- А кто сильно верит, тому не сделают! Нич?!
- Сделают!
- Не сделают!
- Деда Якима знал? Нет, ты скажи, знал? Кого ему сделали?
- Дак он ко всякому делу с молитвой!
- То-то!
- Деда не тронь! Он б-б-божественный был д-дед!
- Ты постой, ополоснись хододянкой.
- <Кости праведных выброшены из гробов> - это как в Переяславле было, говорят, когда Батый зорил...
- Согрешили...
- Про грех и наш поп ягреневский бает!
- Постой!
- <Кто резы берет>... Чего тако резы?
- Ну, лихву, не понимать! Взаймы под рост серебро дает!
- Дак и етим, как разбойникам?
- В одно уровнял, что тать, что лихоимец! Вот ето верно! Одна масть!
- Кто ворует...
- А нужны дела, а не слова! Стало, и того ся лишить!
- Он всех назвал, и любодеев и пьяниц!
- Я не п-пьян!
- Не пьян, не пьян, ложись только!
- А я во-в-в Владимир-р не ездил!
- Плесни ему, вот так, за ушми потри!
- Ну?!
- И там дальше: князьям и всем, что друг друга зорят, имение отбирают.
- Вот, как и у нас с вашими, княжевецкими, из-за покосов!
- А скажи нет, скажи нет! Ведь вы наши пожни отобрали!
- Первая заповедь: возлюбить друг друга - самая главная. Быть един язык, един народ.
- Ну, мы тут меря!
- А тоже православные, поп-то один! Что в Ягреневе, что в Княжеви, что тут!
- Ну, постой...
- А и верно, дядя Микифор баял: в Орде у их нету воровсьва, промеж собой татары честные...
- Ну, хорошо! А дале, еще чего баял ли?
- И все? Возлюбить друг друга, а тогда само, что ли...
- Нет, скажи! Вот теперича, ежели и наши бояра - дань-то берут!
- А разница есь! Кому и помочь... Может, и так и едак. Вот, Фофан был: надо баранов. А овца не ягнилась еще, у матки. Дак он завсегда подождет! Всего и пождать-то каких недели три, может, пять. А иной: давай - и никаких! А в Орду мало ли наших угнали?
- Посбавить бы дани... Ну, скажем, нельзя. Татарам да своим много нать, а только ты посочувствуй своим-то, своих не зори!
- Ну, спасибо, парень. Как звать-то пискупа? Серапион? Он на Владимир, Суздаль, Нижний... Не у нас! А то бы послухали когды!
- Гуляй! Мы ведь тебя бить хотели...
- Знаю.
- Отколь?
- А понял.
- Ты не серчай!
- А с чего...
- Мы когда и подеремсе, помиримсе. Все свои!
Мизгирь хлопает его по плечу с маху, так, что Федора чуток перекашивает. Все же дает понять, что было бы, начнись драка, а не разговор...
Федор возвращается домой вприпрыжку, радостный и гордый собой, и уже слегка досадует, что не подумал рассказать о слышанном в Володимере зараньше: не для него ж одного говорил все это епископ Серапион!
ГЛАВА 29
Серапион Владимирский умер в исходе того же года. О смерти епископа походя сообщил Грикша. Возили снопы с поля, и у Федора не было даже времени, чтобы присесть и одному, в тишине и одиночестве, пережить и обдумать известие, а было так на душе, словно бы погиб кто-то из родных или очень-очень близких людей.