- Ну-ко, раз грамотный - пиши тута! - приказал он Федору, подвигая ему вощаницы и писало, и Федя, с замиранием сердца приняв то и другое, стал записывать то, что приказывал ему Онфим: название товара и цену. Онфим заглядывал через плечо на Федины старательные, прямо поставленные буквы и, убедясь наконец, что переяславец не сбивается, уже только бросал ему:
- Воротный! Две ногаты с белкой! На ларец два! Четыре куны пиши!
Первый раз, кажется, Федя увидел прямую нужду от своей грамотности. Он взмок от усердия, излишне сильно надавливал на писало, иногда царапая доску, но писал и писал, изредка вспоминая свое учение и подзатыльники брата. Тут бы стоять, дак и подгонять не нать было, у их, видать, без грамоты не проживешь!
- Ты хоть знашь ли про дом-от отцов, цел ли, нет? - спрашивал меж тем Онфим, отпуская очередного покупателя. - Може, там от дома вашего одне головешки!
- Ну, ладно, парень, - сказал он наконец. - Складывай вощаницы и пошли!
- Куда?
- Как куда? Поснидашь с нами, как-никак заработал! С батей перемолвишь, може, и насоветует что!
Он быстро собрал мелкий товар в коробью, засунул вощаницы и выручку в торбу, перемолвил с каким-то мужиком, заступившим его место, и легонько подпихнул Федора, который от смущения приодержался было.
- Вали!
Они выбрались из толкучки торга. Пока выбирались, Онфима несколько раз окликали и раза два даже назвали Олексичем. Словно жениха на свадьбе! - подумал Федя. Впрочем, начав привыкать к местной речи, он уже уловил, что здесь у всех в обычае уважительно именовать друг друга, а не так, как у них на Низу: Федюхами да Маньками. Это тоже отличало Господин Великий Новгород.
Пришли. Отворились резные ворота.
- Наш двор знают! - похвастал Онфим. - Спроси на Рогатице дом Алексы Творимирича, тут тебе всяк укажет! Батько мой.
Федор, глядя на высокие хоромы, только ахал. Вот живут! Поди, и топят по-белому, чисто боярский двор!
- Вота, батя, гостя привел! Не обессудь! - представил его Онфим.
- Здравствуй, молодечь!
Отец Онфима был невысокий, грузноватый, с сильною сединой и лысиной в редких кудрях, с отеками под глазами, но со все еще быстрым взглядом. И когда уселись и Федор посмотрел на Онфима рядом с батькой, то понял, что Олекса Творимирич был в молодости такой же, как сын, - ясноглаз и кудряв. Матка Онфима, грузная, с двойным подбородком, несколько недовольно оглядела Федора, и он невольно поежился.
- Не купечь?
- Не! С обозом я.
- Тверской?
- Переяславськой.
- Етто?..
- Князь Мятрию княгиню привезли. Давеча на Ильмере покачало, баяли.
Матка Онфима сама села за стол. Его бы мать сейчас подавала. И тут у их по-иному. Девку держат! - догадался он.
Ели уху, хозяин угощал:
- Стерляди нашей отведай-ка! Батько-то кто будет?
- Батько убит у его, - подсказал Онфим, - под Раковором.
Олекса Творимирич оживился, глаза блеснули молодо:
- С князем Митрием, говоришь? Я ить тоже! Вота оно, как быват!
- Батя на той рати мало не погиб! - с гордостью пояснил Онфим. - Его из самой сечи вытащили!
Олекса Творимирич принялся вспоминать, расчувствовался даже. Федор во все глаза глядел на человека, который дрался там же, вместе с отцом, быть может, даже говорил с ним или был рядом в бою. Даже Олексиха, хоть и глядела сурово, положила молча ему новый кусок в тарель.
- Дак как, гришь, батьку звали твого? Михалко, Михалко...
- С Олександром ушел, дак ты вспомнишь ле! - подала голос матка Онфима.
Когда уже подали горячий сбитень, Онфим, покраснев, поведал:
- Вот, батя, дело у гостя. У батьки-то у егово хоромина была на Веряже... Дак как ни то ему подмогнуть в ентом дели...
- Грамотка есь! - поспешил пояснить Федор.
- Дак не дите ить! - пожала плечми Олексиха. - Сам пущай и сходит к Подвойскому!
- Ты, мать, не зазри, - мягко остановил Олекса. - Человек молодой, истеряетси тута, с нашими-то приставами да позовницами...
- Дак я сам, конешно... - начал было Федор.
- Сам-то сам, а все погодь, парень, - возразил Олекса Творимирич. Покажи грамотку ту! - Отставив от лица подальше и щурясь, он разбирал грамотку, покивал головой. - Ето мы обмозгуем. Вот цего, Онфим! Тута Позвизда нать!
- Вота уж и Позвизда Лукича мешать, тьпфу! - снова вмешалась матка: Потолкуй с Якуном!
- Ладно, молодечь. Приходи завтра, сделам! Мы с твоим батькой тезки.
Федя ушел окрыленный.
- Будешь всякому шестнику помогать! - не вытерпела Олексиха по уходе Федора.
- Не говори, мать. Где ни то придет еще встретитьце. Все православные люди!
- То-то, православные! Кабы ратитьце с има не пришлось! Цего Дмитрий рать собират?! На корелу?
- Корела нонь к свеям откачнулась, ее не грех и проучить.
- Ну и учили бы сами! Ярославу не дали, дак Митрию топерича...
ГЛАВА 37
В ближайшие дни Федору пришлось помотаться. От работы его никто не освобождал, и вырываться для своих дел приходилось чуть не украдом. Наученный новыми знакомыми он, однако, успел побывать в вечевой избе, вызнал и то, что отцов дом цел и что живет в нем какой-то Иванко Гюргич; упросив своего боярина, успел поговорить о доме и с княжьим тиуном, заручился у него еще одной грамотой и наконец воскресным днем, одолжив, все по той же боярской милости, коня, с некоторым замиранием сердца выехал в дорогу.