Сын убитого белогвардейца Савана Гарцева, Жорка рос с матерью в бедной саманной хате. Старой жизни он не знал, но чем дальше жил, тем прошлое ближе подступало к глазам из рассказов родни. Постепенно он вспомнил или вообразил, как деда его зарубил на перине иногородний, мыловар Мирон Бочаров. Как человек, владеющий тайной, он никогда не смеялся, не улыбался. Школьником подолгу катался ночами на коньках на яру, далеко уезжая по ступеньчатым наростам льда от сверстников, испытывая наркотический холодок одиночества. С сыном Мирона учился в одном классе, но относился к нему равнодушно, без зла, хотя все знали историю их деда и отца. Только однажды Вадим Бочаров обнаружил у себя под кроватью живую гадюку - кто занес, неизвестно. На лето Жорка уходил в горы, охотился, строил балаганы, браконьерствовал. После семилетки стал камнеломом, щеголяя силой. Пока рабочие прилаживали доски и веревки, чтобы тащить камни на телегу, Жорка закусывал в стороне салом с луком. Подберет корочки и крошки в рот, выдует жбан квасу, отбросит снасти рабочих и, наливаясь кровью, грузит глыбы камня.
По выходным дням залезал на чердак, смотрел на море крыш, выискивая дом Бочаровых. Доставал туго спеленатую шашку, точил и полировал клинок, заботливо смазывал его желтым маслом. В серебристо-черных глазах стыло одно выражение - ожидание. На действительной он почему-то не служил. А когда на фронт принесли повестку, он разорвал ее, взял шашку и ночью ушел в горы, приказав матери носить ему харчи на Красное глинище. Через год, при немцах, пришел в станицу. Вошел к Бочаровым. На кровати лежал Вадим, в гипсе. Тугие узлы, завязанные в гражданскую войну, теперь развязывались. Жорка отрубил Вадиму голову с одного удара. С мокрым клинком пришел в полицию, заявил, кто и что, поступил на службу.
К Михею он питал скрытую приязнь - ведь Михей зарубил самого Мирона. В тридцатых годах, строя силосную башню в совхозе, Жорка познакомился с командиром отца, Спиридоном Есауловым. Поэтому, когда во двор вошел Спиридон, полицейский уважительно поздоровался с ним и ушел в сад - пусть побеседуют братья.
Спиридон возглавил колхоз имени Тельмана, объединенный с совхозом "Юца" под новым именем.
У Семнадцатого источника он пил воду. Подошли немцы и тоже напились. Из их слов он понял, что от самой Германии им не встречалась такая вкусная минеральная вода - недаром спешили покорить мир. Спиридона тянуло к немцам, он заговаривал с ними, курил и волновался, как переодетый тигр в оленьем стаде. Как формировать сотню, когда он не знает почти никого? И направился к брату Михею.
- Эге, да ты совсем постарел, братец! - сказал Спиридон, не зная, с чего начать, ведь брат отрекся от него. - И костылик при тебе!
- Здорово, Спиря, вот гость нежданный, откуда?
- Да все оттуда - с исправления.
Братья помедлили и расцеловались - два полковника, два председателя колхоза.
- А ты ничего, не гнешься! - радовался встрече Михей.
- Тюрьма не курорт, а кормит.
- Уля, принеси вина, что я смудрил. Иван, руби индюка, гулять будем!
- Поздно, - сказал Спиридон. - У атамана я был.
- Приходил он сюда.
- Кончать тебя будут.
- Еще успеем выпить.
- Какой ты питок - как из гроба. Отступать не захотел?
- При смерти лежал.
- Завтра повезут тебя на казнь.
- Ну, ворон, раскаркался, пей да поминай брата песней! Про сына Василия слыхал?
- Фоля рассказала. Сам себе подавал команду. Герой... Все-таки дураки вы... Я на фронт просился из тюрьмы - не пустили.
- Иван, принеси газету! - сказал Михей.
Иван подал Спиридону газету с указом и статьей о Василии. Спиридон почитал, бережно спрятал газету в карман.
- Чего делать собираешься, Спиридон? Воевать больше не думаешь?
- Хватит, повоевался на своем веку.
- К немцам служить пошел?
- Я человек вольный, дай отдохнуть от Советской власти.
- А ко мне чего пришел?
- Проведать, брат все же. Завещание принять, может, отпишешь чего. Должок старый вернуть думка была.
- Какой должок?
- Когда брали вы нас в Чугуевой балке, обманул я власть - не все оружие сдал. Смазывали пулемет хорошо, покойный Халипов смазывал, патронов тысяч пять.
- Место помнишь?
- Найду.
- А как же мы взяли вас тогда?
- Прошляпили мы, песню слухали, а отрыть пулемет не смогли.
- Принимаю должок. И дарю его тебе. И еще тебе, - он протянул брату давний подарок Глеба, браукинг-кастет. - Пулеметчики нужны?
- Да, видать, понадобятся.
- Игнат Гетманцев, егерь. Вот и поквитаешься за Василия. И есть тут одна девка, Крастерра Васнецова. Маленькая такая, полненькая, а волосы, ровно твоя дочь, красные.
- Постой, постой, я ее видал, она под танки с плакатом лезла!
- Она! Я тебе дам записку, ты свяжись с ней, девка огонь, большой силы, это тебе второй пулеметчик. Она должна в "Горном гнезде", санаторий такой, установить красный фонарь для летчиков, ты помоги ей, девка еще неопытная, а ты медные трубы прошел, вот и справишь помин по сыну. Сделай, Спиридон, я за тебя бога буду молить на том свете.
- И бога уже вспомнил? Ты же его не признаешь!
- Для такого дела божеского признаю.
- Самолеты навести фонарем?
- Ага. Госпиталь там генеральский. Важная свечка будет Ваське.
- Ну пиши бумажку к этой... Крастерре - это что же за имя? Будто змея!
- Хорошее имя, и береги ее, я чую, она для партизанства рождена, я ее давно знаю, она в детстве у матери Февроньи Горепекиной наган стянула. Из детдома убегала. Ну, кто еще? Вот Иван, у него и фамилия наша, и отчество твое - тоже солдат. Попробуй Митьку Есаулова. Марию нашу знаешь - баба верная. Афоню Мирного помнишь? Сынишку его младшего - старший на фронте Кольку я послал к своим, если вернется - тоже тебе боец.
- Что же ты мне детей да баб с девками суешь в войско?
- Какое ни есть, а войско!
- Завтра, Миша, будет твой час, ты бы бежать попробовал, чего ты ждешь?