Вихлянцев его учил и сам учился. Знаний он вкладывал немного в Васину голову, но они ложились там прочно. Если удавалось купить у торговца на баркасе или получить в подарок или в обмен на звериное мясо от проезжего новую книгу, это было праздником, событием для Сергея и Васи.
На баркасах среди других книг доставали Пушкина, Некрасова, Загоскина. Однако выменянные книги были не все хороши, их было мало.
И оттого, что знания доставались с трудом, Васька никогда не был ими перекормлен, как барчук дорогой пищей, что опротивела ему. Цены ей барчук-не знает и, какого стоит она труда людям, знать не хочет.
Вихлянцев обязан был учить Ваську счету и письму. Но он рассказывал про моря, про разные страны, про электричество и про все, что сам узнавал. Мальчик выучил много стихов Кольцова. Вихлянцев сам не крепко знал историю: все, что было до Михаила Романова, путалось в его голове.
Про Петра говорил Сергей с особенным увлечением. Еще любил он порассказать Ваське, что пишут в газетах.
Егор понимал прекрасно, что за ту муку, которую он дает Сергею, мог бы тот гораздо меньше заниматься с Васькой, но платы не прибавлял. Ему казалось, что если набавит, то будет это нехорошо, погубит он дружбу и восторг, что владеют и сыном и Сергеем. Однако всегда держал он Сергея в памяти и всегда помнил всякую его нужду и пособлял ему осторожно.
Старший сын Егора перестал бегать к попу, он тоже учился у Сергея, но такой страсти к знаниям не выказывал.
* * *
Сегодня пурга воет, и Вася остался ночевать у Вихлянцевых. Пеленки сушатся на веревке. В такую погоду русская печь в избе, натопленная за день, как крепость, которую не взять никакому ветру и стуже. У свечи над книжкой склонил голову Васька. А из темноты, покачивая заболевшего животом новорожденного, Сергей рассказывает об этой книжке, что знает сам.
Разговор пошел на весь вечер, и книжка лежала открытая и дальше не читалась. Васька и прежде эти стихи читал, но только сначала. Дальше становилось скучней, как в русской истории после Петра, где толпились царицы и царевны с широкими подолами, как тамбовские девки, когда они наезжают гостить к Дуньке и выглядывают себе женихов.
После урока разговорились про чужие государства.
- Вот нынче, когда экспедиция Максимова была, они как-то ночевали тут с доктором Иван Ивановичем, и приехал на пароходе полковник наш, что телеграф проводил, Русанов... Я послушал их. Вот люди умные! Они спорили все...
Сергей и сам не все понял. Максимов говорил, что, когда народ станет грамотным, Россия пробудится ото сна, будет богатейшим, могущественным государством, что русский человек станет более практичным. А сейчас нет у народа нужных навыков. Служба в казаках, полиции, армии, в чиновничестве развращает. Русанов отвечал, что пока это будет, русских заедят вши. Каких вшей он поминал, непонятно. По его словам, были они хозяевами банков, купцами, модными врачами, от них зависело народное здоровье.
Вечер был долог. Маятник ходиков тикал.
Утром Васька прибежал домой. Пурга стихла.
- Теперь два дня не пойду! - объявил он за обедом.
Все засмеялись. Васька много узнал нового в этот раз из-за пурги, что держала его у Сергея несколько дней и дала наговориться всласть.
На другой день опять пришла почта. Ямщики рассказали, что телеграф работу прекратил, на линии столько обрывов после пурги, что, наверно, до весны не будут стучать аппараты. Сергей, по их словам, выехал в город, куда вызвали его письмом.
Вечером Васька развернул книгу, что дал Вихлянцев. С тех пор как он научился грамоте, Кузнецовы всей семьей любили послушать чтение.
- Ну, сегодня про что нам будешь читать? - спросил дедушка, устраиваясь на печи. - Начинай...
Мальчик сел и задумался. Перелистал страницы. Все стихли.
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел...
- И вдаль глядел, - звонко, с гордостью стал читать мальчик, и белое лицо его от волнения залило краской.
Ногою твердой стать при море,
Сюда по новым им волнам...
- Это царь-то... - пояснил Вася, отрываясь от чтения.
Он показал картинку: Петр и корабли.
- Это что же, песня или кто сочинил? - спросил дед.
- Это сочинение, дедушка. Пушкин сочинил.
Деду, видимо, понравилось.
...Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат...
- Это Петербург... А прежде болото было, - пояснял мальчик.
Васька, волнуясь, смолк.
В избе стояла тишина, и только слышно было, как с печи слезал дед.
...Прошло сто лет...
Когда дочитал, дед потрогал книгу.
- Видишь ты! Пушкин! Это хорошее прозвание, - сказал старик.
- Ты, сын, пойдешь и узнаешь то, чего мы не знали, - сказал Егор, которого это чтение тоже тронуло. - Мы хотели жизнь устроить, как могли, старались, чего могли, - сделали. Но больше не смогли, остались малограмотные.
- Бердыш да барабан... Сила, пушка - тоже это все древние прозвания, - толковал дед. - Складно сложил, похвально... Все воевали, да помирали... Гнали их.
Дед вдруг всхлипнул и грубо, всей ладонью осушил глаза.
Васька стал рассказывать, как царь Петр строил Петербург.
- Прочти-ка еще раз, - попросил отец.
...Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов