппадокии, но что боvльшую часть ее Митридат еще отнимает у него. Вследствие приказа Суллы отдать ему Каппадокию, Митридат ему отдал и отправил второе посольство для заключения договора. Так как Сулла уже умер и так как, вследствие большого количества дел, преторы не дали его послам аудиенции в сенате13, то Митридат подговорил своего зятя Тиграна напасть на Каппадокию как бы по собственной инициативе. Эта хитрость не укрылась от римлян; армянский царь, полонив Каппадокию, вывел в Армению до 300.000 человек и поселил их вместе с другими в местности, где он впервые надел на себя корону Армении и которую он по своему имени назвал Тигранокертой, а это должно означать «город Тиграна».
68. Таковы были дела в Азии. В это время Серторий, правитель Иберии, устроил так, что сама Иберия и все окружные области отпали от римлян; из своих сотрудников он собрал совет, наподобие сената. Двое Люциев из числа тех, которые восстали вместе с ним, Магий и Фанний, стали убеждать Митридата заключить союз с Серторием, внушая ему большие надежды относительно Азии и ближайших к ней племен. Убежденный ими, Митридат отправил послов к Серторию. Последний ввел их в свой сенат и преисполнился гордостью, полагая, что слава о нем достигла даже Понта и что он сможет осадить римлян и с запада и с востока. С Митридатом он договаривался о том, что даст ему Азию, Вифинию, Пафлагонию, Каппадокию и Галатию, и в качестве главнокомандующего послал ему Марка Вария, а советниками обоих Люциев, Магия и Фанния. С ними Митридат начал третью и последнюю войну с римлянами, в которой он потерял все свое царство, так как Серторий умер в Иберии, а из Рима были посланы против него сначала Лукулл, бывший начальником морских сил Суллы, а потом Помпей, при котором все области, бывшие во власти Митридата, и соседние с ними вплоть до реки Евфрата, перешли во власть римлян под предлогом и в силу войны с Митридатом.
69. Митридат не раз уже на опыте познакомившись с римлянами, считал, что война, начатая им безо всякого повода и так скоро, и на этот раз будет особенно непримиримой; он поэтому позаботился обо всех приготовлениях, так как считал, что теперь столкновение будет решающим. Остаток лета и целую зиму он заготовлял лес, строил корабли и готовил оружие и собрал в разных местах побережья до 2.000.000 медимнов хлеба. В качестве союзников к нему присоединились, кроме прежних войск, халибы, армяне, скифы, тавры, ахейцы, гениохи, левкосуры и те, которые живут на землях так называемых амазонок около реки Термодонта. Такие силы присоединились к прежним его войскам из Азии, а когда он перешел в Европу, то присоединились из савроматов так называемые царские, язиги, кораллы, а из фракийцев те племена, которые живут по Истру, по горам Родоне и Гему, а также еще бастарны, самое сильное из них племя. Такие силы получил тогда Митридат из Европы. И собралось у него всего боевых сил, пехоты около 140.000, а всадников до 16.000. Кроме того, следовала за ним большая толпа проводников, носильщиков и купцов.
70. С наступлением весны, проведя испытание своего флота, он совершал установленное жертвоприношение Зевсу-Воителю, а в честь Посейдона он бросил в море пару белых коней; затем он поспешил в Пафлагонию; начальниками его войска были Таксил и Гермократ. Когда он прибыл туда, он произнес речь перед войском, прославляя своих предков и восхваляя самого себя, говоря, что свое царство, бывшее маленьким, он сделал огромным и лично ни разу не был побежден римлянами. Затем он высказал обвинение против римлян в корыстолюбии и жадности, под гнетом которой стонет порабощенная Италия и сама их родина. Кроме того, о последнем договоре он заявил, будто римляне не хотят оформить его письменно, выжидая удобного момента, чтобы вновь напасть на него. Возлагая на них вину за данную войну, он отметил силу своего войска и его снаряжения, указал на то, что римляне сейчас заняты серьезной войной с Серторием в Иберии, а в Италии идет междоусобная война. «Поэтому, — сказал он, — они не обращают внимания и на море, уже долгое время находящееся во власти морских разбойников, и нет у них никакого союзника, и никто по доброй воле не является их подданным. Разве вы не видите, — сказал он, — показывая на Вария и на обоих Люциев, что лучшие из них — враги своему отечеству и союзники нам?».
