Возвратившись спустя час на поверхность, мы услышали раскаты грома и, к удивлению, увидели, что небо совершенно затянуто тучами. Только что была прекрасная погода - и вдруг начался дождь. С деланным сожалением Макдональд объявил, что из-за этой перемены необходимо вернуться в Кэрнс.
На радостях, что он успеет домой вовремя, мальчишка провел нас на волосок от какого-то выступа рифа Андин.
Мы услышали скрежет, но в следующее мгновение уже миновали это место. Возьми он на три метра левее, и мы бы со всей силой наскочили на риф. Макдональд, чинивший удочку, подскочил к мальчишке и сам взял руль.
Ночь мы снова провели на острове Лоу и прибыли в Кэрнс на следующий день после обеда. В гостинице возле наших кроватей стояло не менее чем по тридцать опорожненных бутылок из-под пива. Столь достойный обычно дом был неузнаваем. Почти каждый из гостей выпил уже больше чем достаточно, и никто не помнил, в какой комнате он живет. Все обнимали друг друга, а в большом зале раздавались веселые песни.
По приглашению Макдональда мы отведали у него рождественский пирог, затем нас забрали Фред и Пег, и мы ездили от одного дома к другому. Везде знакомились с новыми людьми, и все рассказывали разные истории об акулах, от всего сердца смеялись над вызовом водолаза из Брисбена, и никто не хотел поверить, что мы уже ныряли у внешних рифов.
На следующее утро Фред и Пег повезли нас в автомобиле в горы, где мы провели два прекрасных дня в Ионгаберре. Все говорило за то, что в этом году период дождей наступит раньше, чем обычно. А если дождь начинает идти понастоящему, то он больше не прекращается. Тогда вода поднимается на улицах Кэрнса до сорока сантиметров, и торговцы ставят перед своими дверями мешки с песком, чтобы вода не затекала в помещение.
Как только мы снова попали в Кэрнс, я связался с летчиком, поддерживающим связь с отдаленными районами на своем маленьком самолете. Если мы хотели выполнить задуманное, то должны были осмотреть бесконечные полосы рифов с высоты птичьего полета и заранее выбрать наиболее подходящее место для работы. Пилот согласился пролететь с нами над всем районом рифов от Кэрнса до северной оконечности острова Лизард. Небольшая спортивная машина была открыта с двух сторон, и мы могли все осмотреть и сфотографировать. Поднялись рано утром, сначала полетели к рифу Ивнинг и кружили над ним в течение получаса. Нас сопровождал Макдональд, не летавший еще ни разу в жизни. При более тщательном изучении дневников Кука мне пришла в голову мысль - не могла ли произойти ошибка, и он наскочил совсем не на риф Индевр? Ведь за два часа перед катастрофой "Индевр" пробиралась по мелководью, которое, однако, быстро сменилось семнадцатисаженной глубиной. До сих пор считали, что эта мель находилась на плоской внешней оконечности рифа Пикерсгилл. Правда, можно еще предположить, что это был небольшой подводный выступ, обозначенный на картах под названием Бонер-Рок.
Если это так, то судно шло не к рифу Индевр, а к рифу Ивнинг.
Мы кружились над обоими рифами, и я нащелкал несколько сот снимков. Кропотливо трудясь, мы соединили их позже в одно целое и получили, таким образом, точные карты существующих сегодня рифовых цепочек.
Затем мы полетели к рифу Раби, который уже хорошо знали, а оттуда дальше, над длинной цепью рифов группы Риббон, казавшихся сверху многочисленными связками сосисок. Каждое из звеньев было изогнуто посередине выпуклостью к морю. С внутренней стороны все они были плоские и песчаные, а со стороны моря вдоль рифов из воды поднимались башни, вроде тех, у которых мы ныряли. В проходах между звеньями образовались маленькие рифы, вероятно еще молодые, находящиеся в процессе роста.
