Но следом за историком явился барлас от Повелителя и повторил указ:
- Узника мамлюка выпустить.
С лязгом волоча длинную саблю и ею постукивая по ступеням, страж пошел, светя фонарем. В фонаре, задыхаясь, вспыхивала оплывшая желтая свеча.
Ибн Халдун шел, не отставая.
Барлас остался наверху ждать их возвращения.
Тимур, послав вслед за Ибн Халдуном своего барласа, сказал Шах-Малику:
- Историк хочет в Каир.
Шах-Малик удивился:
- Разве ему здесь плохо?
- А то бы незачем ему тревожиться о судьбе каирцев.
Шах-Малик промолчал.
Тимур, тылом руки отодвинув "Дорожник", проворчал, глядя куда-то в прорезь окна:
- Силой не возьмешь преданности.
Шах-Малик, тяжело вставая с ковра, согласился:
- Какая уж преданность!
Это была их недолгая передышка в толчее дел.
Шах-Малик опять выглянул на лестницу и из тамошней тесноты вызвал нескольких сподвижников.
Они прошли, отряхивая халаты, помятые в тесноте, словно морщины можно стряхнуть, как соломинки.
Шах-Малик указал место, где надлежит опуститься на ковер. И они сели, поджав под себя ноги.
Дабы начать беседу, один из гостей льстиво восхитился:
- Прекрасен дворец, о милостивый Повелитель!
Тимур ответил, прилежно сохраняя арабские оттенки слов:
- Каср Аль Аблак!..
- Какое прекрасное название!
- А значит оно: либо пестрый, либо пегий. Спрашивают меня, как лучше его звать - пегий либо пестрый? Нет, говорю, пегий! Я ценю пегих лошадей: у пегих особый нрав.
- Еще бы!.. Я тоже всегда на пегой, - заверил один из гостей.
- На пегой? - припомнил Тимур. - Всегда видел вас на вороном. С красным чепраком и позлащенными стременами.
- На пегой, о государь милостивый, на пегой! А стремена не то что позлащенные, а доподлинно золотые. Литые. Еще из Индии.
- Да? Нет, на пегой не видал.
Гость оробел, смолк, туго запахивая халат. Тимур отвернулся к другим.
- Пегий дворец! Хорошо. Каршинской степью пахнет. А?
И сразу все наперебой заговорили друг с другом, кстати и некстати ухитрялись сказать:
- Пегий дворец...
- Пегий дворец!..
Тимур смотрел на них. Вдруг, перебивая их усердие, громко сказал:
- То-то.
И все смолкли, снова услужливо повернув к нему свои столь различные лица.
А тем временем в безлюдную, нежилую часть дворца шли из подземелья страж с фонарем впереди, пошатывающийся узник, а по пятам за ними Ибн Халдун.
Ибн Халдун приговаривал:
- Я вас держал здесь, чтобы сохранить. Иначе вы погибли бы при зверствах татар. Они тут весь город вырезали. При взятии Дамаска.
Историк говорил смело и громко, зная, что никто из барласов арабской речи не понимает.
Узник, пошатываясь, кланялся.
- Я на всю жизнь!.. Это разве забудешь? Вся моя жизнь вам!..
- Я затем и запрятал вас перед падением города. А не то зачем бы мне?
- Сохрани вас аллах милостивый.
- Теперь вместе надо думать, как выбраться в Каир.
- Неужели это может быть?
- Я забочусь.
- О учитель!..