- На нашем небе есть звезда Унпэнер 1 - звезда-столб или звезда-гвоздь, - по ней мы и определяем направление. Чтобы выйти из тундры к морю, надо повернуться лицом к Унпэнер и идти по правому плечу. Если звезд нет, дорогу определяют по наклону сугробов - зимой чаще всего у нас дует северный ветер. Можно ориентироваться и по траве, только надо знать, в какую сторону осенью вьюга повалила траву. А если совсем ничего не видно, идут по ветру. Места ведь знакомые, сразу ясно, что ветер повернул. Это совсем не трудно. Мальчиком я как-то был с отцом на охоте, разыгралась такая вьюга, что не было видно последней собаки в упряжке. Ехали час, другой, потом остановились, отец откопал из-под снега траву, посмотрел и сказал: "Скоро будем дома". Приехали точно.
- А звезду по имени Рултэннин вы знаете? {263}
О ней писал известный советский этнограф Богораз, сосланный царским правительством сюда на поселение. Рултэннин в чукотском фольклоре - лучник с замашками Дон-Жуана; стрелой его был Альдебаран, на языке чукчей - Медная стрела. Это интригующий, оставшийся до сегодняшнего дня нерасшифрованным намек на то, что металл был знаком чукчам уже в далекой древности.
- Я многие годы ходил с отцом на охоту, мне было семь лет, когда он первый раз взял меня с собой. Помню, большие деревни казались мне очень шумными, я привык к одиночеству. Во время войны меха поднялись в цене, мы с отцом уходили за зверем очень далеко, я даже школу из-за этого бросил, мать у меня умерла, так что я всегда был с отцом. По эту сторону от мыса Шмидта я никогда не слыхал этого имени - Рултэннин.
Речь его течет обстоятельно и неторопливо. Когда я время от времени задаю вопросы, он внимательно выслушивает, кивая головой, будто узнает старых знакомых.
- По нашим поверьям, души умерших отправляются на небо, и самые праведные попадают на Унпэнер - Полярную звезду. Предания рассказывают, что там все как на земле, такая же тундра, только солнца нет. Старики и сейчас еще придерживаются обряда, по которому нож и все остальное, что необходимо для жизни, покойнику дают с собой, в том числе трубку для питья...
- Трубку для питья?!
- ...которую делают из кости или дерева, чтобы усопший мог пить воду из колодца. Другой воды ведь там нет...
От удивления я чуть не проткнул пером бумагу. Никогда раньше не слышал я ничего подобного. Неужели этот обряд еще одно зыбкое воспоминание о далекой прародине чукчей? Колодец как таковой чукчам не знаком, здесь, в вечной мерзлоте, его существование невозможно и абсурдно! С другой стороны, похоронный ритуал настолько консервативен, что даже атеистические обряды уходят своими корнями в сумеречные доисторические времена. Где пользуются трубкой для питья? Индейцы Парагвая сосут свое мате через соломинку, японцам этот обычай тоже знаком. Я лежу на прибрежной гальке, накрывшись бараньей шубой, и неожиданно передо мной распахиваются таинственные дали.
- Не так давно умер у нас один старик, я видел, как ему делали трубку для питья. Длиной она была сантиметров двадцать пять, а диаметром сантиметра два. Они {264} не сверлили отверстия насквозь, а долбили только с обоих концов - ведь это просто обычай, и все это знают...
Его уточнение только распаляет мой интерес к трубке для питья.
- В старину с покойником клали еще и огниво. Во время войны, когда не было спичек, мы им тоже пользовались. Вся эта утварь маленьких размеров, как игрушечная. Если в семье есть больной или очень старый человек, все, что надо, приготавливают заранее. На поминки кроме родственников приглашают прохожих, и в благодарность за то, что они своим присутствием почтили усопшего, кормят их, иногда даже одевают. Потом умершего уносят на кладбище, делают ему ложе из мха, стелют на него шкуру мехом к земле, рядом кладут утварь в специальном мешке, который у нас называют так-аё-син дорожный короб. В старину, но так было еще и в годы моего детства, у нас существовал обычай добровольной смерти. Старый человек мог попросить, чтобы ему помогли умереть. Эту просьбу полагалось выполнить. Обычно эта обязанность возлагалась на брата или племянника, они совершали обряд с помощью особого ремня. Если не было родственников постарше, это приходилось делать сыну, но такое случалось редко. Сыну тяжело убивать отца. Я эти старые истории записывал себе в тетрадь.
- А почитать ее можно?
- Нет.
- Может, сами почитаете мне что-нибудь оттуда?
- Нет. Я записывал их для своей дочери. Хочу, чтобы язык чукчей сохранился. Записывал и разные семейные истории, - например, как отец плавал с Амундсеном и...