71. Сказав так и воспламенив свое войско, Митридат напал на Вифинию, где недавно умер Никомед бездетным и оставил свое царство по завещанию римлянам. Правителем ее был Котта, человек в военном деле слабый; он бежал в Халкедон с тем войском, которое у него было. Вифиния тотчас же оказалась под властью Митридата. Со всех сторон римляне стали сбегаться к Котте в Халкедон. Когда Митридат двинулся и против Халкедона, то Котта в своей бездеятельности не вышел против него, начальник же его морских сил, Нуд, с некоторою частью войска занял наиболее укрепленные пункты на равнине, но, изгнанный оттуда, бежал к воротам Халкедона, одолев с большим трудом много препятствий. Около ворот произошла сильная толкотня, так как все вместе торопились прорваться в ворота. Поэтому ни одна стрела преследовавших не пропадала даром. Когда же и стража, стоявшая у ворот, испугавшись, опустила на них запоры неожиданно14, то Нуда и некоторых из других начальников они подняли кверху при помощи ремней, другие же погибли, находясь между врагами и друзьями, простирая руки к тем и другим. Митридат, пользуясь таким благоприятным поворотом судьбы, повел в тот же день свои корабли на гавань и, разорвав заграждения, состоящие из медных цепей, сжег из неприятельских кораблей четыре, а остальные 60 захватил на буксир, причем ни Котта, ни Нуд не оказывали ему в этом сопротивления, но сидели, запершись в стенах. Из римлян было убито до 3000, в том числе один из сенаторов, Люций Маллий, а у Митридата погибло 20 человек из бастарнов, первыми ворвавшихся в гавань.
72. Люций Лукулл, выбранный консулом и главнокомандующим в этой войне, двинулся из Рима с одним легионом и, присоединив два других, бывших у Фимбрии, и к ним набрав еще два, всего имея 30.000 пехоты и около 1600 всадников, стал лагерем около Митридата под Кизиком. Узнав через перебежчиков, что войско царя равняется приблизительно 300.000, а продовольствие или собирается солдатами, или получается с моря, Лукулл сказал окружающим его, что скоро он захватит неприятелей без боя, и велел им попомнить это обещание. Увидав гору, удобную для устройства лагеря, откуда, как он считал, он сумеет легко получать продовольствие, а врагов отрежет от подвоза, он попытался захватить ее в надежде отсюда добиться победы без риска. Так как на эту гору вел один только узкий проход, то Митридат усиленно охранял его: так советовал ему Таксил и другие полководцы. Люций же Магий, послуживший посредником между Серторием и Митридатом, теперь, когда Серторий был уже убран с дороги, стал тайно сноситься с Лукуллом и, получив от него обещание безопасности, стал советовать Митридату не обращать внимания, если римляне пойдут и станут лагерем, где им угодно. Он говорил, что два легиона, бывшие под начальством Фимбрии, хотят перейти на его, Митридата, сторону и тотчас соединиться с царем, так чего же ему стремиться к бою и кровопролитию, если он может без боя победить врагов. Ничего не подозревая, Митридат безрассудно согласился с его доводами и не помешал римлянам безопасно пройти через теснины и укрепить против него высокую гору. Владея ею, римляне могли безопасно подвозить с тылу продовольствие; что же касается Митридата, то они рассчитывали, что озером, горами и реками они отрежут его от всяких возможностей подвоза провианта по суше, разве только с трудом ему удастся кое-что получать: у него не было уже широких проходов, а атаковать Лукулла он уж не мог из-за недоступной позиции, завладеть которой он сам пренебрег. Так как приближалась зима, то следовало ожидать, что доставка по морю окажется затруднительной. Видя все это, Лукулл напомнил друзьям о своем обещании и указал, что тогдашнее предсказание исполнится с минуты на минуту.
