Данил, пересердясь про себя, снова улыбнулся широко:
- С этим не умедлю! А ты, Митя, обозы не держи, у меня хлеб по Дмитровской дороге идет.
- Что ж, вези, - сказал без особой радости в голосе, слегка двинув плечами, Дмитрий. - Боярам своим накажу.
Он поднял чару, смотря прямо перед собой, пригорбясь широкими тяжелыми плечами. И Данил поднял свою. Кисло было. Кислым и запили.
ГЛАВА 63
Что деялось в Орде, никто не знал толком. Передавали, что Туданменгу задумал отречься от престола, и в Сарае уже начинается замятня, ссоры за власть. А когда такое начинается в Орде, лучше не лезь. Князь не князь, купец не купец - обчистят, догола разденут, не те, так другие.
Семен Тонильич, однако, сумел и опять добыть в Орде татарскую рать для Андрея. Привел Тураитемиря и Алына с ратными и сам при них пришел воеводою на Русь. Притихшая земля готовилась к новому погрому. Ни ростовские, ни другие какие князья не вступились, выжидали. Жители затворялись в городах или, зарыв хлеб, убегали в леса. Вновь по дорогам потянулись испуганные караваны беженцев. Горько шутили: Так и обыкнем кажну осень в бегах!
Дмитрий стянул рати, став на Переяславской дороге и вспятясь от Владимира. Город тотчас разбежался, едва ли не весь. Впрочем, Семен Тонильич не повел татар на Переяславль, а стал разорять Суздальскую землю.
Где-то, не доезжая Юрьева, сталкивались разъезды, перестреливались, уходили в леса.
Федор оказался в сторожевом отряде. Ему наконец-то впервые довелось надеть отцову кольчугу для дела. Впрочем, они только передвигались, и непонятно было, чего хотят воеводы. То ли загородить путь татарам, то ли увернуться от боя. В конце концов они совсем оторвались от своих. Сторожа была невеликая, с тридцать мужиков-ратников. Брони были только у четверых. Медленно, петляя по проселкам, отряд отодвигался к Переяславлю.
Потеплело. Над уже замерзшей осенней порыжелой землей с растоптанными и снова протаявшими дорогами висел серый туман-морок. Ратники издрогли, костра зажигать было не велено. Жрали сухомятью уже четвертый день. Деревенский народ попрятался, не у кого было спросить и дороги. Татар видали раза три. Напоследях огрешились с татарским разъездом. Напоролись в тумане, те заметили первые. Федор только поспел услышать короткий свист. Оперенная стрела тонко дрожала, впившись в горло передового. Ратник, с недоуменным выражением лица, скрюченными слабеющими пальцами царапая дужку стрелы, боком валился с коня. Не подумав еще ничего, не сумев понять даже, Федор рванул повода. Конь прыжком прянул в сторону, и вся сторожа бестолково ударила в бег. Проскакав с полверсты, остановились в леске. Было стыдно друг друга, мужики отводили глаза, судорожно-громко переговаривались:
- Да, на них бы что-то едако, камни швырять в них!
- Или смолой их поливать горячей, издаля чтоб!
- Вроде греческого огня! - буркнул боярин.
У всех были белые лица, смущенные, бегающие глаза.
- Да, либо свинцом!
- У немцев каки-то есть, огнем пуляют, пыхалки. Грому, бают, от их!
- И нам бы такие завести нать!
- Либо стрелять научиться, как они! - громко сказал Васюк Ноздря, подъезжая к отряду, и сплюнул. - Кинули мужика, мать вашу!
Федор тут только увидел у Васюка на ременном аркане оседланного коня.
- Вы все поскакали, а я пождал в ложке, вижу - конь бежит. Ну, нос высунул: не видать татарвы, коня к кусту, а сам... Саблю снял да колпак. А не дышит уже! Сюда вот, наповал! Нать бы, как отемняет, съездить за им, похоронить хоть...
- Ужотко стемняет! - отозвались излишне скоро мужики. Всем сейчас смерть не хотелось ворочаться.
Озревшись, выехали из леска.
- Да, по-ихнему бы стрелять выучиться, ето любо!
- Ты, Никита, татарский лук видал? Его с непривычки и натянуть некак, а не то что... А они с коня на скаку в птицу попадают.
- А еще нигде им отпору не дали! Что хотят, то и творят!
К вечеру туман просел, стало подмораживать. Остановились за пустой деревней. Нашли сарай с сеном, туда и забились всею дружиной. Лошадей, стреножив, загнали в ложок, выставили сторожу. Двоих послали обшарить деревню, есть ли какой жив человек. Уставшие, в мокрой сряде мужики жались друг к другу, как куры:
- Што мы, робята, ей-ей, словно убеглые отколь!
- Будешь тут убеглым!
Снаружи как-то примолкло и осветлело, мягко, чуть слышно шуршало.
- Снег, что ли, пошел?
- Крупа какая-то!
- Кто у коней? - спросил боярин.
- Щерба с Петюхой!
Вновь все замолкли, посапывая.
Боярин начал выбираться наружу. Созвал двоих, и те, ежась, полезли за ним. Все прочие молча обрадовались, что не им сейчас в ночную стыдь. Боярин вышел, в двери сарая пахнуло холодом и промаячил белый прямоугольник прикрытой снегом земли.
Трое, взнуздав коней, ускакали в дозор.
- Не погинут наши-то мужики?
- Евсеич, бат, не дурак, выведет! - успокоили из угла. Опять надолго замолкли.
- Порушили нам нехристи всюю землю.
- Свой привел!
- А тут и в дому, коли старшого не заслушают, и все пойдет врозь! Так и в земле.
- Мне батька сказывал, бесермены когда сидели по городам, дак на улицах хватали кого попадя...
- Чего батька твой! Я сам видел! - хрипло отмолвил пожилой ратник. Детей уводили, да и нищих, кто по дворам сбират, всех угоняли тоже.
- Разорят сами, а после не моги и хлеба просить!
- А много наших в Орды! Русского полону невестимо сколь!
- А все ж бесермены, те всех хуже! Татары у себя ничего, добры...
- Бесермены лютовали хуже татар, верно! - вновь подал голос пожилой. - Жидовин у нас сидел, живодер сущий! Тогда еще, при Ляксандре...
- А татары их и наставили в те поры!