Как вырваться из такого ужасного положения? Возможно, льву надоест караулить нас, и он уйдет в другое место искать себе добычу? Но нет, он и не думал уходить. Его поведение свидетельствовало об обратном - я припомнил, что в книгах, прочитанных мной, говорилось о неумолимом характере царя зверей, который далеко не отличается тем великодушием, какое ему приписывают. Это пресловутое великодушие есть не что иное, как безразличие к людям, которые не трогают его, и то лишь, когда он сыт.
Наш лев не был голоден, но ему послали вызов, затем ранили во время борьбы, последовавшей за вызовом, и чувство мести дошло у него до крайней точки. Нечего было и думать, что бешенство его скоро уляжется. Не успокоит ли ночь его ярость? Можно было уповать на то, что темнота смягчит его гнев или даст нам возможность ускользнуть от него, но до вечера было еще так далеко...
Мы ни одной минуты не рассчитывали на наших товарищей с "Пандоры"; у Бена, правда, были друзья среди матросов, но характер у них был не такой, чтобы заботиться о том, что с ним произошло. Да если бы они и вздумали искать его, то как найти кого-нибудь среди этих безграничных лесов, где нет даже тропинок, по которым можно было бы проследить, куда мы пошли?
С этой стороны у нас была единственная надежда, основанная на весьма странном предположении. Возможно, что, не увидя нас вечером, капитан "Пандоры" вообразит, что мы дезертировали, и пошлет осматривать окрестности, чтобы найти нас. Как ни странно было такое предположение, мы страстно желали его осуществления, считая единственным средством к спасению.
Жажда, между тем, мучила нас все сильнее. Горло горело так, как будто мы проглотили индейский перец, язык пересох, во рту не оставалось ни капли слюны.
Внезапно Бену вдруг пришла в голову одна мысль. Он вытащил нож и сделал надрез на ветке, где сидел. Вопрос, о котором мы спорили, был решен: из раны, нанесенной Беном, показался красный сок; из жил растения текла драконова кровь.
Думая утолить жажду из предлагаемого нам природой источника, мы приложились губами к надрезу и начали высасывать кровавую жидкость. Мы не сделали бы этого, будь мы более сведущими, потому что драконова кровь принадлежит к числу самых едких жидкостей на свете. Увы! Мы скоро узнали это на собственном опыте. Через пять минут после того как мы проглотили эту странную жидкость, нам показалось, что рты наши наполнены огнем, и жажда наша до того усилилась, что мы не в силах были переносить ее. Как раскаивались мы, что проглотили этот ужасный сок, как проклинали свою неосторожность! Ведь мы могли бы протерпеть до следующего утра, но теперь это было невозможно, мы страдали так, как будто не пили несколько дней подряд.
Как описать нашу агонию? Пытка наша увеличивалась с каждой секундой и, наконец, дошла до того, что Бен Брас предложил мне сойти вниз, утверждая, что лучше бороться со львом, чем выносить такую муку.
XV
Да, хотя исход этой борьбы был очень сомнителен, мы все же решили покинуть убежище и попытаться отбить свою жизнь у свирепого животного, преграждавшего нам путь. Мы предпочли рискнуть и лучше погибнуть в когтях льва, чем выносить страдания, которые могли продолжаться еще долго. Но, к счастью, мы не были доведены до такой крайности.
Вы помните, вероятно, старый мушкет Бена Браса, сделанный еще в то время, когда королева Анна правила Англией. Дело в том, что он лежал у дерева, куда мой друг бросил его, когда спешил убежать от приближавшегося к нам врага, и мы не раз уже посматривали на него. Он находился слишком далеко от нас, и мы не могли схватить его, да если бы и подняли его, разве дробь, которой он был заряжен, могла освободить нас от врага? Мы могли бы извести весь порох и не добились бы никакого результата, а только усилили бы бешенство льва, если его бешенство не достигло уже крайних границ. Поэтому мы оставили нашу "королеву Анну" у подошвы драконового дерева и не сделали ни малейшей попытки взять ее обратно.
Но в ту минуту, когда мы собирались приступить к решительной битве и искать спасения в отчаянной попытке, мы подумали вдруг, нельзя ли будет воспользоваться старым мушкетом. Бен вбил себе в голову, что он может сослужить нам службу. Отчего было, действительно, не попробовать? И я только удивляюсь, что эта мысль не пришла нам раньше.
