Когда уже перед вечером он возвращался в хан, его встретил встревоженный Нух.
- О господин!
- Что ты, Нух?
- Прибыл человек из каравана.
- Откуда?
- От Бостан бен Достана.
Ибн Халдун испуганно остановился.
- А что там?
- Он говорит, прибежал к вам, а мне ничего не говорит.
- Пойдем скорее.
Ибн Халдун шел по неровному проулку, где легко оступиться между канав и выбоин. Нух, не отставая, что-то рассказывал. В его слова Ибн Халдун не вслушивался, охваченный беспокойством и опасениями.
Но какое-то слово уловил и удивился:
- Что? Что?
- ...мамлюки. Собеседники султана. Которых вы вырвали из когтей хромого злодея, ушли.
- Куда?
- Никому не сказавшись. Утром вернулись в хан со здешним караванщиком. Собрались, завьючили верблюдов и пошли. На Каир.
- Не попрощались...
- Тайком. Тишком.
- Зачем бы так?
- Поспешают. Поспешают.
- Чтоб раньше меня припасть к стопам султана!
В нем ожил закоренелый царедворец со всеми тревогами, коварствами, происками, без чего не устоишь ни у одного владыки, без чего жизнь при дворе не сладится.
- Чтоб прежде меня, Нух!..
- Я тогда был при вас, ничего этого не видел. Наши люди ничего из вашего им не дали.
- А они?
- Попытались было. Кое-что приглядели взять с собой. Нет, не дали ни одного вашего вьюка.
- Ладили б свое довезти. У них тоже немало...
- А вот мамлюкские вояки из стражей, которых Хромец вам прислал, не пошли. Остались. И нубиец с ними. Ждут вас. Боятся, не прогнали б вы их...
У ворот постоялого двора сидел, ожидая, мальчик Иса, приемыш караванщика Ганимада.
- Ты зачем пришел?
- О господин, много надо сказать.
- Встань и скажи.
- Была погоня. Прискакали ночью в тот хан, где я лежал. Отец оставил меня: я болел. Лихорадка. Дрожал, не спал, потел, ждал, чтобы она прошла. Лежу. Стук. Крики: "Открывай. От Повелителя!.." Я притаился. Привратник открыл. "Где караван?" - "Какой такой?" - "Тот, из Дамаска". - "Давно ушел". - "Куда?" - "А может, в Иерусалим, а может, в Александрию, я вслед не смотрел". Они еще кричали, топали, грозились. А хозяин им: "Зачем их задерживать, когда они показали пайцзу?" Тут воины оробели, что не догнали. Как звери, остервенели, хлещут лошадей, поскакали назад. На том и конец: не догнали. Они назад в Дамаск, а я, как велел отец, к вам. Сказать: "Не догнали!"
Ибн Халдун пробормотал молитву. Вытер ладонью лицо. С улыбкой посмотрел в лицо мальчику.
- Теперь придется тебе со мной идти в Каир.
- Так и отец велел.
- Ловок он!
- Еще бы! - с достоинством, с гордостью за Ганимада согласился его приемыш; опытный караванвожатый увел караван по каким-то боковым тропам. Теперь Бостан бен Достан дойдет до Феса. Дело сделано.
Словно за все его молитвы, раскаяния и покаяния ниспослано ему вознаграждение - эта добрая весть: письмо дойдет.
- И еще: отец велел вам отдать. Когда воины прискакали, я ее во рту спрятал. Вот она.
Мальчик достал и отдал Ибн Халдуну ту щербатую пайцзу с трещинкой, словно к ней прилип волосок.
Мальчик договорил:
- Отец сказал: незачем ей гулять по дорогам арабов.
Ибн Халдун вдоль трещинки разломил ее, подержал на ладони, подкидывая обе половинки, и бросил на иерусалимский двор под мозолистые ноги верблюдов.
Конец третьей книги
Стамбул. Ташкент.
1970-1971