Я вынимаю из кармана открытку:
«Дорогой Б. Л. Если будете как-нибудь проезжать через М., телеграфните — есть дело. Женя.»
В памяти встает создавшийся по переписке образ молодого скаутмастора — горячего, смелого энтузиаста, Что у него за дело?…
Уже спускались сумерки, когда, громыхая по стыкам стрелок, поезд тихо подошел к перрону. Я вышел из вагона и стал всматриваться в толпу пассажиров, суетящихся у поезда.
Какой-то юноша, подойдя ко мне, молча отсалютовал и протянул левую руку… Я отвечаю. Зачем нам иные рекомендации, когда во всех странах мира наш привет одинаков?
Женя — худощавый, высокий юноша, с мечтательными глазами и нервным лицом, торопливо докладывает:
— Времени-то, Борис Лукьянович, мало: поезд стоит только 10 минут. Я коротко… Мне хочется знать ваше мнение о таком проекте: Сейчас все отряды закрыты, журналов скаутских нет… Мало кто может ездить по России, вот, как вы. А каждому интересно знать, как живут скауты в других местах. Связь между нами нужна, ох, как нужна! Так я и надумал: создать такой, вот, вроде центра переписки, наладить связь между ребятами, которые интересуются всякими вопросами — техническими, культурными, самообразовательными, информацией о нашей жизни и т. п. Пусть учат языки, эсперанто и переписываются на этих языках. Пусть сообщают друг другу новости об учебе, о ВУЗ'ах… Пусть, наконец, просто-спрашивают о чем угодно — постараемся наладить ответы. Мой отец, вот — доктор, потом инженер один знакомый есть. Они уже согласились помочь советами. Вы, надеюсь, тоже не откажете. Потом — книги: знаете, каю трудно их сейчас доставать — все ведь советское и советское, а серьезных старых книг нигде нет. Вот и у меня есть большая научно-техническая и скаутская библиотека. Пусть ребята меняются книгами. Я уверен, что и другие тоже предложат. Ведь верно? Видите, Борис Лукьянович, порядочная переписка у меня и сейчас есть, но все-таки я хотел с вами посоветоваться перед расширением этого дела. Каково ваше мнение? Благословите?
Глаза Жени с ожиданием и тревогой устремлены на меня…
Что сказать мне этому энтузиасту? Мне не трудно доказать ему, что эта работа связана с рядом опасностей, почти неминуемых. Да он и сам знает это, но эти перспективы не пугают его. Он верит в пользу своей работы и… он прав…
— Ну, что-ж, Женя, ваша идее прекрасна. Но вы даете себе отчет, что этим вы подвергаете себя большим опасностям?
— Это пустяк, Борис Лукьянович, — нервно прерывает юноша. — Не во мне дело. Если только эта работа нужна и полезна…
— Ну, конечно, и полезна, и нужна. Вы, собственно, ждете от меня одобрение или утверждения?
— И того, и другого.
— Но ведь утверждать я могу не как старший друг, а как начальник. Ведь так?
— Ну, конечно.
— Так, значит, я в ваших глазах, несмотря на то, что официально нашей организации не существует, являюсь начальником?
Юноша серьезно всмотрелся в мое лицо и твердо ответил:
— Да.
— И, значит, я могу приказывать?
Так же твердо звучит ответ:
— Да.
— Ладно. В таком случае, Женя, я ставлю одно жесткое условие в вашей работе.
— Условие? Какое условие? — напряженно переспросил Женя.
— Чтобы адреса, списки и письма не хранились у вас дома и, в случае несчастья с вами, были бы уничтожены.
Юноша в раздумье кивнул головой.
— Да, да. Я понимаю. Чтобы в ЧК не попалось?
— Конечно. Мы с вами можем рисковать своей головой, но не имеем морального права подвергать лишним опасностям других.
— Значит, вы одобряете?
— Значит, вы согласны?
— Ну, конечно.
Мы крепко пожимаем друг другу руки. Несется гул последнего звонка.
— Ну, а скажите, Женя. А если бы я не одобрил и не разрешил, вы подчинились бы?
Юноша смущен.
— Отвечайте откровенно.
— Откровенно говоря, нет, — отвечает Женя, подняв голову и прямо глядя в мои глаза.
— Почему же?
— Да я подумал бы, что вы, как многие другие взрослые друзья и начальники, ушли от нас, дезертировали в самый тяжелый момент, когда нам так нужно бороться.
— И вы продолжали бы работать?
— Конечно…
Я еще раз молча пожимаю ему левую руку.
— Всегда готов! — просто отвечает он, и его голос тонет в низком звуке гудка трогающегося паровоза…
В перерыве между двумя заседаниями я отправляюсь к начальнику местной дружины. Адрес заучен на память. Я давно уже перестал записывать адреса и имена своих друзей. Сколько лишних тревог и трагедий случилось на матушке-Руси в период властвование ВЧК от неосторожной привычки записывать адреса и сохранять старые письма. Для ЧК, подозрительно видящей везде и всюду заговоры классовых врагов, такие материалы — основание для новых и новых арестов и репрессий… А в моем положении такой справочник, взятый при аресте, был бы прямо кладом для ЧК…
— Могу я видеть Ледю?
Пожилая бедно одетая дама с беспокойством отступает в переднюю. Незнакомый человек в военном костюме в Советской России всегда вызывает опасения.
Я вижу ее беспокойство и спешу сказать:
— Пожалуйста, не беспокойтесь, мадам. Мы с Ледей — старые друзья.
Дама облегченно вздыхает и приглашает меня войти.
Через минуту в дверях показывается юноша низенького роста, с копной черных волос на голове и умными веселыми глазами.
Увидев меня, он на секунду удивленно останавливается, и на лице дамы опять мелькает тень беспокойства.