Ему досталось только четыре кружки. «Рекорд» оказался что-то больше 30…
После обеда, за которым был окончательно ликвидирован дельфин, скауты сорганизовали маленькое «клубное отделение» — показали шуточные сценки, фокусы, забавы и в заключение пропели несколько скаутских песенок.
Лагерная песенка «Картошка» имела необыкновенный успех. Ребята попросили повторить ее. Особенно понравились заключительные слова:
Слово «бегемоты» потребовало специального разъяснения, каковое и было дано Тамарой со всеми красками тропических истоков Голубого Нила. Правда, слова Африка и Нил тоже потребовали объяснений.
— Да что-ж это, ребята, — словно обиделся боцман. — Все-то мы вам поем, да рассказываем. А вы нам-то разве не сумеете спеть?
— Мы-то? Эва! — с ноткой обиды в голосе ответил «генерал». — Мы тоже не сапогом сморкаемся… Давай, робя, сгрохаем, что-ль?..
— А что?
— Да хуч бы для начала — нашу «подвагонную». Я — за запевалу… Ну-ка!..
Хриплым, но верным баском Каракуль затянул песенку о судьбе беспризорника, везде встречающего пинки и окрики. Все его сторонятся и никто не пожалеет… Вот он, одинокий и озлобленный, в кучке других беспризорников встречает какую-то девочку и останавливается, как вкопанный…
И нестройный хор маленьких оборвышей дружно подхватил:
Мы похвалили. «Генерал» расплылся от удовольствия.
— Ну, ежели вам понравилось, — мы вам тут цельный концерт сварганим… А ну-ка, Сенька! Давай, Шкет, что с того, что ты по дачным поездам воешь… Хуч тут и бесплатно, да для хороших людей и веревки говорят не жалко.
Сенька-Шкет, курносый остроглазый мальчик с огромной копной белокурых растрепанных волос на голове, довольно ухмыльнулся.
— А мне што? Я завсегда. С моим полным… А што?
— Да вот, хоть «Гон со смыком»…
Сенька подбоченился и потопал по песку босыми ногами…
— Эх, чечетка не выйдет… Эх-ма!.. Ну, да все едино…
И он начал чистым ясным голоском песенку вора:
Тут Сенька разухабисто подмигнул, шевельнул плечами, и видно было, что на полу он иллюстрировал бы песенку залихватским танцем…
Дальнейшие приключение вора развиваются своим чередом… Вот он «весело подыхает»:
Приключение неунывающего воришки продолжаются и в раю:
Песенка вызвала дружный смех. Надо признаться, что парнишка исполнил ее прямо артистически, с большой музыкальностью и юмором. Единогласно потребовали «еще».
— Ну, что-ж еще?.. Разве, вот, еще Пересыпскую. Эх…
— Да брось к чертовой матери, Сенька, — раздались голоса. — Выбрал тоже дерьмо такое петь! При буржуях сам бы, небось, может, ананасы жрал бы. Давай лучше жалостную!..
— Жалостную? Ну, ладно. С дрожементом, значит?
Он скорчил унылую рожицу и слезливо запел:
Далее оказывается, что причины такой трагической смерти — романтические:
Происходит соответствующая «идеологическая дисскусия», в результате которой:
Но, в конце концов, — «сердце не камень»… Оно разрывается от обиды:
Мы были в восторге. «Генерал» горделиво усмехнулся.
— Он у нас чище Шаляпина… Как где на вокзалах — так монета и сыпется…
— А что ты с деньгами-то делаешь? — спросил Боб.
— Как это что? — не понял вопроса Сенька. — Обыкновенно, что…
Теперь очередь не понять наступила у боцмана…
— Как это, обыкновенно?
— Ишь, ты, наивняк какой выискался! — фыркнул Сенька. — Ясно что — пропиваю… А что-ж с ними больше делать-то?
Каракуль прервал деловой разговор.
— Ладно, ладно… Заткнись, Сенька. А ну-ка, Манька, проскрипи ты что.
Манька, темнокожая девочка лет 13, злобно сверкнула на Каракуля черными глазами из под косм свешивающихся на лицо волос.
— Ты, Ванька, своей голотой командуй, — обрезала она «генерала». — А когда к нам лезешь — сопли раньше утри…
— Да ты не кирпичись, Манька, — примирительно ответил Каракуль. — Я ведь так только. Спой, дружок, холера тебе в бок, для наших-то хозяевов… Не ломайся!
Мы присоединились к просьбе. Манька секунду колебалась, но потом кивнула головой.
— Ишь, ты, — шепотом сказал мне Каракуль… — Вот чудеса-то! Уговорили!.. Огневая она, да с норовом… Не зря ее «Манька — вырви глаз» зовут?…
— Это почему ее так прозвали?
— Никому не спустит! Как что — так в глаза, как кошка, лезет. Говорят, какому-то красноиндейцу так глазья и повыдергивала… Не поладили, видно…
— Ш-ш, — зашикали на нас, и в наступившей тишине прозвенел мягкий серебристый голосок, тихо и с громадным чувством начавши чудесную по простоте и лирике песенку «Кирпичики»…
Ах, эти «Кирпичики»!.. Как молниеносно и стихийно овладели они всей Россией… Кто только не знал их и кто не пел?.. Я помню, как в Москве несколько концертов подряд знаменитой артистке Неждановой не давали петь, требуя «Кирпичиков». Она отговаривалась незнанием слов. Тогда избрали комиссию, чтобы написать текст и все-таки, в конце концов, заставили ее спеть «Кирпичики».
И никогда знаменитая певица не слыхала, вероятно, таких аплодисментов, как после заключительных слов песенки:
И сколько лет пришлось всяким советским «культ-отделам» принимать меры для выкорчевывание этой «идеологически невыдержанной» песенки…