70223.fb2
- Не давала б я, Николаюшка, великого и страшного заручения, не ставила б за чужую душу в залог свою душу, ежели б не знала Дунюшки,- а исступленье, диким, дрожащим голосом сказала брату Марья Ивановна.
И, крепко стиснув руками грудь, со слезами на глазах, задыхаясь от беспрерывных вздохов и сильных судорожных движений тела, стала она "выпевать": ("Выпевать" - в беспамятстве говорить с рифмами, импровизировать.).
- Высоко будет ходить во "святом во кругу" ("Святым кругом" у хлыстов называется нечто вроде хоровода, исполняющего религиозные пляски.). Высока ее доля небесная, всем праведным будет она любезная. Велики будут труды, да и правильны суды...
Все встали. На Марью Ивановну "накатило". Она была в восторге, в исступленье, слово ее было "живое слово, святое, вдохновенное, пророческое". Всем телом дрожа и сжимая грудь изо всей силы, диким, но торжественным каким-то голосом запела она:
Изведет из темниц
Сонмы чистых девиц.
Привлечет в божий чин
Сонмы грешных мужчин.
Сам спаситель ей рад,
Возведет в вышний град,
Осенит святой дух
Ее огненный дух,
И на радость она
Будет богу верна.
Поручусь за нее,
И молюсь на нее,
То - невеста Христа,
Снимет нас со креста,
Силу вышнюю даст,
Благодать преподаст.
С поникшими головами и сокрушенным сердцем слушали Луповицкие сестрицу свою, затрубившую в трубу живогласную, возглашавшую златые вещания, чудоносные, цельбоносные (Трубой живогласною и златыми вещаниями, чудоносными, цельбоносными хлысты называют слова пророков, сказанные во время исступления. ).
В изнеможенье, без чувств упала Марья Ивановна на диван. Глаза ее закрылись, всю ее дергало и корчило в судорогах. Покрытое потом лицо ее горело, белая пена клубилась на раскрытых, трепетавших губах. Несколько минут продолжался такой припадок, и в это время никто из Луповицких не потревожился - и корчи и судороги они считали за действие святого духа, внезапно озарившего пророчицу. С благоговеньем смотрели они на страдавшую Марью Ивановну.
Мало-помалу она успокоилась, корчи и судороги прекратились, открыла она глаза, отерла лицо платком, села на диван, но ни слова не говорила. Подошла к ней Варвара Петровна со стаканом воды в руке. Большими глотками, с жадностью выпила воду Марья Ивановна и чуть слышно промолвила:
- Еще.
Другой стакан подала Варвара Петровна, Марья Ивановна и его выпила, волнение стало в ней прекращаться, только грудь поднималась тяжело и порывисто.
"Живым словом" Марьи Ивановны была решена участь Дуни. Луповицкие с радостью согласились открыть ей всю "сокровенную тайну". В слове Марьи Ивановны и в постигшем ее после того припадке они видели явную на то волю божию.
- Я пойду... разденусь... лягу в постель...- слабым, упавшим голосом проговорила Марья Ивановна, приподнимаясь с дивана. Варвара Петровна подхватила ее под руку и тихонько, с осторожностью повела едва передвигавшую ноги пророчицу.
* * *
В родительском доме в последнее время все дни с утра до ночи Дуня проводила с Марьей Ивановной, в Луповицах стала она неразлучна с Варенькой. Погода на ту пору стояла тихая, теплая, и обе девушки из саду почти не выходили, они бывали в доме только за обедом и за чаем. Постель Дуни на первое время поставили в Варенькиной спальне, пока не приготовили заезжей гостье особой комнаты. Все это сделано было по желанью Марьи Ивановны. И во время прогулок, и по ночам, лежа в постелях, Дуня водила с Варенькой такие же разговоры, как прежде с Марьей Ивановной. Рассказы молодой девушки о таинственной вере нравились Дуне больше, чем рассказы Марьи Ивановны. Они были ей проще и понятнее. Иногда приходили к ним в сад и Варвара Петровна и Марья Ивановна, но всегда на короткое время. В совете Луповицких Дуня отдана была для вразумлений Вареньке, потому что эта ближе подходила к ней возрастом и потому могла иметь больше на нее влияния.