Больше всего нас интересовал внешний край. Здесь на рифовое плато одна за другой накатывались белые цепи бушующих волн, за полосой прибоя море было черным и бездонно глубоким. В некоторых местах - особенно у третьего, четвертого и пятого рифов группы Риббон - перед внешним краем тянулась еще не достигшая поверхности плотина; между ней и рифом была полоска чистой воды. Я не мог понять, что это такое, и про себя решил во что бы то ни стало осмотреть странное образование.
Мы пролетели над проливом Корморант и двенадцатым рифом группы Риббон, названным именем Йонге, затем над рифом Картер и рифом Дей, через проход между которыми Кук благополучно выбрался в открытое море. Вся рифовая полоса описывает здесь большую дугу, так что последние из упомянутых рифов тянутся уже в северо-западном направлении. Особенно интересным нам показался следующий за ними риф Хикс. У его западной оконечности на внешнем крае были расположены маленькие многообещающие бухты.
Описав дугу, мы полетели к острову Лизард, покружились над ним и снова взяли курс на Кэрнс. На этот раз летели над многочисленными рифами внутреннего канала, в том числе над крошечным рифом Пикси, на особую красоту которого обращал внимание еще Севиль-Кент, и над бесконечными цепочками рифов Танг и Бэтт; их рифовые плато, гладкие, словно бетонные площадки, лежат под поверхностью воды, а диаметры достигают семи и девяти километров.
Возвращаясь домой с аэропорта, Лотта обратила внимание на магазин чулочных изделий. В витрине были выставлены искусственные женские ноги, одетые в шелковые чулки. Мы установились, зашли и, ко всеобщему удивлению, купили одну из ног. Она была из пластмассы, и в гостинице я покрыл ее слоем гипса. Пусть гигантская тридакна испытает на ней свои силы! С нашей стороны это было немного нечестно, так как нога почти не имела щиколотки и, кроме того, была слишком твердой. Но все же это была нога, а найти лучшую мы не могли.
У ЦЕЛИ
Еще со времен великих мореплавателей фантазию людей привлекала необычность атоллов. Замкнутым, поросшим пальмами рифовым кольцом поднимаются они из моря, а посередине сияет, словно голубое озеро, лагуна. Как они образовались? Сначала считали, что это погрузившиеся в море вулканы, a по краям их кратеров образовались коралловые рифы. Затем Дарвин предложил теорию, которая своей простотой убеждала каждого.
Он исходил из того, что, как известно, вдоль тропических побережий образуются узкие полоски рифов. Если суша опустится, как это нередко случается при геологических катаклизмах, тогда из такой рифовой полосы образуется рифовый, барьер; если же погружается остров, то остается только рифовое кольцо - атолл.
Теория Дарвина в настоящее время оспаривается, но одно из ее положений, а именно деление коралловых рифов на окаймляющие, барьерные и атоллы, стало общепринятым. Его можно найти в любой научной монографии, в любом учебнике, хотя на самом деле читателя вводят при этом в некоторое заблуждение. Ведь в действительности большое число коралловых рифов нельзя отнести ни к какой из трех категорий! 9
Такие другие рифы я уже тщательно исследовал в Красном море. Здесь же, в пределах собственно Барьера, их были сотни, и можно было отчетливо проследить закономерность в их возникновении. Я мог наблюдать органически связанную в одно целое цепь развития, ведущую от маленького, грибообразно возвышающегося рифа ко все более расширяющемуся их комплексу и, наконец, к гигантскому рифовому плато, лежащему словно громадная бетонная плита под волнами; затем на нем образуется остров.
Где-то в глубине, на которой еще обитают рифовые кораллы, на одном из возвышений развивается постепенно поднимающийся вверх риф. В зависимости от формы возвышения он может быть куполообразным, вытянутым, серповидным или неравномерно разветвленным. Пока он растет в спокойной воде глубин с почти неизменными условиями жизни, форма его случайна.
