Что вас любить немудрено.
Письма Пушкина и написанные о нем воспоминания Елизавета Ушакова перед смертью сожгла.
Другое "яркое пятно" проступило на Арбате, 55. Музей создан в квартире, где родился и вырос Андрей Белый, детально описавший улицу в прозе и стихах:
И на Арбате мчатся в вечность:
Пролеток черных быстротечность,
Рабочий, гимназист, кадет...
Проходят, ветром взвив одежды,
Глупцы, ученые, невежды,
Зарозовеет тихий свет
С зеленой вывески "Надежды"
Над далью дней и далью лет...
Некогда ампирный дом надстроен двумя этажами. В истории русской литературы он известен как пристанище "Аргонавтов". Так назывался литературный кружок, собиравшийся в квартире Андрея Белого, мастера литературы, будущего автора романов "Петербург" и "Москва", поэта "Серебряного века".
Как вспоминал Андрей Белый:
"В морозный пылающий день раздается звонок: меня спрашивают, выхожу я и вижу...
- Блоки".
В тот вечер, вскакивая с мест, восторженные слушатели, лучшие литератороы Москвы, назвали Блока первым поэтом России. С тех пор завязалась дружба поэтов, чуть было не закончившаяся дуэлью из-за любви Андрея Белого к жене Блока, не оставшейся безучастной к его страсти. Ни один великий поэт не воспел своей избранницы так, как это сделал автор стихов о "Прекрасной Даме". И не принес столько мучений. Возвышенное отношение к невесте трансформировалось после венчания в церкви в аномалию: будучи в браке, молодые не вступали в супружеские отношения, что причиняло мучительные страдания Любови Дмитриевне. Заключенный на небесах брак не распался, но утешения каждый из супругов искал на стороне, откуда однажды вернулась Любовь Дмитриевна беременной. Роды закончились смертью ребенка, которого готов был признать своим Блок.
В последний приезд в Москву в мае 1921 года (и за год до этого) тяжело больной Александр Блок жил на Арбате, 51, рядом с домом "Аргонавтов" и домом А.С.Пушкина. Он останавливался в "неуплотненной" квартире профессора Петра Семеновича Когана, марксиста, возглавлявшего тогда недолго пожившую советскую академию художественных наук. На вокзал за гостем прислал автомобиль Лев Каменев, покровитель профессора, глава Московского Совета. Тогда больного осмотрел придворный врач, посчитавший причиной недуга "однообразную пищу", вызвавшую истощение, малокровие, неврастению. Блок выступал не только публично, но и побывал приватным образом в Кремле на квартире Каменева, где читал в кругу его семьи и друзей стихи.
Страдавший бессонницей Блок ночью ходил к храму Христа Спасителя, сопровождаемый Неллей Александровной, женой профессора, в него влюбленной.
Знакомство с членом Политбюро и главой Моссовета не помогло, когда в Кремле решался вопрос о срочном выезде Блока для лечения за границу. Политбюро во главе с Лениным отказало в этой милости, когда же при повторном обсуждении поездку разрешили, было поздно. Поэт умер в мучениях.
"Я помню Арбат. Быстро бежит, шевеля своими тараканьими усами, литературовед П.С.Коган. Его останавливает седой человек и говорит два слова:
- Умер Блок!
И сухой Коган ломается пополам, из его рук выпадает сумка для академического пайка, и профессор оседает на руки встречного, как будто рушится карточный домик, и начинает плакать, как ребенок". Свидетелем этой сцены оказался литератор Вадим Шершеневич, автор неопубликованных при советской власти мемуаров "Великолепный очевидец".
Да, яркие имена вспоминаются, когда рассказываешь об улице.
"На московском Арбате, где мы тогда с женой жили, вижу его студентом, в тужурке серой с золотыми пуговицами и фуражке с синим околышем... Что-то в революции ему давно нравилось. Он ее предчувствовал, ждал. По Арбату поэт не ходил, а летал, всегда спешил. В баррикадные дни пришлось однако ходить с опаской, что вот выскочит из-за угла какой-то черносотенец".
Такими словами описан житель Арбата Андрей Белый. Он не остался перед автором процитированных строк в долгу и оставил нам портрет Бориса Зайцева:
"Борис Константинович Зайцев был и мягок, и добр: в его первых рассказах мне виделся дар: студент "Боря", отпустивший чеховскую бородку, по окончании курса надел широкополую шляпу, наморщил брови и с крючковатой палкой в руке зашагал по Арбату, и все стали спрашивать:
- Кто?
- Борис Зайцев, писатель..."
И этот писатель, дебютировавший в начале века, поспособствовал революции, да еще как. Его квартира на Арбате, 38, на углу со Спасопесковским переулком, где постоянно бывали Леонид Андреев и Андрей Белый, исправно служила явкой революционерам, куда они являлись для конспиративных встреч. Вместе с ними хаживал внедренный в их среду осведомитель охранного отделения. Под квартирой-явкой была квартира, где изготавливались бомбы, рвавшиеся в дни 1905 года.
По Арбату проходил герой романа Максима Горького Клим Самгин, он шел на конспиративную квартиру, где неожиданно для себя получил задание и, как связной, поспешил на баррикаду...
Еще один известный поэт крепко поспособствовал революции. Константин Бальмонт, сосед Бориса Зайцева, обитал в арбатском Большом Толстовском переулке. К моменту поселения здесь успел прославиться в России, побывать во многих странах Европы, добраться до Мексики, где пленился красотой космогонических мифов ацтеков и майя, переведенных им на русский. Поэт с таким же увлечением, как стихи, написал "Анализ иероглифической письменности китайцев". Был Бальмонт, по словам Максима Горького, "дьявольски интересен и талантлив". Полиция преследовала его за стихотворение "Маленький султан", обличавшее монарха, его напечатали в прокламации социал-демократы. В дни революции публиковался поэт в газете большевиков "Новая жизнь", воспевал борьбу "сознательных смелых рабочих", ходил на баррикады. Чтобы избежать ареста, ему пришлось уехать из России. Вернулся на Арбат после всеобщей амнистии по случаю 300-летия дома Романовых...