73. Митридат, может быть, и тогда еще мог, благодаря численности своего войска, пробиться через середину врагов; но он не захотел этого сделать; с теми сооружениями, которые он сделал для осады, он напал на Кизик, решив, что этим он одновременно исправит и свою плохую позицию, и недостаток снабжения. Так как при его большом войске у него был избыток в людях, то он делал на город нападение всякими способами, отделив гавань двойной стеной и окружив рвами остальные части города. Он насыпал много насыпей, выстроил много осадных машин, башен и «черепах» для таранов, воздвиг осадную машину в сто локтей, с которой поднималась вторая башня с катапультами, бросавшая в город камни и другие метательные снаряды. В гавани две связанные между собой пентеры несли на себе еще башню, с которой выкидывался мост при помощи особого приспособления, когда она приближалась к стенам. Когда у него было все готово, то прежде всего он подвез на кораблях к городу 3000 кизикийцев-пленников, которые, простирая руки к стенам, умоляли пощадить своих сограждан, подвергающихся такой опасности, пока, наконец, военачальник кизикийцев Писистрат не велел со стены им объявить, чтобы они терпеливо выносили случившееся с ними, раз они стали пленными.
74. Когда Митридату не удалась эта попытка, он двинул к стенам бывшую у него на кораблях машину; внезапно с нее упал на стену мост, и по нему четверо воинов перебежали на укрепления. Пораженные вначале этим совершенно новым для них явлением, кизикийцы было немного отступили, но так как за этими четырьмя другие не последовали немедленно, они пришли в себя и столкнули со стены этих четырех, а бросая на корабли огонь и смолу, заставили их грести обратно и отступать, пятясь задом со своим сооружением. Так кизикийцы одержали победу над теми, кто пытался напасть на них с моря. В тот же день была сделана против них третья попытка нападения: с суши были двинуты против них одновременно все осадные сооружения, и кизикийцы попали в тяжелое положение, так как они все время перебегали с места на место, помогая угрожаемым пунктам. В таранах они камнями разбивали бревна, петлями отклоняли в сторону или шерстяными плетенками ослабляли их силу; метательные снаряды с огнем они встречали водой и уксусом, другим же они противопоставляли одежды и ненатянутые куски материй и прекращали их полет; вообще они не упускали ничего, доступного храбрым мужам. Хотя они всем этим бедам противостояли с исключительной стойкостью, однако часть стены у них была сожжена и к вечеру упала. Но никто (из войск Митридата) не успел прорваться через горящие развалины, ночью же кизикийцы тотчас восстановили стену, а возникшая в те же дни сильная буря разбила и остальные сооружения царя.
75. Говорят, что город Кизик был дан Зевсом в качестве приданого за его дочерью Корой; из всех богов кизикийцы почитают ее больше всего. Когда подошел ее праздник, в который они приносят ей в жертву черную корову, за неимением таковой они вылепили корову из хлеба, но вот черная корова приплыла к ним из моря и, пройдя через запоры гавани, вбежала в город и сама совершила путь в святилище и стала у жертвенника. Кизикийцы и принесли ее в жертву, окрыленные лучшими надеждами. Друзья советовали Митридату удалиться, так как город явно под божеским покровительством. Он их не послушался, но удалился на лежащую над городом гору Диндим и с нее стал вести свой подкоп в город, соорудил башни и подкопами расшатал стены. Своих коней, которые тогда были ему бесполезны, ослабевших от бескормицы и охромевших, так как они сбили себе копыта, он отправил окружным путем в Вифинию. Когда они переправлялись через реку Риндак, напавший на них Лукулл взял 15.000 человек пленных, около 6000 коней и много вьючного скота.
Вот что было под Кизиком; в это время Эвмах, полководец Митридата, быстро пройдя по всей Фригии, убил многих римлян с их детьми и женами, подчинил писидов, исавров и Киликию, пока, наконец, один из тетрархов Галатии, Дейотар, не напал на него при его продвижении и многих убил.
76. Вот что было во Фригии; наступившая зима отняла у Митридата возможность подвоза продовольствия также и с моря, если такой вообще был возможен, так что войско его совсем голодало, многие умирали, а некоторые по варварскому обычаю поедали человеческие внутренности; иные же, питаясь травой, заболевали. Их трупы, брошенные поблизости без погребения, вызвали чуму к довершению голода. Однако Митридат упорно держался, надеясь еще, что он возьмет Кизик при помощи тех подкопов, которые он вел с Диндима. Но когда жители Кизика подрыли ему и эти подкопы и сожгли машины и, видя его голод, часто делали вылазки и нападали на врагов, уже ослабевших, тогда Митридат, наконец, задумал бегство, и ночью бежал сам на кораблях в Парос, а его войско — сухим путем в Лампсак. Когда они переходили реку Эсеп, очень сильно разлившуюся, то и от реки, и от нападения Лукулла они понесли большие потери.