- Ваш отец знал Амундсена?
- Отец был матросом на "Мод". Они наняли тут шесть человек в команду. Отец плыл с ними до Сан-Франциско. Он был хороший матрос, звали его в Норвегию насовсем, но кому охота покидать родину...
Низко над нами пролетела стая уток.
- А знаете, как их зовут на нашем языке?
- Не знаю.
- Лылэкели - кольцеглазки. У них вокруг глаз белые колечки. Лылэ на нашем языке означает глаза, кели - кольцо. Мы всегда так делаем, складываем два слова, и получается совсем новое.
- Аттата, когда мы снова встретимся? {265}
- Можно через два дня.
Больше мы с ним не виделись. Однажды он шел мне навстречу, но, заметив меня, поспешно скрылся за углом, - наверное, постеснялся того, что был пьян, - скрылся вместе со всеми своими тайнами, живой историей, воспоминаниями об Амундсене и меланхолической мудростью.
"У КРАСНЫХ ДОБРЫЕ НАМЕРЕНИЯ"
Столица Чукотского национального округа Анадырь называлась когда-то форпост Новая Мария и была намного меньше Уэлена. Раз в году сюда из Владивостока приходил пароход со свежими газетами и зерном для казенного амбара. Более частыми гостями здесь были американцы, приплывавшие на маленьких быстрых шхунах в начале лета торговать, охотиться и добывать золото. Их тоже связывали три коротких навигационных месяца.
...Собрание было в разгаре, и никто, кроме начальника ЧК, не заметил появления Аугуста Маазика. Он остановился на пороге и снял треух. Копна соломенных волос, спадающая на лисий воротник, свидетельствовала о долгой зимовке и об отсутствии ножниц. В тесной комнате комитета дым стоял коромыслом. Выступал старшина рыбацкой артели. Он размахивал зажатой в кулак меховой шапкой и требовал, чтобы заработную плату выплачивали в американских долларах или японских иенах. Начальник ЧК подвинулся на скамейке, стоящей у стены, и Маазик с трудом стал протискиваться к нему. Как и большинство присутствующих, он был в тюленьей шубе, в кожаных чулках из оленьего камуса выше колен и в непромокаемых сапогах из кожи морского зайца. Его можно было принять за охотника или золотоискателя, и оба предположения были бы правильными. В его походке были сила и гибкость, а по лицу можно было догадаться не только о тяжелой каждодневной работе, но и о спокойной уверенности рабочего человека в себе, и еще о беззаботной отваге, свойственной человеку, который все свое богатство, свою жизнь и будущее носит с собой - невозмутимо и с открытой душой, как будто зная, что он везде одинаково нужен и желанен.
- Что у вас сегодня на повестке? {266}
- Национализация рыбозавода Сооне.
- Кто он такой, этот Сооне?
- Наш соотечественник, - усмехнулся начальник ЧК, - изрядный кровопийца.
- Бывает. А вот Виллу Томсона ты не трогай.
- Дойдет очередь до него, посмотрим, что он за птица, этот твой Томсон.
- Он не мой, а твой. Без хлеба ты социализм не построишь.
- А по милости купцов - тем более.
Октябрьская революция пришла в теперешний Анадырь 9 ноября 1917 года по радио. Построенная американцами передаточная станция искрового телеграфа, которой предстояло через Петроград соединить Новый Свет с Западной Европой, приняла историческую искру. Порохом послужили двадцать рабочих рыбозавода господина Сооне, с десяток казаков и двенадцать интеллигентов, обитающих на Чукотском Носу. И все-таки ни один фронт гражданской войны не обошел Чукотки. Законы истории оказались едины для всех.
Борьба за советскую власть продолжалась здесь шесть лет. На поле сражения в тундре редко сталкивалось одновременно более нескольких десятков человек, но классовая рознь от этого становилась только отчетливее, а борьба беспощаднее. Достаточно было прибыть одному-единственному кораблю, чтобы изменить соотношение сил. Корабли возили историю, порох и в очень небольших количествах хлеб. Голод оказался самым дешевым оружием. Зимовавший неподалеку от Чукотского Носа на борту "Мод" Амундсен писал о случаях голодной смерти.
Классовая борьба достигала высшей точки в период навигации и в немногих центрах Чукотки - в Анадыре, Маркове, в Нижнеколымске. В большинстве случаев в ней с опозданием отражалось то соотношение сил, которое было характерно для Камчатки, Владивостока или Иркутска: наступление Колчака, интервенция японцев, междоусобные распри авантюристов всех мастей и существование Дальневосточной Республики.
