- Ну, тогда придется и мне тоже, - сказал Бердышов.
Он положил на блюдо триста рублей.
- Иначе нельзя, - выходя на паперть, говорил он Барабанову. - Богу молиться, да на китайские деньги - куда годится! Пусть лучше на мои.
Новоселы и гольды гурьбой выходили на паперть.
- Че-то маленько пристал, хочу посидеть, - пожаловался Улугу, выбравшись из церкви. - Можно?
- Теперь можно, - ответил Силин.
- Черт не знай! Как русский не устает?
- А мы в бога верим. Стоим - веруем.
- Если бы молиться да ходить - тогда бы ниче!
- Это по-шамански - молиться да ходить! А вот ты говорил, что русский шестом толкаться не умеет. Шестом что! - усмехнулся Силин. - Ты попробуй заутреню выстоять. Я могу не шевельнувшись, как литой. Вот и называется, что русский стойкий!
Ослепляя народ блеском мундиров и эполет, по склону холма спускались чиновники. Оломов, в синем сюртуке, что-то бубнил, тыча пальцем на отдаленные хребты.
- Это будет не только церковь, - рассуждал Барсуков, - а как бы форпост колонизаторов. Она и строена из таких бревен, что не пробить ядру.
- Говорят, батюшка сам выбирал лесины и помогал таскать солдату.
- Да, мужик он хозяйственный.
Городские попы с интересом приглядывались к Гао.
- Азиат, но, видно, доброй души, - вполголоса говорил горбоносый толстый протоиерей с сизыми щеками и черной бородой. - С кротостью подношение его. Может быть обращен в христианство!
- Чуют, твари, что тут можно поживиться, - заметил Силин.
- Какая девушка, удивительной красоты! - сказал Барсуков, кивая на Дельдику. - Я обратил на нее внимание еще во время службы.
Оглядывая толпу, Дельдика кого-то искала.
- Да, да! Чудесная! Мохнатая, как японский цветок, как хризантема!..
Чиновники остановились.
- Какое-то влияние юга. Побьюсь об заклад, что в ней есть что-то малайское.
- Эка куда вы хватили! - отозвался Оломов.
- Моя приемная дочь, - сказал Бердышов. - Она подросла и стала как мохнатая курилка.
- Да, она хороша! В русском платье - сочетание необыкновенное.
Иван поманил Кальдуку.
- Вот ее родной отец.
Кальдука подобострастно кланялся и дрожал от страха. Барсуков через Ивана спросил его о предках:
Кальдука ответил, что дедушка брал жену с Сахалина - аинку.
- Как он узнал, кто у нас в роду? - спросил старик у Бердышова. - Я не потому ли такой маленький, спроси вот этого, который с бородой: он все, наверное, знает.
- Айны родственны туземцам южных морей, - рассуждал бородатый чиновник в очках.
- А спроси-ка его: в тайге у нас еще много зверей? - приставал Кальдука к Бердышову.
Вокруг чиновников собралась толпа. Илья слышал, что говорят о Дельдике.
- Ты, я слыхал, не хочешь ее выдавать за русского? - спрашивал Барсуков у Ивана.
- Ей свой нравится.
Дельдика заметила, что ею любуются. Она захотела обратить на себя еще больше внимания.
- Илюся! - позвала она.
Илья быстро шагнул к ней, но мимо шли девушки, его окликнула Дуняша.
- Эй, надвое разорвешься, - раздался Терешкин голос.
- А у тебя ни одной, - отозвался Илья.
Неожиданно для него вокруг засмеялись.
- Илья нашелся! Вот сказанул!
Все смеялись над Терешкой.
Толпа молодежи двигалась к роще. Золотисто-красный, чистый березовый лес стоял на молодом, поднявшемся из озера мысу.
Тут не было бурелома, на новой земле росло первое поколение берез. Деревья были стройны, молоды и не теснили друг друга. Чистая трава зеленела, как в мае.
Девушки вошли в рощу, обнявшись. Стояла немая тишина. Чувствовалось последнее осеннее тепло. Кругом все в цветах осени - яркое солнце, желтые листья, голубая вода и голубое небо.
- Терешка с Ильей сегодня драться будут, - поговаривали парни.
Илья заметил, как скуластый Овчинников что-то сунул в кулак белобрысому Андрюшке Городилову и, сверля его зелеными глазами, что-то шептал.
"Вам же хуже будет..." - подумал Илья.