Однако как только риф приближается к поверхности, он подвергается воздействию ветра и волн. У побережья Квиксленда восемь месяцев в году господствует равномерный юго-восточный пассат, и рифы принимают соответствующую ориентацию. Ветер и волны приносят пищу и кислород, поэтому кораллы пышно разрастаются по направлению к юго-востоку. Они все дальше растут против движения волн, и так образуется все более крутая, затем вертикальная и, наконец, в верхней части даже нависающая стена.
Куски кораллов, обламывающиеся во время бурь, несутся морем через риф. Так, на обратной, защищенной от ветра стороне образуется пологий склон, на котором откладывается все больше и больше обломков и песка.
Раковинки погибших крошечных планктонных существ - фораминифер-тоже оседают здесь10. Удары волн размалывают отмершие кораллы. Рыбы-попугаи и другие пожирают кораллы, дробят их - и тоже получается песок.
Во время прилива и отлива песок поднимается и перебрасывается через риф. Так заполняются стыки и трещины, в то время как известковые водоросли скрепляют гравий. В верхней части рифа - между вертикальной стеной, с одной стороны, и покрытым гравием склоном, с другой - образуется сравнительно гладкое, очень твердое, редко населенное полипами плато. Во время сильных бурь море выбрасывает большую коралловую глыбу, которая остается там, выступая из воды. Поскольку над плато господствуют сильные течения, только цепкие существа способны там развиваться. Чем старше риф, тем шире становится плато.
Однако риф не растет дальше - как это часто предполагают- навстречу преобладающему движению волн. Как только образовалась вертикальная стена, дальнейший рост уже невозможен. Зато риф продолжает расти в противоположном направлении, у все более удаляющегося склона, покрытого галькой. Там среди песков возникают новые коралловые кусты, глыбами и башнями поднимающиеся к поверхности, а так как в защищенной воде условия для жизни везде одинаковы, они равномерно растут во все стороны. Близко стоящие башни и глыбы соединяются, и в результате образуются лабиринты и замкнутые озера. Здесь рай для животных, предпочитающих тихую воду. Наконец, кораллы развиваются пышнее всего у поверхности, поэтому ущелья срастаются наверху и превращаются в более или менее крытые гроты, ведущие иногда в глубь рифового плато.
Полипы постоянно борются с песком. Если песок берет над ними верх, полипы отмирают. На защищенной от ветра стороне в воде меньше кислорода и пищи, чем в прибое у внешнего края рифа; в результате колонии здесь не столь стойки. В поры коралла проникают небольшие паразитические водоросли и губят полипы. Большая часть видов исчезает, и лишь немногие могут выжить. Обширные участки пустеют, и их заносит илом. Вода становится все более мутной, а известняковые стены выглядят голыми и безжизненными. В конце концов риф почти совершенно пустеет.
Наверху же на рифовое плато течениями намывается песок; образуется отмель. Ветер и птицы приносят семена, и из них вырастают растения. Почва укрепляется, образуется перегной. Вода приносит один-два кокосовых ореха, и вот уже первые пальмы стремятся ввысь... Возник новый коралловый остров.
Утром 2 января я вместе с Макдональдом покинул Кэрнс. Мы получили извещение о прибытии новой камеры, и Лотта осталась, чтобы получить ее. Она должна была лететь в Кук-таун и там встретиться с нами. Сначала мы отправились к острову Грин, где один житель Кэрнса хотел показать нам огромную раковину диаметром в два метра; однако он безрезультатно искал ее целых три часа. Тогда мы ссадили его и направились к рифу Пикси; достигли его еще засветло.
Это совсем молодой риф, поднимающийся с тридцатипятиметровой глубины в виде одинокого купола. Поверхность его покрыта пышными садами из мадрепор. Между коралловыми деревьями сильное течение несло рыб, словно ветром. Чтобы фотографировать, пришлось ухватиться одной рукой за коралловые ветви, но все же меня сорвало и потащило через риф. Течение несло воду по ущельям и каналам. Энергично взмахивавшие хвостами рыбы головой вперед пробирались против тока воды. Две крошечные акулы носились между кустами, словно ракеты, видимо просто ради удовольствия. Все текло, все двигалось, лишь кораллы стояли неподвижно. Среди окружающей суетни они величественно простирали свои ветви с изящными каменными "бутонами".