Колчаковцы прибыли в Анадырь в августе 1919 года на пароходе "Томск" и установили там свою власть. Вместе с ними на том же "Томске" прибыли представители Владивостокского комитета ВКП(б) Август Берзин и Михаил Мандриков. После отплытия корабля им удалось свергнуть власть колчаковцев и создать первый револю-{267}ционный орган власти на Чукотке - Анадырский революционный комитет. Они успели обратиться с революционным призывом на чукотском языке к коренному населению страны, впервые услышавшему о революции и социализме. Через сорок дней власть захватили белые и расстреляли на берегу Анадыря членов ревкома и восемнадцать мелких лавочников. Вдове Берзина и нескольким членам комитета удалось бежать в Америку. В следующую навигацию следом за ними туда же бежали колчаковцы, потому что с Камчатки прибыли полномочные представители Советского государства А. Бычков и Г. Рудых. Но тут японцы оккупировали Петропавловск. На побережье Охотского моря и в долине Колымы подняли мятеж казацкий есаул Бочкарев и генерал Поляков. Отрезанные от своих, Бычков и Рудых вынуждены были бежать, через Нью-Йорк они добрались до России. Под бельем, в кожаном поясе, Бычков привез 1250 долларов золотом и на 1400 долларов купюр налог, взысканный с американских купцов и охотников. 9 октября 1922 года, прибыв в Москву, он передал их Народному комиссариату финансов в обмен на квитанцию номер 0434. Через две недели, 25 октября 1922 года, Пятая Краснознаменная армия освободила Владивосток от интервентов и белогвардейцев. Следующей весной партизаны Камчатки достигли гористого северного побережья Охотского моря и 13 апреля 1923 года под прикрытием темноты напали на деревни Гижига и Наяхан, где расположились остатки отряда Бочкарева, и уничтожили их спящими, забросав через окна гранатами. Таким образом, временне рамки гражданской войны на Чукотке определяются датами 9 ноября 1917 года и 13 апреля 1923 года, а ее географические границы Колыма, побережье Охотского моря и Камчатский полуостров.
С этим анархическим периодом белогвардейского двух- и трехвластия по времени совпадают зимовка Руала Амундсена на "Мод" в прибрежных водах Чукотского Носа и две экспедиции Вильялмура Стефансона на остров Врангеля.
Благодаря Стефансону на страницах этой книги появляется наш последний спутник - Аугуст Маазик, воспоминания которого, записанные английским ботаником И. У. Хатчисон в 1933 году, добавляют ряд малоизвестных эпизодов к истории гражданской войны, а также полярного воздухоплавания. {268}
Аугуст Маазик родился 1 октября 1888 года в Лайузе, рабочим парнем принимал участие в революции 1905 года, скрылся от преследования царских жандармов на судне, лет десять работал сначала юнгой, потом матросом, механиком и штурманом, постепенно передвигаясь все дальше на север, пока не обосновался на Аляске. Этот человек с характером героев Джека Лондона на Аляске стал известен под кличкой Большевик. Маазик прославился своими рекордно длинными санными походами, всего он прошел на санях более 40 000 километров. Это и привлекло к нему внимание начальника Канадской арктической экспедиции В. Стефансона: "Я сразу понял, что Маазик представляет собой тот обаятельный тип человека, который никогда не вызывает перед своими глазами воображаемые трудности, а берется за любую сложную задачу немедленно и со знанием дела". Стефансон назначил Маазика вторые офицером на исследовательском судне "Полар Беар". Через год в четырех километрах от берега Маазик заложил первую канадскую дрейфующую станцию. Он провел на льду семь месяцев, исследуя течения моря Бофорта и гипотезу существования мифической страны Кин. Для этого он построил на льду эскимосское иглу и своими охотничьими трофеями кормил группу из четырех человек. "Съестных припасов, привычных для белого человека, нам хватало только на воскресенья, в будни мы наедались тюленины, пока у меня под мышками не стали расти плавники". Стефансон ценил в Маазике близость к природе, что соответствовало его собственному стилю путешествия и принципу "кормиться землей". На обратном пути Маазик остановился у протодиакона форта Юкон. "Хотя я сказал ему, что я большевик, я побывал в его церкви и во время прогулок вел с ним длинные споры, но споры эти носили мирный характер, религиозных вопросов мы не касались и вполне поладили друг с другом".