Так жители Кизика, несмотря на большие приготовления царя, избежали гибели, благодаря тому, что и они со славою защищались, и Лукулл теснил его голодом. Они установили в честь Лукулла празднества и до сих пор их справляют, так называемые «Лукуллии». Всех бежавших в Лампсак, ввиду того, что они еще были осаждены Лукуллом, Митридат, послав корабли, вывез к себе вместе с жителями Лампсака. Десять тысяч отборных воинов на пятидесяти кораблях оставив в распоряжении Вария, присланного к нему от Сертория в качестве главнокомандующего, а также Александра из Пафлагонии и Дионисия-евнуха, сам с большинством отплыл в Никомедию. Поднявшаяся буря погубила многих и в том, и в другом флоте.
77. Когда Лукулл выполнил свой план войны на суше при помощи голода, он собрал корабли из провинции Азии и передал их бывшим под его начальством полководцам. Отправившись с флотом, Триарий взял Апамею и произвел ужасное избиение апамейцев, сбежавшихся под защиту храмов. Барбас взял Прусиаду около горы, захватил и Никею, так как гарнизон Митридата бежал. Лукулл у Ахейского залива захватил тринадцать неприятельских судов. Вария, Александра и Дионисия он захватил у Лемноса, на пустынном берегу, — на нем показывают жертвенник Филоктету, медную змею, лук, стрелы и панцирь, обвязанный повязками, как воспоминание о его страданиях; он двинулся против них с большим шумом и без всяких предосторожностей, но, так как они спокойно оставались на месте, он приостановил продвижение, подсылая по два корабля, вызывал их, чтобы они выплыли в море. Так как они не двигались, но защищались с суши, он объехал остров на других кораблях и, высадив на него пехоту, загнал врагов на корабли. Но они не вышли в море, боясь войска Лукулла, но плавали около земли; и поэтому, оказавшись под вражескими ударами с обеих сторон, они были переранены, и многие были убиты или бежали. В пещере были захвачены скрывшиеся Варий, Александр и Дионисий-евнух. Из них Дионисий, выпив, как полагают, яд, тотчас же умер; Вария Лукулл приказал убить: он считал, что римлянин и сенатор не должен идти в триумфе. Александра же он сохранил для торжественной процессии. Обо всем этом Лукулл послал доклад в Рим, обвязав послание веткой лавра, как это принято при победах, а сам устремился в Вифинию.
78. Когда Митридат плыл в Понт, его застигла страшная буря; от нее он потерял людей до десяти тысяч и около шестидесяти кораблей; остальные были разбросаны, куда кого буря занесла. Сам царь, так как его царский корабль был разбит бурей, перешел, вопреки советам друзей, на легкое судно морских разбойников; они невредимо доставили его в Синоп, а оттуда он отправился в Амис на буксире и отправил послов к своему зятю, Тиграну, царю Армении, и к своему сыну, Махару, правившему в Боспоре, побуждая и того, и другого оказать ему помощь. А к соседним с ним скифам он велел Диоклу отнести золото и много даров. Диокл же с этими дарами и со всем золотом перебежал к Лукуллу. Лукулл, ввиду своей победы смело двигаясь вперед и подчиняя себе все, что попадалось ему на пути, грабил эту страну. Так как эта область была вообще богатой и долгое время не испытывала войны, то тотчас рабы здесь стали продаваться по 4 драхмы, бык по одной, пропорциональна была стоимость коз, овец, одежды и всего остального. Лукулл окружил и осадил Амис и Евпаторию, которую Митридат построил около Амиса и назвал по своему имени Евпаторией и считал своей резиденцией, а другим войском — Темискиру, которая получила свое имя от одной из амазонок и находится на реке Термодонте. Осаждавшие жителей Темискиры выстроили против них башни, насыпали большие насыпи и вырыли подземные ходы столь большие, что в них под землей большими отрядами вступали друг с другом в рукопашный бой. Жители же Темискиры, сделав сверху в эти ходы отверстия, пускали туда против работающих медведей и других диких животных, а также рои пчел. Те же, которые осаждали Амис, претерпевали другие трудности, так как жители Амиса сильно отбивались от них, часто выбегали из-за стен и вызывали на единоборство. Митридат посылал им большое количество продовольствия, оружия и войска из области кабиров, где он сам зимовал и собирал другое войско. И к нему собиралось до 40.000 пеших и 4000 конницы.