Мы переночевали на подветренной стороне мыса Трибулейшн; влажный воздух предвещал бурю. С восходом солнца мы были у рифа Ивнинг, над которым так долго кружили на самолете. Я исследовал внешние края рифа, сравнивая с составленными нами картами. Однако они спадали круто, и это едва ли могло согласоваться с данными Кука. Если бы "Индевр" села на мель здесь, она повисла бы на краю вертикальной стены.
Значит, знаменитые пушки все же лежали у мутноводного рифа Индевр. Через два часа я был там. Я разбил весь район на семь зон, через которые меня в акваланге должна была протащить лодка. Теперь для этого есть гораздо более совершенные средства, тогда же я располагал только висящей на веревке небольшой доской, за оба конца которой ухватился и таким образом регулировал свое движение вверх и вниз. Не думаю, чтобы я когда-нибудь еще испытывал такой беспрестанный страх, как в тот и следующий день.
Вода была такая грязная, что видимость едва достигала пяти-шести метров. Это очень мало в море, особенно если вблизи акулы. Я держался вплотную ко дну и парил над невероятными коралловыми образованиями. Всюду, словно на огромной свалке, беспорядочно лежали обломки коралловых ветвей; в некоторых местах кучи их скоплений достигали метра в высоту. По-видимому, над этим районом недавно прошел циклон. Глыбы высотой в башню, похожие на великанов первобытного леса, свалились, а на них росли другие, более молодые кораллы самых причудливых очертаний.
Судя по результатам исследований на Самоа и Мальдивских островах, мои поиски имели очень мало шансов на успех. Установлено, что за тысячу лет кораллы образуют слой толщиной в 25 метров; стало быть, со времени кораблекрушения "Индевр" риф вырос на целых четыре с половиной метра. Однако, по моим наблюдениям, наросты на затонувших кораблях образуются совсем не так быстро; более тоге, иногда толщина наростов не достигает и десятой части теоретической. Кроме того, кораллы образуют там совершенно особый биоценоз, в котором участвует гораздо больше видов, чем в рифе. Поэтому я надеялся обнаружить место, где затонули пушки, даже если бы все заросло.
Я стиснул зубы и полетел со скоростью двух узлов через огромные пространства мутной воды. Среди коралловых обломков лежали поразительной величины гигантские тридакны, широкие и массивные. Они были похожи на жуткие цветы подводного мира, подстерегавшие добычу, как манящие ловушки в хаотических нагромождениях.
Прямо передо мной проплыла большая акула-мако. При моем приближении она метнулась в сторону, и я больше ее не видел. В другой раз позади следовали две синих акулы, интересовавшиеся мной так, как щука интересуется блесной. Я так разнервничался, что прервал поездку и хотел отправиться в Куктаун еще до наступления темноты. Но передо мной все еще стояли обросшие кораллами пушки знаменитого мореплавателя. Поэтому, переборов себя, я закончил на следующий день к обеду всю работу. Я ничего не нашел, но мог сказать себе: сделано все, что было в моих силах. Пусть пушки мирно отдыхают среди хаотически разбросанных кораллов!..
Солнце садилось, когда мы вошли в пустынный куктаунский порт. Здесь почти ничего не осталось от некогда процветавшего города золотоискателей. Рудники уже давно истощились, а порт оказался непригодным для больших кораблей. Потом циклон разрушил большую часть домов. Когда-то здесь проживало 20 000 жителей, теперь их только 350.
Лотта шла нам навстречу по длинной пустынной улице, на которой то тут, то там стояли ветхие дома. Она облегченно вздохнула, увидев нас.
- Я сняла комнату в здешней гостинице,- сообщила она.- Это настоящий балаган. Здесь все пьяные.
Макдональд дал нам лампу, на случай если мы захотим вернуться ночью на борт, и предостерег нас от диких кабанов, нападающих ночью на прохожих.
