"Так вот и народ... - думал Егор. - Живет народ, сер и слаб, и вдруг забродили соки, пошли пятна. Чуть заметно оживились люди. А солнце ударит в чащу - и в каждой былине поднимается сила, зелень, цвет; все переменится. Люди оглянутся - и сами себя не узнают: "Мы ли это?.. Кругом все зелено, все в цветах!"
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Амур все бьет и ломает. Тальниковый лес с подмытого треснувшего берега плетнем повалился в реку.
Улугу подъехал к обрыву в оморочке.
- Берега нету, пристать некуда? - крикнул он Силину.
- Чего сердишься? - отозвался Тимошка.
Гольд не ответил ему, с досадой вытащил оморочку в кустарник, швырнул ее и, захватив вещи, проворно полез на обрыв. Забравшись наверх, он оглядел реку, лес, озеро, с досадой что-то пробормотал и побрел к огороду Кузнецовых. Там сел на сломе и закурил трубку, глядя, как работают хозяева.
- Ну, как живешь, Улугу? - подсел Федюшка. - Дай закурить...
- Худо! - отдавая берестяную коробку с табаком, ответил гольд с таким выражением, как будто это само собой разумелось.
- Чем же худо? - подошел Егор.
Гольд покосился на него и смолчал.
- Что молчишь?
Улугу поглядывал по сторонам. Вид у него был такой, как будто русские к нему приехали и пристают, а он не желает разговаривать.
Видя, что Улугу не в духе, Кузнецовы снова принялись за дело.
- Ребята, не досаждайте ему, пусть одумается человек, - сказал отец.
Улугу долго сидел и курил.
* * *
- Ну, худо, что ли? - восклицал Улугу, сидя вечером в избе Кузнецовых. За столом у него отлегло, и он стал разговорчивей. - Лед прошел, а гусь дорога нету?
- Как это гусям дороги нету?
- Конечно, гусь надо другую дорогу искать. Старая дорога пропали. Вот с колокольни гуся стреляли. Теперь другой дорогой летает.
Кузнецов недоумевающе смотрел на гостя.
- Ты заговариваешься, - заметил Тимоха.
Улугу метнул злобный взор на Силина.
- Гусь раньше близко садился, а теперь далеко. Раньше как раз на протоке садился. Чистенький такой коса, гусей много сидели, - оживляясь, с умилением сказал Улугу. - Ружьем палить прямо из дома можно... далеко не ходить.
- А теперь?
- Что теперь! - махнул рукой гольд. - Теперь косу затопило, вода верхом ходит, оморочкой ехать надо далеко, однако, кругом острова.
- Парень, кругом острова ехать - руки отмахаешь, пол версты будет. Конечно, из дома лучше бы тебе стрелять...
- Кто же виноват, что косу затопило?
- Кто виноват! - зло воскликнул гольд. - Русский виноват!
- Как так? Ведь это в прошлом году гусей стреляли. Разве гусь помнит?
- А разве нет? Что его дурак, что ли? Косу еще не затопило, гусь на старое место летал, а поп как раз на колоколе каждый день играл, пугал, наш гусь обратно пошел. Конесно, если не русский, так кто виноват. Моя, что ли?.. Конесно! - оживляясь, продолжал Улугу. - Рыбка тоже пугали. Дерево стучит...
- А рыба слышит, что ли?
- А че, его глухой? - с обидой воскликнул Улугу. - Когда лес рубили, его слышит...
- Парень, ты здорово по-русски говорить стал, так и режешь.
- Конесно! Худо, что ли! - с гордостью ответил Улугу.
- Ну, это все ничего! - сказал Егор. - Как оспа-то?
- Оспа, его ходит... Уже недалеко. У нас в деревне одна старая фанза была, где Покпа, Айдамбо жили, знаешь? Айдамбо новый дом строил, и Покпа туда пошел. А старый фанза бросали. Туда чужой бедный люди приехал и поселился. Там оспа теперь. Еще у нас много людей теперь голова болеют, пожаловался Улугу. - Они понимать не могут ничего.
- Верно, много гольдов за эти годы тряхнулись умом, - согласился Тимоха.
- На нашем озере теперь худо жить. Сибко сум...
- Какой сум?
- Ну, его сумит, гремит, народ чужой ездит. Как праздник, так идут, кричат, рыбка пугают...
- Парень, это в голове у тебя покоя нету, вот ты и придираешься, обнял гольда Тимоха. - Ты лучше оспы бойся. Эту фанзу сжечь надо и людей к себе не допускать.
- Че тебе! - со злом скинул с плеча его руку Улугу. - Наса саман тихонько играет, - продолжал он про то, что тревожило его, - гуся, рыбу не пугает. А тот играет - сибко сум...
- Как это поп играет?
- Колокол его, у-у, как играет... Сибко колокол стучит, Саман бубен играет, а поп - колокол. Все равно бубен. Только бубен веревка нету. Все равно богу молится.
- Поганый ты нехристь! - рассердился дед и отошел.
Улугу нахмурился.
- А как огород-то?
- Гохча копает, - ответил Улугу. Но его тревожили общие вопросы, а не огород. - Теперь каждый дом свой саман есть. Кругом люди заболел. Жить трудно.