79. С наступлением весны Лукулл через горы двинулся против Митридата. У Митридата были выставлены передовые отряды, чтобы задерживать Лукулла и, тотчас же зажегши огонь, дать ему знать, если что-нибудь случится. Начальником этого сторожевого отряда был у Митридата человек из царского рода, по имени Феникс. Когда Лукулл стал приближаться, он, правда, дал знать Митридату огневым сигналом, но сам со своими силами перешел к Лукуллу. Лукулл, безбоязненно уже пройдя через горы, спустился к Кабире. Когда у него там произошла конная битва с Митридатом, он был побежден и ушел обратно в горы. Начальник же его конницы, Помпоний, был ранен и доставлен к Митридату. На вопрос царя: «Чем бы ты мог отблагодарить меня, если я не лишу тебя жизни?», он ответил: «Если бы ты был другом Лукулла, то очень многим; если бы ты остался Лукуллу врагом, то я не буду даже советовать». Так ответил Помпоний; когда варвары требовали убить его, царь ответил, что он не проявит насилия против доблести, попавшей в тяжелое положение. Не раз он выводил войско, но, так как Лукулл не спускался для боя, он, перейдя перевал, пытался напасть на него. В это время некий начальник, скиф родом, по имени Олкаба, давно уже перебежавший к Лукуллу, спасший во время этой конной битвы многих и за это награжденный Лукуллом допущением к столу полководца, правом высказывать суждения и участвовать в тайных совещаниях, подошел к палатке Лукулла, когда тот в полдень отдыхал, и потребовал, чтобы его впустили. На поясе у него, как всегда, был надет обычный короткий кинжал. Так как его не допустили, он вознегодовал и сказал, что крайне важное дело заставляет его разбудить полководца; но слуги Лукулла ответили, что для Лукулла самое важное сейчас быть здоровым; тогда он тотчас же вскочил на коня и ускакал к Митридату — потому ли, что он покушался на Лукулла и ему показалось, что его подозревают, или под влиянием гнева, считая, что с ним поступили дерзко. Митридату он сообщил о другом скифе, по имени Собадак, что тот собирается перебежать к Лукуллу. Собадак был захвачен.
80. Лукулл же, избегая спускаться в равнину, пока враги превосходили его силой конницы, и не видя другого обхода, нашел в пещере охотника, знающего горные тропы, и, пользуясь им как проводником, по непроходимым дорогам прошел над головою Митридата и спустился вниз, избегая и здесь равнины из-за конницы, и стал лагерем, имея перед собою в качестве защиты овраг, по которому протекал ручей. Чувствуя недостаток в продовольствии, он послал за хлебом в Каппадокию, а с врагами вел все время перестрелку; но, когда несколько из царских отрядов бежало, Митридат, двинувшись из своего укрепленного лагеря, укорами заставил своих солдат повернуть назад и навел на римлян такой страх, что они бежали вверх, в горы, не замечая, что враги остались далеко позади, но каждый думал, что бегущий вместе с ним или следующий за ним позади является врагом: так сильно были они перепуганы. А Митридат разослал повсюду письменные извещения об этой победе. Большую часть своей конницы, при этом наиболее боеспособную, он велел поместить в засаде против тех, которые доставляли продовольствие Лукуллу из Каппадокии, надеясь, что, оказавшись без провианта, Лукулл испытывает то же, что он сам испытавал под Кизиком.