Однажды Варенька с Дуней, крепко обнявшись, сидели на уютном диванчике в обширной теплице, уставленной одними пальмами. Других растений в теплице не было. Говорили девушки о "союзе", к которому так неудержимо влеклась мечтательная Дуня.
- Варенька, я тебе еще, кажется, не сказывала, что Марья Ивановна обещалась мне здесь, в Луповицах, показать таких праведных, что говорят "живое слово",- сказала Дуня.- Теперь каждый день я ее спрашиваю, когда ж это будет, а у нее только и ответов: "погоди да погоди".
- А тебе хочется видеть их?- с улыбкой спросила Варенька.
- Господи! Да я бы жизнь отдала, только бы взглянуть на них, только бы одно "живое слово" услышать,- с живым нетерпеньем отвечала Дуня.
- Разве ты никогда не видала их? - улыбаясь, спросила Варенька.
- Где ж мне видеть их? - грустно промолвила Дуня...- Не такая жизнь выпала на долю мне. Не знаешь разве, что я выросла в скиту, а потом жила у тятеньки в четырех стенах. До знакомства с Марьей Ивановной о духовности и понятия у меня не было. Только она открыла мне глаза.
- А ты и не догадалась, что сама она "просветлена", что в ней самой дух божий живет, что сама она вещает "глаголы живота"? - спросила Варенька.
- Как? Неужели?- в изумлении вскрикнула Дуня и порывисто вскочила с диванчика.
- Да, "просветлена",- сказала Варенька.- Она уж давно таинственно умерла и давно таинственно воскресла. Нет в ней греховного человека, нет в ней ветхого Адама. Не доступны ей ни грех, ни страсти, свойственные человеку.
Припомнила Дуня слова Марьи Ивановны о людях, что после таинственной смерти таинственно воскресают. Ее слова были памятны ей, в сердце носила их.
- Так в ней сам бог?.. Так от нее от самой можно слышать слово вечной жизни? - воскликнула Дуня задрожавшим от волнения голосом.
- Да, она "труба живогласная",- молвила Варенька.- Она святая пророчица, устами ее дух волю свою вещает.
- А я и не знала... И в голову мне не приходило...- тихо опускаясь на диванчик, едва слышно промолвила Дуня.
- Чужому знать этого нельзя,- сказала Варенька.
- Зачем же она не сказала мне?.. Зачем говорила, что увижу таких людей только здесь, в Луповицах?..- тоскливо говорила Дуня, не слушая Вареньки.
- Услышишь... И ее услышишь и других услышишь,- сказала Варенька.- В пророческом слове не одна она ходит.
- Кто же еще? - спросила Дуня.
- Дядюшка и еще другие,- ответила Варенька.
- Как? Николай Александрыч?
- Да. Силен в нем дух, сильнее, чем в тете Машеньке. Он ведь кормщик корабля, всем руководит. В нем давно уж нет своей воли, она вся попалена небесным огнем, совсем уничтожена. В нем одна только святая воля духа. Что б он ни приказал, чего б ни захотел, все исполняй, как божье повеленье. Что б ни сказал он, во всяком слове его премудрость божия. Слепым, что живут языческой жизнью в плене вавилонском, тем, что валяются в смрадной тине грехов, слова его, конечно, покажутся безумием. Но помни, Дунюшка, слово, сказанное в писании: "Безумное божие мудрее людей, и немощное божие сильнее человеков" (1. Коринф, 1-25.). Всякий кормщик такой, как дядюшка, что бы ни сделал, все свято сделал. Как бы его поступок ни показался скверным, даже беззаконным, все-таки он безмерно выше, нравственнее и законнее высшей чистоты и праведности человеческой. Не кормщик так поступает, а живущий в нем дух. Читала ли ты преподобного отца Макария Египетского?