- Твоя торговля пропала, - сказал Савоська. - Что, не правда? Ты злой как собака... Как Синдан!
Савоська бранил Синдана и его товары, кричал, грозился. Он словно нарочно лез на рожон. Приказчику хотелось ударить старика, избить его. Но он сдерживался, зная, что это будет величайшей оплошностью. Он знал: Савоська служит у Бердышова, что он тут всем родня.
Савоська вдруг схватил приказчика за руку и, размахнувшись, ударил ею сам себя изо всей силы по щеке и дернулся всем телом, как бы не в силах удержаться на ногах.
- Ой, ой, убил! - споткнулся он.
Вся толпа пришла в движение.
- Ой, ой, человека убили! - заорала какая-то старуха.
- Чего дерешься? Зачем дерешься? - плаксиво, с обидой кричали со всех сторон на торгаша, но никто не смел подступиться к нему.
- Ударил меня! - орал Савоська. - Все видели? Сюда больше не приеду!.. Я пришел на дедушкину могилу, а он меня бьет!..
Приказчик побледнел и при виде сгрудившейся толпы застучал зубами от страха. Ссутулившись и злобно озираясь, он быстро пошел в лавку и скрылся в ней.
- Сюда больше никогда не приеду! - продолжал кричать Савоська. Отдавайте мои товары! - Он вырвал у плешивого старика сверток ситца, кинул в лодку и закрыл холстиной. - Меня обидели. Собирайтесь в дорогу, поедем! - велел он гребцам.
Ноанцы просили прощения у Савоськи и умоляли его остаться.
- Теперь мне дедушкину могилу из-за торгаша забыть надо, - плакал Савоська, стоя с шестом на корме лодки. - Дедушкина могила-а-а! - плакал он, и, глядя на него, лили слезы провожающие его ноанцы, хотя многие догадывались, что почтенный дядя Чумбока схитрил и, видно, ему надо было зачем-то все это. Но из чувства уважения к старшим никто не смел ему перечить.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Чем выше, тем глуше и страшней становился Горюн. Река кипела на острых камнях. Скалы висели над протоками. Лес местами завалил реку. В плавниковых преградах гребцы с трудом находили узкие проходы и по ним перетаскивали лодки.
На грудах мокрого хвойного гнилья, среди реки, росли березы. Запах лесной прели стоял в воздухе.
- Тут еще жарче, чем на Амуре, - жаловался Васька.
Он уж и не рад был, что поехал на Горюн, в такую тягость было ему все, но по-прежнему терпел. Когда Савоська уехал, мальчик очень жалел, что старик не рассказал еще одну сказку - про амба-лоча. Хотел рассказать, да не успел.
Но вот настали такие тяготы, что уж и Ваське не до сказок. Он в душе клянет день и час, когда собрался на Горюн. Хочется к матери, готов зареветь, такая мука: жарко, тяжко, скучно. От воды прохлады нет. Тесно. Сопки сошлись, жгут живьем, скалы кажутся раскаленными.
- Руки гудят, - молвил Илья.
Иван засмеялся:
- Гляди, и Бормотова проняло!
На остановках гольды играли в карты, расположившись в лодке на груде товаров, где-нибудь под кустами, свесившимися с берега, или прямо на солнце, на отмели.
- Всё играют? - спрашивал Иван у Ильи.
Он шел на своей лодке впереди и лишь изредка дожидался остальных.
- Как остановка, режутся вовсю! Жара, мошка, оводы, а им хоть что! Пот с них льет, дядя Ваня, а они кричат - чуть не дерутся.
- Как, не устаете? - спросил Иван.
- Как не устаем! Конечно, устаем! - отозвался гольд.
- Отгони хоть слепней.
- А ну их к чертям! - отмахнулся гребец и продолжал бить козырями.