81. План был хорош — отрезать Лукуллу подвоз съестных припасов, которые он мог получать из одной только Каппадокии. Но всадники царя, встретившись с авангардом отряда, доставлявшего продовольствие, в узком проходе и не дождавшись, чтобы они вышли на широкую равнину, сами для себя, как это и естественно в узком проходе, сделали коней бесполезными. За это время и римляне, успев из путевой колонны выстроиться в боевой порядок, одних из воинов царя убили, так как пешим помогла узость прохода, других загнали в горы, третьих рассеяли, обратив в бегство. Лишь немногие ночью прибежали в лагерь, утверждая, что только они одни остались в живых; они распространили преувеличенное представление об этом поражении, которое было немалым. Митридат, узнав об этом раньше Лукулла и считая, что при таком поражении конницы Лукулл тотчас же нападет на него, испугался и задумал бежать; тотчас он сказал о таком своем решении своим друзьям по палатке, а они, прежде чем был дан приказ, еще ночью поспешили каждый выслать свой багаж из лагеря. У ворот столкнулось большое количество вьючных животных; войско увидало все это и узнало кто увозит свой багаж; предполагая, что произошло что-либо еще более страшное, воины со страхом и с негодованием, что им ничего не было объявлено, бросились к укреплениям лагеря, стали их разрушать и разбегаться из равнины во все стороны, безо всякого порядка, куда кто мог, без приказа своего военачальника или ближайшего командира. Митридат, заметив, что происходит беспорядочное и поспешное бегство, выбежал к ним из своей палатки и пытался что-то сказать; но его уже никто не слушал; затертый в толпе и сбитый с ног, он упал. Тогда он вскочил на коня и с немногими ускакал в горы.
82. Узнав об удачном исходе доставки провианта и произошедшей битве, видя бегство врагов, Лукулл послал большое количество всадников преследовать убегающих, а тех, которые еще собирались в лагере, он окружил пехотой и велел в данный момент не грабить ничего, но убивать всех беспощадно. Но когда римские солдаты увидали много золотых и серебряных сосудов и дорогих одежд, они забыли об этом приказании. Даже те, которые вот-вот должны были захватить самого Митридата, ударив по клади одного из мулов, несшего золото, и увидав посыпавшееся золото, занявшись им, набросились на него и позволили Митридату бежать в Команы, откуда он с двумя тысячами всадников бежал к Тиграну. Хотя Тигран не допустил его к себе на глаза, но приказал держать его с почетом, как полагается царю в своих имениях. Тогда Митридат, потеряв совершенно надежду на сохранение своего царства, послал в свой дворец евнуха Бакха с тем, чтобы он убил его сестер, жен и наложниц, каким только путем он сможет. И действительно, они погибли от меча, яда и петли. Видя это, начальники гарнизонов Митридата массами стали переходить на сторону Лукулла, за исключением немногих. Лукулл подчинил их одного за другим, а затем, плывя с флотом, забирал припонтийские города: Амастриду, Гераклею и другие.
83. Синопа еще крепко держалась против Лукулла, и ее жители продолжали неплохо сражаться с ним на море. Когда же он осадил их город, они сожгли более тяжелые из своих кораблей и, взойдя на более быстроходные, бежали. Но Лукулл тотчас же дал свободу городу благодаря сновидению, которое было следующим. Говорят, что Автолик, ходивший вместе с Гераклом походом против амазонок, бурей был занесен в Синопу и овладел городом; у синопцев была чтима его статуя, которую жители Синопы не успели захватить во время бегства, но закрыли ее льняными покрывалами и парусами. Лукулл ничего об этом не знал и даже не предполагал; и вот ему приснилось, что он видит Автолика, позвавшего его. Когда на следующий день эту статую, всю закутанную, принесли к Лукуллу, он велел ее развернуть и увидал точь-в-точь такого, который, казалось ему, явился во сне. Таково было это сновидение. Вслед за Синопой Лукулл заселил и Амис, жители которого тоже бежали морем; он узнал, что город был колонией афинян, когда они были властителями морей, и что он долгое время пользовался демократическим правлением, а потом попал под власть персидских царей; получив затем в силу приказания Александра демократическое правление, он вновь был порабощен понтийскими царями. Лукулл, сочувствуя Амису за все это и соревнуясь с Александром в своих милостях к людям афинского племени, сделал город автономным и поспешил быстро созвать назад жителей Амиса. Так опустошил и вновь заселил Лукулл Синопу и Амис; а с Махарой, сыном Митридата, царствовавшим в Боспоре и приславшим ему золотой венок, он заключил дружбу; от Тиграна же он стал требовать выдачи Митридата. Затем сам он вернулся в провинцию Азию, еще не выплатившую сумм, наложенных Суллой, и установил подать в размере четвертой части с плодов земли, и налоги с рабов и с домов. И он принес победные жертвы, как будто война у него была совершенно закончена.
