- Видишь, он был силен, а у нас уж той силы-то нет, род извелся от натуги да голода. Теперь только слава, что Силин, а уж без силы. На старых местах народ изникает, слабеет. Нечего туда и писать зря! Если туда писать, так надо им подвижку сделать. Призвать их к новому-то.
- Вот и призови, - сказал телеграфист.
- Не-ет! Я напишу сам, а то вы смеяться будете.
- Как ты напишешь - ты неграмотный?
- Почем ты знаешь? Туда писать - надо заманивать. Кто со старого места тронется по вашим письмам?
- Народ ищет, где бы жизнь устроить по-новому. Куда бы уйти. Кто на Амур... В урманы... Беловодье какое-то появилось, - толковал дед. - А устроится на новых местах и думает: "Не зря ли старую-то землю кинули, хорошая там земля, кому она достанется, если вся родня оттуда выедет, может, там как-то надо устроиться?.."
Верно, и там хорошо! Любил Егор и ту землю, и те горы, и ту реку. "Хорошо у нас там, сколько про горе ни вспоминай... Не отступился ли я от своего, перейдя сюда? Родина ли мне тут? Не там ли надо было стоять?"
В зыбке закричал ребенок.
- Вон наша родина-то орет, - кинулась к зыбке Наталья.
Она ласково заговорила, утешая ребенка и расстегивая кофту.
Егор просветлел. Сразу, одним словом жена направила по-новому все его мысли.
"Да, Алешке уж тут родина!" - подумал Егор.
Третий сын родился у него. "Один сын - не сын, - говаривал он, - два сына - полсына, три сына - сын. Моим детям уж тут родина".
Силин начал, как и все, с поклонов, перечислил всю родню, описал, как построил дом, как завел пашню.
- Да еще пиши так, - продолжал он, - пиши, пиши, не смейся: "Тут на телеге ездишь - колеса красные от ягоды. На деревьях пирожки растут. Весло в реку воткнешь - стоймя плывет, не тонет: рыбы много". Иначе их не зазовешь!.. - при общем хохоте заявил Тимошка.
- Вот я не пойму, почему деды мои ушли из теплой стороны, от яблоков, - перебил его Бердышов. - Расейским хочется на Амур, а мне в Расею.
Гости стали расходиться.
- Ты бы взялся сына грамоте учить? - спросил Егор телеграфиста.
- Пожалуй, - охотно согласился тот.
Наутро Сергей увез письма в Экки, чтобы со станка отправить их первой почтой.
* * *
Дедушке Кондрату сладу не было со внуками, когда речь заходила про жизнь на старых местах. Васька и Петрован плохо помнили, как там жилось, но ничто российское, по их мнению, в сравнении со здешним не шло.
- Живете вы тут, верно, сытней и лучше, но старые-то места помнить надо.
- В России ичигов нету, - говорил Петрован. - Зимой - лапоть, летом лапоть... Да еще, дядя Ваня сказывал, лаптем щи хлебают.
- Река - мелкая.
- Соболя нету, только зайца лови.
- Тебе хорошо, - отвечал дед, грозя белым дряблым пальцем. - Тебе уж после меня в землю ложиться. А мне-то как - первому: болота, глина, а я один буду... - Старик всхлипнул. - Тут и кладбища нет. Зароют на бугре. А потом какой-нибудь дурак кости вытряхнет... или водой их размечет...
Расстроенный старик пошел запрягать коня, чтобы ехать за дровами. День был сумрачный, небо заволокло тучами.
Едва дед завел Саврасого в оглобли, как в воротах появился Бердышов. Иван был навеселе. Мохнатая соболья шапка его в снегу.
- Ну что, дедка? Письма уехали? Слава богу!.. Ты не серчай на меня. Ты ведь только говоришь про Расею, а сам, поди, рад, что выбрался оттуда.
От волнения руки у старика затряслись, и он выронил оглоблю.
- Нет, ты не думай так. - Дед отставил дугу в сторону. - Там земля, знаешь, вся сплошь запахана...
Дед подозревал, что все неуважение к старой родине идет от Ваньки Бердышова.
- Ну, что ты расстроился? - воскликнул Иван. - Я пошутил. Сам же я русский, всегда Расею помню и желаю туда съездить.
Иван, тряся головой, пошел со двора.
Старик огляделся, схватил бич и вдруг, размахнувшись, стегнул Ивана ниже спины так, что тот подпрыгнул.
- Ты че это? - обернулся он. - Больно, дедка!
- Ничего! - сурово ответил старик. - Иди с богом. Про Расею больше не шути!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Коротко подстриженный, в сапогах и в русской вышитой рубахе, Айдамбо стоял перед Иваном. С ним приехал Покпа.
- Сватаемся, - коротко и добродушно сказал старик.
- Здорово, Покпа.
- Моя теперь не Покпа! Моя крестили, русское имя дали. Теперь моя другой имя... Мария!
- Как, ты сказал, тебе новое имя? Повтори.
- Мария меня назвал поп.
- Мария? Что так?
- Че Мария? - вспыхнул Айдамбо. - Я ему говорю: конечно, не Мария.
- Че не Мария, что ли? - рассердился старик.
- Да почему Мария? Поп, что ли, пьяный был?