- Вы что, дяденьки, раскорячились? - сказала Дуняша и добавила насмешливо: - Плюньте! Я за этот патрон и так заплачу.
- Премного благодарен, - отряхиваясь, поднялся хозяин.
Дуня купила ружье и перекинула его на ремне через плечо.
- Заходите еще, - провожая баб, кланялся торгаш. - Да скажите там людям: Иннокентий, мол, приехал. Я когда-то сплавщиком был. Мы эту деревню населяли. Скажите: Кешка-казак, сплавщик Афанасьев. Все знают меня.
- Да на баркасы другие этак не ходите, - заметил чубатый, - обидеть могут.
- Мы те обидим!.. - ответила Дуня, собирая покупки в узел. - Нынче это прошло - баб увозить. Вон телеграф за рекой - все идет по проволоке. Живо знать дадим, а из Тамбовки выедут тебе навстречу.
Кривоногий хотел помочь Дуне сойти по трапу, но оступился и сам ухватился за нее.
- Ах, извините... Чуть вас не столкнул.
- Смотри ты!.. - строго сказала Дуня. - А то брякну по морде! - Она вдруг взглянула чубатому в глаза и прыснула. - Ухажер!..
Бабы побежали домой.
- Мать ты моя, греховодница! - изумился дед, увидав Татьянины покупки.
- А тебе, дедушка, на шапку, а дяде Егору на штаны...
- Вот Егоровы-то штаны!
- А Павлухе - соски.
Мужики, услыхав про Кешку, поспешили на баркас.
- Вон они валят! - выкрикивал купец в красной рубахе, встречая мужиков на палубе и обнимая всех по очереди. - Уж я обрадовался, пермяки, вас встретивши!
Крестьяне также были рады старому знакомому. Когда-то Кешка плыл на плотах вместе с ними и водворял их на релке, отмеривая на каждую семью по пятьдесят сажен вдоль берега.
Крестьяне провели с Иннокентием целый день. Они позвали его к себе на релку, показывали избы и росчисти. Афанасьев рассказывал про город Благовещенск, про золотые прииски на Верхнем Амуре. У него в городе построен был свой дом. Услыхав от Егора, что тот хочет делать еще одну росчисть в глубине тайги, Иннокентий посоветовал ему поехать в город, купить хороших коней.
- Там есть купцы-лошадники. Они ездят за сибирскими лошадьми в Томск и пригоняют целые табуны. Надо уметь захватить вовремя, а то, как баржи с лошадьми придут, их сразу раскупают: томские лошади славятся. Их с забайкальскими сравнить нельзя. Пахать, груз ли возить - томская лошадь сильней. Вот старайся, Егор, намывай золотишка и на тот год приезжай ко мне в Благовещенск. Сведу тебя с лошадниками. Поглядишь, как наши переселенцы живут. На Зее место ровное, мужики по пятьдесят десятин запахивают. Зерно продают, в тайгу ходят зимой, промышляют. Жизнь у нас полегче, земля черней, богаче, место потеплей, паря, повеселей. Ветры так людей не жгут, не сушат.
- Когда же успели сделать такие росчисти? - спросил Егор.
- Место выбрали хорошее, - отвечал Кешка. - Там равнина, степь. А вот у вас прииск, видно, небогатый. Россыпь, однако, пустяковая. Золото ладное, чистое, но небогатое. При хозяйстве, конечно, подмога. Кто хочет нажиться, надо в тайгу идти, искать настоящее золото. Но все же и это мойте, не бросайте.
Глядя на полосы созревавших хлебов, Кешка вспоминал, какая тут была тайга, когда пристали плоты, и как, окуная головы в дым костра, чтобы не заели комары, рассказывал он в тот вечер про Бердышова. Тогда здесь стояло одно Иваново зимовье.
- А нынче, говорят, у Ваньки свои прииски на Амгуни. Загнал будто бы туда народ. Моют ему золото пудами.
- Он, если разбогатеет, - заметил Силин, - дел натворит!
Егор рассуждал с Кешкой о ловле рыбы. Афанасьев уверял, что за ним идет пароход благовещенского купца Замятина. Едет на нем сам хозяин, раздает бочки и подряжает мужиков рыбу ловить, дает задатки.
Егор давно задумал вязать большой невод. До сих пор он связывал свой старый, купленный когда-то у гольдов, с соседскими и гольдскими неводами в один большой, артельный. А ныне весной задумал Егор сделать для кетовой рыбалки сплошной артельный, посадил вязать стариков.
Егор купил у Кешки всего, что нужно, чтобы окончить невод.
Кешку слушали допоздна. Потом ходили провожать его. Слабая волна чуть слышно плескалась в борт баркаса. Темное судно пятном плыло в ночной мгле.
На другой день, когда торгаши уехали, Егор подумал, что на самом деле надо бы намыть золота и отправиться в Благовещенск. Хотелось увидеть новый амурский город, прииски, запашки крестьян-новоселов по пятьдесят и по сто десятин.
Он решил купить там лошадей и спуститься с ними по Амуру на плоту.
Теперь, каждый из крестьян ехал на речку мыть золото, когда хотел сделать какую-нибудь покупку.
Надо было Наталье платье - она шла в воскресенье на Додьгу. Побывали там и телеграфист и Сашка-китаец с женой Одакой. Сашка мыл золото вблизи новой росчисти Егора. Кузнецов давал ему свою бутарку. Один день китаец кайлил и подымал бадью, а Егор мыл, потом Егор кайлил, а Сашка с Одакой мыли.
Жена телеграфиста умела обращаться с аппаратами, а сам он по воскресеньям бывал на Додьге.
- У Кузнецовых амбар богатый. Всего накупишься, - говорил Тимошка, сидя в солнечный день на отмели и глядя на речку, на берегу которой тарахтели лопаты на бутарках, белели рубахи крестьян и берестяные шляпы гольдов. Тут же беглые, живущие у Федора, Ольга, все Кузнецовы, трое смуглых, голых до пояса китайцев в больших шляпах, Бормотовы молодые и старые.
- "Егоровы штаны" да "Кузнецовых амбар"! - восклицал Силин.
Название понравилось всем. Маленький прииск на Додьге с легкой Тимошкиной руки так и стали называть: "Кузнецовых амбар".
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
В тени дремлют собаки. Рамы в окнах фанзы подняты - видны густые заросли шиповника, обрыв, лодки, протока и другой берег с широкой отмелью.
Жара нестерпимая. Мухи липнут к потным лицам.
Айдамбо с женой сидят за столом на табуретках. Перед ними чернильница и листы бумаги. Айдамбо переписывает с букваря, а жена с любопытством смотрит.
Пришел Покпа.
- Все пишешь? - нерешительно заговорил старик.
- Еще буду писать. Не мешай мне. - Айдамбо наморщил лоб, что-то обдумывая. - Какие у нас мухи большие... зеленые...
Айдамбо поймал муху.
Отец видит, что Айдамбо размяк, что ему не до поповских занятий.
- А на реке ветерок. Хорошо так! Я к русским ездил...
Айдамбо с неприязнью глянул на отца, но смолчал. Ему самому хотелось поехать размяться.
Покпа помолчал.
- Егорка еще конопли купил, старики большой невод кончают вязать.