84. После этих жертвоприношений он двинулся против Тиграна, не выдававшего ему Митридата, с двумя отборными легионами и пятьюстами всадников. Перейдя Евфрат, он продвигался, требуя от варваров только поставки предметов первой необходимости: эти люди с ним не воевали и не хотели нести какие-либо тяготы, пока Лукулл и Тигран не разрешат между собою спора. Тиграну никто не сообщал о вторжении Лукулла, а первый, сказавший ему об этом, был им повешен, так как он счел, что этот человек хочет вызвать среди его городов волнение. Когда же, наконец, он это заметил, он выслал вперед Митробарзана с двумя тысячами конницы, чтобы задержать продвижение Лукулла. Он поручил Манкею охранять Тигранокерту, — этот город, как я указал раньше, царь заложил и выстроил в этом месте в честь себя; сюда собрал он знатнейших лиц своего государства, угрожая при этом, что все то, что они не возьмут с собою, будет конфисковано. Он окружил город стенами высотой 50 локтей, в толще их было устроено много лошадиных стойл; в предместье города он воздвиг дворец с большими парками, с охотничьими левами и озерами. Рядом было воздвигнуто сильное укрепление. Поручив все это наблюдению Манкея, он отправился собирать войско по окружным областям. При первом же столкновении Лукулл тотчас же обратил в бегство Митробарзана и преследовал его, а Секстилий, осадив Манкея в Тигранокерте, тотчас же разграбил дворец, так как он был неукрепленным, а город с его гарнизоном он окружил рвом, поставил машины и подкопами расшатал стены. Вот чем был занят Секстилий.
85. Тигран, собрав 250.000 пехоты и всадников около 50.000, послал из них около 6000 в Тигранокерту; они прорвались через укрепления римлян к гарнизону и, забрав жен царя, вновь возвратились. С остальным войском сам Тигран двинулся на Лукулла. Митридат, впервые встретившийся тогда с ним, советовал ему не вступать с римлянами в сражение, но, окружая их одной только конницей и опустошая землю, постараться довести их до голода тем же способом, как и сам он под Кизиком, доведенный Лукуллом до истощения, потерял без битвы все свое войско. Тигран, посмеявшись над таким его военным планом, двинулся вперед, готовый вступить в сражение. Увидав малочисленность римлян, он с насмешкой сказал о них: «Если это послы, то их много, если же враги, то их чересчур мало». Лукулл, увидав позади Тиграна удобный холм, приказал коннице нападать на Тиграна с фронта, привлекать (внимание неприятеля) на себя и без сопротивления отступать, чтобы ряды варваров при преследовании расстроились; а сам с пехотой незаметно окольными путями двинулся на этот холм. И когда он увидал врагов, растянувшихся в преследовании на большое пространство и чувствовавших себя как бы победителями, а весь их вьючный скот у себя под ногами, Лукулл громко воскликнул: «Наша победа, о мои храбрые воины!» и первый бегом бросился на вьючный скот. Животные тотчас в беспорядке бросились бежать и навалились на пехоту, а пехота на конницу. Сразу бегство стало всеобщим: те, которые в пылу преследования были увлечены на большое расстояние, когда римские всадники, повернувшись, напали на них, были уничтожены, в ряды других ворвались подгоняемые вьючные животные; как обычно бывает при таком множестве, все сталкивались друг с другом, и так как никто не знал, откуда идет на них гибель, то произошло страшное избиение, ибо никто ничего не забирал: с большими угрозами Лукулл запретил им это, так что на расстоянии 120 стадий они, проходя без внимания мимо браслетов и ожерелий, только убивали, пока не настала ночь. Только тогда они повернули назад и стали обирать убитых; теперь Лукулл им разрешил это.
86. Видя со стен Тигранокерты произошедшее поражение, Манкей разоружил всех греков, которые служили у него наемниками, подозревая их (в готовности изменить); они же, боясь ареста, ходили все вместе с палками в руках и вместе же ночевали; а когда Манкей направил против них вооруженных варваров, то они, намотав платье на левую руку вместо щитов, смело напали на них; оружие убитых они распределили между собой. Когда они по возможности собрали его достаточно, они захватили часть стены между двумя башнями и стали звать римлян, находившихся вне стен, и принимали их, когда они поднимались на стену.
Так была взята Тигранокерта и было разграблено много богатств, так как город был выстроен недавно и заселен с великолепием.