В дни первой русской революции улицу на протяжении 850 метров перегородили три баррикады! Нигде не было их столько, как здесь. Одной дружиной командовал Сергей Коненков, снимавший мастерскую наверху доходного дома с роскошными квартирами на Арбате, 23, построенного в стиле модерн инженером и подрядчиком Никитой Лазаревым. Он настолько хорош, что на его лестнице снимались многие художественные фильмы, действие которых происходит в начале века.
Свое ателье скульптор превратил в склад оружия и штаб дружины. Когда пушки ударили прямой наводкой по баррикадам, Коненков распустил боевиков и поднялся наверх с любимой девушкой, натурщицей Татьяной Коняевой. И она десять дней стреляла, ходила в разведку, перевязывала раны. Обнаженную красавицу художник увековечил в образе Ники, попавшей в музей...
На холстах запечатлел 1905 год живший на Арбате, 30, Сергей Иванов, автор исторических картин "В Московском приказе", "На сторожевой границе Московского государства", "Поход москвитян". Он же написал "Расстрел", свидетелем которого стал в день похорон Николая Баумана. Под пулями художник переносил раненых, после чего создал картину "Аудитория Московского университета, превращенная в лазарет в ночь с 20 на 21 октября 1905 года". За эти заслуги перед революцией советская власть установила на фасаде дома мемориальную доску с надписью: "Здесь жил русский художник Сергей Васильевич Иванов". Такой чести ни один другой живописец не удостоен, хотя жителями Арбата были многие из них.
После трех революций и гражданской войны все названные мною творцы, за исключением умершего в 1910 году художника Иванова, поспешили подальше от победителей. Бальмонт и Зайцев умерли на чужбине. Белый и Коненков вернулись умирать.
Вдали от родины Бальмонт сочинил одно из лучших стихотворений о Москве:
Ни Рим, где слава дней еще жива;
Ни имена, чей самый звук - услада,
Песнь Мекки и Дамаска, и Багдада
Мне не поют заветные слова,
И мне в Париже ничего не надо,
Одно лишь слово нужно мне, Москва!
Почему именно эта улица стала крепостью с тремя баррикадами? Причина в том, что на Арбате, 25, помещалась художественная студия Ивана Дудина и Константина Юона, единственная, где обучали писать с любой натуры, в том числе обнаженной, что не практиковалось в казенном училище. В студии обучались двести молодых борцов, жаждущих перемен. Они стали порохом революции, строителями баррикад. После боев Юону пришлось долго хлопотать, чтобы власти разрешили возобновить занятия.
В этой школе умели учить, находить таланты. Отсюда пришли в искусство Куприн, Фаворский, Фальк, поэт и художник Давид Бурлюк, архитекторы братья Веснины...
Двух других братьев, книгоиздателей Михаила и Сергея Сабашниковых звали "два брата с Арбата". Они родились в Большом Левшинском переулке. Их отец сибиряк золотопромышленник Василий Сабашников купил землю на солнечной стороне Арбата, 26, и заказал архитектору А.Каминскому особняк. Он его построил в ретроспективном стиле барокко. Братья пошли было учиться в Поливановскую гимназию на Пречистенке, но даже она не удовлетворила желание семьи дать детям наилучшее образование. Поэтому в дом зачастили учителя, будущий академик Николай Тихомиров, будущий академик Федор Корш, с которым дети читали в подлиннике Гомера и Овидия, известный ботаник Петр Маевский...
Первыми книгами Сабашниковых стали лекции учителей. Под маркой респектабельного научного "Издания М. и С.Сабашниковых" до революции вышло 600 названий книг, многие из них не устарели до наших дней. Издательство выпустило в 1917 году лучший путеводитель "По Москве" под редакцией профессора Николая Гейнике. В нем около 700 страниц. По ним видно, какую Москву мы потеряли, когда вышел этот том. (Переиздан в 1991 году, когда пала советская власть.)
Арбат оказался среди улиц, переживших строительную лихорадку. Над его ампирными старожилами в один-два этажа поднялись доходные дома с лифтами, телефоном, горячей водой. Жителями домов стали преуспевавшие коммерсанты, чиновники, присяжные поверенные, архитекторы, врачи. О последних - редко вспоминают, когда пишут об Арбате.
А между тем на улице во второй половине ХIX века возникло Oбщество русских врачей. Его основали замечательные люди. Профессор Федор Иванович Иноземцев первый сделал операцию под эфирным наркозом, основал "Московскую медицинскую газету", первую поликлинику. Имя бальнеолога Семена Алексеевича Смирнова носит "Смирновская" вода, открытая им. Вокруг них объединились отечественные медики. На Арбате, 25, на втором этаже в 1870 году открылась общедоступная лечебница. Днем в ней принимали больных, вечером делались научные доклады. Первый этаж заняла аптека, где за прилавками стали русские фармацевты, а не немецкие, как это практиковалось со времен Алексея Михайловича.
На улице и в арбатских переулках проживало перед революцией около 100 частнопрактикующих врачей. В то время как литераторов (на этом пространстве) можно было пересчитать по пальцам. Вот и выходит, что к 1917 году Арбат стал не столько районом поэтов, сколько врачей. Две арбатские аптеки пережили три революции и две мировые войны, они функционируют поныне по соседству с несколькими поликлиниками и больницами.