На паях с эстонцем Пеэтом Яэгером Маазик купил шхуну, и возле самой Камчатки, на острове Карагинский они охотились на соболей. У него была подкупающая привычка строить избушки повсюду, где ему случалось останавливаться на сравнительно долгий срок. Зазимовав на Карагинском, на обратном пути летом 1921 года они заехали в Анадырь:
"Подгоняемые попутным ветром, мы пошли под парусом на Анадырь, чтобы посмотреть, что там происходит. {269} Так как я бывал там раньше, я знал, где можно найти безопасные места, чтобы встать на якорь, и благодаря этому мы подошли к городу совсем близко. Мы сошли на берег и узнали, что красные обосновались там весьма прочно. Председатель и его помощники вышли нам, навстречу и предупредили, что американским кораблям в Анадыре останавливаться запрещено. Я сказал, что я не из Нома, а из Олюторска, расположенного на юге. Председатель не знал, как отнестись к этому, и в конце концов обратился к начальнику ЧК, который приказал нам войти в устье небольшой реки возле самого города. Он поднялся на борт, а так как я говорил по-русски, спросил меня, откуда я родом. Я ответил, что я эстонец, на это он сказал, что он тоже эстонец. После чего он стал намного приветливее и помог нам провести шхуну в реку. Обычно здесь у всех прибывающих кораблей конфискуют оружие и возвращают его, только когда корабль отплывает, он же решил, что к нам это не относится, а я сказал ему, какие ружья имеются у нас на борту.
У них как раз в это время проходили выборы красного председателя, и мы с Пеэтом Яэгером каждый день ходили в комитет и наблюдали за выборами. Нередко члены одной семьи - мать, дети, отец - отдавали свои голоса разным кандидатам, и это было весьма забавно. Я думаю, что это вообще были первые выборы, которые здесь когда-либо проводились, потому что красные только что пришли к власти и у них еще не было даже избирательной урны, только листы бумаги с записанными на них именами".
Члены Анадырского ревкома жаловались Маазику, что минувшей осенью на катере "Твинс" к ним в поисках золота нагрянули американские авантюристы. В глубине полуострова, в трехстах километрах от устья реки Белая, они разбили лагерь, и за зиму "Анадырскому комитету не раз приходилось пускаться в дальний путь на реку Белую, не то члены группы перебили бы друг друга"... Одновременно с Маазиком в Анадырь прибыл пароход, поддерживавший сообщение между Владивостоком и Чукоткой. Маазик наведался к капитану. "Он ненавидел красных, а поскольку я им симпатизировал, между нами завязалась изрядная перепалка. Мне казалось, что у красных добрые намерения, и если они смогут выполнить их, это будет полезно для человечества".
На Аляске, в Номе, Маазика ждали плохие вести. {270} Канадское исследовательское судно "Полар Беар", высадив на острове Врангеля группу исследователей, село на мель в устье Колымы. Маазик согласился заняться спасением корабля и с тремя спутниками отправился туда на пятнадцатитонной "Белинде". Спасательная экспедиция продолжалась более двух лет, и за это время ему пришлось трижды пересекать фронт гражданской войны.
Первую остановку Маазик сделал в Уэлене. Здесь он узнал, что на Колыме царит голод. Маазик предпринял все, что было в его силах. Заплатив представителю советской власти Бычкову пошлину - эти доллары тоже были спрятаны в кожаном поясе и доставлены следующей осенью в Москву, - он закупил у купца Газдарова полное судно продовольствия и осенью 1921 года отправился под парусами в Нижнеколымск. В это же время всего в полутора тысячах километров западнее этого места давний соратник Толля и участник его экспедиции Т. Матисен определял глубину залива в районе будущей гавани Тикси. На Колыме советскую власть представлял Зыков. "Он заявил, что, поскольку русский корабль не прибыл, правительство решило закупить у нас все, что у нас есть лишнего, и что частная торговля запрещена. Красные были очень приветливы, пригласили нас на берег отобедать, мы с ними прекрасно поладили". В качестве оборотных средств здесь служили лисьи шкурки. Вскоре выяснилось, что для того, чтобы снять "Полар Беар" с мели, надо дождаться весеннего половодья. Маазик заплатил пошлину и получил разрешение Зыкова охотиться по всей Якутии. "A wide world!"1 - восклицает Маазик. Он отправился в дельту Колымы, построил там охотничью избушку и зиму напролет охотился на лис. Поскольку на всю Восточную Сибирь только у Маазика было судно, пригодное к плаванию, очень скоро политические силовые линии сосредоточились вокруг его охотничьей хижины. С целью разведать обстановку Маазика посетил продинспектор Пиланицкий. "Во время беседы Пиланицкий вел себя так, как будто он белый, и, уходя, намекнул на скорую смену власти". Когда Маазик рассказал об этом Зыкову, то впервые услышал об опасности, возникшей в результате мятежа Бочкарева. Продинспектор оказался предателем. С помощью колчаковских офицеров, скрывав-{271}шихся в среднем течении Колымы, он захватил власть и примкнул к мятежникам. Северо-Восточная Сибирь и Чукотка были отрезаны от красной Сибири. "Пиланицкий назначил свое правительство, и в Среднеколымске суд расстрелял шестнадцать или семнадцать красных. Затем он двинулся вниз по реке, чтобы повторить то же самое в Нижнеколымске и в устье реки".