- Уже десять. Чего спешишь, привыкай о часах не думать.
Как долго тянется день.
В два часа обед. Тело все ноет и кажется невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. С трудом глотаю тюремную баланду. Стучит окошко камеры, чьи то глаза рассматривают нас.
- Это который? - слышится голос.
- Вон тот, с битой рожей, - очень тихо раздается голос надзирателя.
- Если этот тип прав, я поставлю ему свечку.
- В любом случае прав он или не прав, свечку ему вставят куда надо.
Окошечко стукнуло.
- Сколько время? - спрашиваю своих сокамерников
- Чего орешь. Четыре часа.
- Сейчас должно начаться...
- Чего начаться? Конец света?
- Что то вроде этого.
- Да ты наверно блаженный.
Я сижу на кровати и в голове маятник, громко тикает невидимая стрелка. Тик- так..., тик-так... Но почему ничего не начинается, почему так тихо. Тик-так..., тик- так...
- Сколько время?
- Ну парень, надоел. Без пятнадцати пять.
Я в отчаянии, неужели я не прав. Опять в голове тикают часы.
Сначала здание качнулось и вдруг тряхонуло так, что я грохнулся спиной в стену. Замигала лампочка и... погасла. Еще один качек, да такой, что не уцепись я за стойку кровати, меня бы вышвырнуло к дверям. Тело воет от боли, но сжав зубы стараюсь терпеть. Бетонный пол стал трястись как от вибратора и пошел боком, камеру приподняло, потом бросило и перекосило. В таком виде все застыло. Через узкое решетчатое окошко было видно как здание разваливается, сыпятся на землю перекрытия, стены, бумаги, имущество и вскоре белый свет окончательно закрылся, верхняя часть здания рухнула и прикрыла нам щель окна.
- Есть кто живой? - спрашиваю я в темноту.
- Что же это такое? - стонет голос.
- Землетрясение.
- У меня вроде башка треснула. Колян, ты как?
- Нога, братцы. Помогите доползти до койки.
Я пытаюсь встать, боль приходит электрическим током.
- Ты где?
- Здесь, в углу.
Но помочь бедолаге никак не могу, еле- ела по стеночке доползаю до него и чувствую, что даже руку согнуть не могу, боль раздирает все тело
- Эй, помоги.
Второй парень ощупью подбирается к нам, он затаскивает раненого на кровать. Я возвращаюсь обратно, сваливаюсь на койку и с надеждой смотрю на окошко двери, которая выделяется по контуру слабым светом в щелях. Тот кто покрепче из нас, подходит к двери и начинаю бешено лупить в нее.
- Откройте, у нас раненый.
В соседних камерах похоже тоже стучат.
- Откройте.
Стучим минуты две и тут раздается глухой шум. Грохот в камерах мгновенно прекращается. Опять камера дрогнула и четко зашумела в щелях вода.
- Тонем, братцы.
Пол камеры залит водой и она непрерывно поступает со всех дырок. Проходит еще пять минут. Наша тюрьма воет и тут я слышу какие то ответные крики в коридоре.
- Тише, тише.
- Сережа, Ковалев, ты где? - мне показалось, что это голос Ярцева.
- Здесь я, здесь.
Мой голос тонет в воплях соседних камер. Окошко двери открывается и появляется темная часть лица.
- Ковалев... Сережа...
- Я здесь. Помоги открыть двери.
- Слава богу, нашел. Не знаю где ключи от камер. В ваш коридор я попал через пролом в потолке и никого не видно, ни одного надзирателя. Все двери закрыты...
- А наш где? Он же должен сидеть здесь за столиком.
- Черт его знает. Там под водой придавлен кто то, может он.
- Посмотри.
Окошко освобождается. Я опять преодолеваю боль и, по щиколотку в воде, еле-еле ковыляю к двери и прошу своего товарища по несчастью.
- Дай заглянуть.
То, что я увидел меня потрясло. Потолок в коридоре частично рухнул и слабый дневной свет проникает через него, освещая черную воду, которая уже на уровне окошка.