- Вот, Васька, людям в такой работе нужно какое-то утещенье. Это же убийство - вверх по Горюну товары подымать. Вот он толкается шестом клянет и себя, и работу, и меня уж, не без того, но надеется, что остановка за мысом будет и он товарища обыграет в карты. Что поделаешь, люди!.. И я не препятствую, пусть утешаются, лишь бы на меня работали. Я тут как царь. Правда?
Илюшка смеялся: дядя Ваня всегда шутит!
Васька слушал серьезно.
- А нам чего ждать? - вдруг спросил он.
- А тебе что надо, ты сам достигни! Будешь водку пить, в карты играть, паря, да еще утешаться этим - век станешь шестом чужой товар толкать. Ну, поехали! - грозно крикнул Бердышов на гольдов.
Как только близился перекат, сзади кричали:
- Илюска, Илюска!
Гольды выбивались из сил и льстили Илье, чтобы он постарался. Илья сверкал глазами, изо всей силы налегал на шест и приводил в восторг всех лодочников. Глядя на него, всем работалось веселей.
Горюн разделился на чистый и мутный. Гольды объяснили Ваське, что мутная вода в рукаве оттого, что выше впадает желтая река. К полудню лодки подошли к ее устью. Откуда-то из густого лиственного леса валили мутно-глинистые тихие потоки воды. Вскоре в дубняках и ильмовниках открылся широкий вход в тихую реку с желтой водой. Гольды с облегчением вздохнули, бросили шесты и взялись за весла.
- Теперь по этой реке пойдем. С Горюном прощаемся, - сказал Иван. Тут тихое течение, будет людям легче.
Холодный вид болот и редких берез открылся за лесом. На берегах исчезли дубы и липы. Виднелись лишь огромные кочки и кустарники, и все было желто, как и вода в речке.
"На Горюне шум, звон, лес, плавники, как-то веселей, - думал Васька. - А тут словно зашли на край света, словно заехали в такое место, где уж осень наступила".
Но вскоре местность снова оживилась. Далеко над желтым болотным кочажником, который протянулся от берега вдоль на целые версты, стала видна крутая, как стена, сопка с буйной дубовой рощей на вершине, а напротив нее, на другом берегу, из-за мыса понемногу появлялось большое стойбище со множеством юрт и свайных амбаров. Своры собак бродили вдоль берега. Видны стали лодки, котлы, связки сушеной рыбы, черепа зверей на вешалах и на деревьях, толпы людей в шкурах, с трубками и ножами, голые ребятишки, костры, а за стойбищем - вековой лес из высочайших кедров с раскидистыми ветвями.
- Вот и Кондон! - молвил Бердышов.
Юкану встречал гостей. Это старый друг Ивана, с которым когда-то вместе били Дыгена. Юкану краснолиц, бел как лунь, с длинными седыми усами. Он, казалось, был несколько смущен.
Другой былой спутник и товарищ Ивана - Васька Диггар - вертелся тут же, заискивающе смеялся и помогал Ивану вылезти из лодки. Васька нынче зимой был в Уральском, хотел сватать Дельдику, устроил там гонки, менял с Айдамбо собак, они чуть тогда не перестрелялись. После того приезжал к Ивану и сам Юкану.
- Вот я решил на Горюне побывать, - сказал ему Бердышов. - Думал, нынче не соберусь, а собрался все же. А вы, я гляжу, что-то невеселые? Не ждали нас?
Юкану после убийства Дыгена покоя не знал. На Горюне поселился маньчжур Синдан и взял тут большую силу.
Синдан не раз говорил Юкану, что знает все и, если старик не загладит своей вины, выдаст его маньчжурам, которые явятся сюда и расправятся с теми, кто виноват.
Юкану пал духом. Все же нынче зимой он собрался на Амур, побывал у Ивана и рассказал про все свои беды. Иван ободрил его, уверил, что бояться не надо, и дал Юкану немного товару, чтобы роздал сородичам на Горюне и предупредил их, что скоро туда приедет русский купец.