Единственная в городе гостиница смахивала на дощатые балаганы из фильмов о Диком Западе. Двери покосились, несколько не вызывающих доверия фигур бездельничало у стойки. Когда мы вошли, навстречу поднялся здоровенный небритый верзила. Он тряс нам руки, заставил выпить с ним бокал пива и рассказал о каком-то Майке Баззартоне, экскурсоводе с острова Дейдрим. Чтобы понравиться девушкам, этот парень вставал на голову на верхушке мачты своего корабля. Если его отзывали от стойки, он всегда вынимал свой стеклянный глаз и клал его рядом с кружкой, чтобы никто не выпил пиво. Его коньком были поединки на ножах с акулами. Для этого он подыскивал себе совсем безобидные экземпляры, с которыми проводил "страшные" бои.
- До тех пор, пока однажды он не ошибся и не связался с песчаной акулой, - усмехаясь, закончил великан.- Больше ему не приходилось этого делать.
Было похоже, что и все прочие завсегдатаи пивного бара были осведомлены из газет о нас и наших намерениях. Один рассказал нам об Отисе Бартоне, на которого напала акула, когда он нырял у острова Лизарда. Недавно в гавани Куктауна акулы сожрали молодую супружескую чету. Все ухмылялись и поднимали за нас тосты.
Хозяин показал нам надпись в память трагического случая на острове Лизарде, происшедшего в 1881 году. В то время там жил некий Уотсон с женой, малышом и несколькими слугами. Они собирали морские огурцы, которые варили в большом железном корыте и высушивали, и жемчужные раковины, обитавшие тогда везде прямо на рифах, так что их а нужно было только собирать во время отлива.
Однажды, когда Уотсон отсутствовал, с материка прибыли туземцы, напали на лагерь и убили одного из двух его слуг-китайцев. Второму, тоже тяжелораненому, удалось бежать вместе с госпожой и ребенком. Ночью они уселись в корыто, и их унесло в море. Гонимое ветром, корыто пристало к расположенным в тридцати милях островам Ховик, но все трое погибли. Когда позже нашли корыто, был найден и дневник женщины. Он оканчивался словами: "Умираем от жажды". Я тоже заказал пиво для всех, затем мы улеглись спать в маленьком, затянутом паутиной помещении, в то время как снаружи еще долго раздавались звон стаканов и хриплые крики.
На следующий день после обеда мы были у Лизарда. Бросили якорь с западной стороны в песчаной бухте, на берегу которой еще стоят развалины дома Уотсона. Ночью шел сильный дождь и бушевала буря. Макдональд, мысленно бывший еще в Куктауне, рассказывал нам, какую роль играет терпение и нетерпение при поисках золота.
Один человек, работавший в руднике, натолкнулся на богатую золотоносную жилу. Ни слова не проронив, он быстро засыпал штольню снова. Он ждал двадцать пять лет, пока рудник не истощился и все права на него не потеряли силу, затем купил его за гроши и стал богатым человеком. Другой три года рылся на своем участке, затем махнул рукой и продал его.
Человек, который купил участок, на следующий день ударил киркой по земле и нашел жилу.
Утром было все еще ветрено, небо затянуто тучами, и я попросил Макдональда показать нам двухметровую тридакну, о которой он говорил. Мы стали на якорь вблизи этого места. Он с мальчишкой целых два часа крутился в крошечной лодочке и исследовал дно, лежащее на глубине всего четырех метров. Но раковина исчезла. Ее просто здесь больше не было. Зато на побережье Макдональд показал нам мангры, у корней которых, похожих на ходули, мы нашли маленьких, но очень вкусных устриц. У Макдональда был запас льда для сохранения пойманной в пути рыбы, и вечером мы имели превосходную закуску.
На другой день установилась, наконец, хорошая погода. Правда, все еще дул сильный юго-восточный ветер, но для нашего пребывания у рифа Хикс это не имело значения; небольшие выемки, обнаруженные нами с самолета, лежали на севере и были защищены от ветра.