План Бена заключался в следующем: взять старый мушкет, зарядить двойным зарядом, раздразнить льва тем или иным способом, чтобы он снова возобновил свои попытки нападения, и в ту минуту, когда он прыгнет к ветке, на которой мы сидим, выстрелить в него в упор, что, по мнению Бена, должно было ранить его серьезно.
Прежде всего, следовательно, надо было взять мушкет, который лежал всего на расстоянии какого-нибудь метра от дерева. Но как близко ни находился он, а достать его было невозможно, потому что лев, следивший за всеми нашими движениями, моментально схватил бы того, кто спустился бы на землю. Как же достать мушкет?
Мы ни разу не обсуждали вопроса - как спуститься за нашим ружьем, ибо это значило идти на верную смерть. Бен сначала думал взять меня за ноги и держать так, как это делают обезьяны, которые цепляются друг за друга, когда хотят что-нибудь достать. Но, рассчитав расстояние, отделявшее нас от земли, мы решили, что об этом нечего и думать. Тогда Бену пришла другая мысль: сделать петлю на конце веревки, захватить ею мушкет, веревку потянуть так, чтобы затянуть узел, и затем поднять "королеву Анну". План этот был хорош, оставалось только привести его в исполнение.
У нас была веревка; моряки никуда не выходят без нее. Этой веревкой мы связывали грифа, и когда Бен бросил его, то веревку, разумеется, взял с собой. Она была достаточно длинная и крепкая. А кто лучше Бена мог сделать мертвый узел? Узел был сделан, и веревка осторожно спущена, чтобы петля не затянулась раньше времени. К счастью, ружье лежало на траве таким образом, что было слегка приподнято, и петлю можно было без затруднения подвести под него. Но Бен Брас успокоился только тогда, когда петля проскользнула за крючок, представлявший надежную точку опоры. Бен затянул петлю, и спустя минуту "королева Анна" была у него в руках!
Зарядить мушкет было делом нескольких минут, но при этом следовало соблюдать большую осторожность, чтобы не уронить палочку или бутылку с порохом, кисет с дробью или паклю, из которой мы делали пыжи. Без чего-то одного все остальное было бесполезно.
Противник наш не молчал во время этих приготовлений. Увидя мушкет, каким-то таинственным образом поднимающийся на дерево, лев, по-видимому, понял, что против него что-то затевается, и, вскочив на ноги, начал ходить вокруг драконового дерева, громко рыча.
"Королеву Анну" зарядили, и Бен ждал, чтобы лев бросился к дереву, как это он делал сначала, однако зверь не имел, по-видимому, никакого желания начинать атаку. Он ворчал по-прежнему и бил хвостом, но не сходил с того места, откуда наблюдал за нами.
Не достигнем ли мы желаемого результата выстрелом из пистолета? И Бен посоветовал мне выстрелить. Я подчинился, но никакого вреда, конечно, льву не причинил, а только слегка задел его. Тем не менее вызов этот не остался без последствий. Лев прыгнул к драконовому дереву, затем остановился, продолжая ворчать и бить хвостом.
Враг находился на расстоянии восьми-десяти шагов от дула "королевы Анны", но было видно, что он все еще не намерен нападать на нас. Постояв несколько минут на одном месте, он сел на задние лапы, как это делают кошки. Его широкая грудь была совершенно открыта и представляла заманчивую цель для охотника.
Бену Брасу очень хотелось спустить курок мушкета, но лев был слишком еще далеко для того, чтобы дробь наша дала желаемый результат, и мой друг, наученный опытом, опустил мушкет.
Он приказал мне снова зарядить пистолет, и я уже приготовился выполнить это, когда вдруг он шепотом приказал мне остановиться. Я вопросительно взглянул на него, не пришел ли какой-нибудь новый проект ему в голову? Не говоря мне, на что он решился, Бен вынул железный шомпол, с помощью которого мы заряжали "королеву Анну", затем взял паклю, обернул ей головку шомпола и воткнул ее в дуло мушкета. Закончив эти приготовления, он приложил мушкет к плечу и стал старательно целиться в зверя. Послышался громкий выстрел, и облако дыма, окружившее верхушку дерева, скрыло от меня все окружающее.
Несмотря на то, что мы надеялись на некоторый результат выстрела, мы все же не могли предполагать, что Бен Брас добился полного успеха. Вместо рычания, выражающего бешенство и угрозу, до нашего слуха доносились страшные стоны, ужасное хрипение, глухие крики, похожие на стоны умирающей кошки.
Но вот, наконец, все стихло, и когда минуту спустя рассеялся дым от пороха, мы увидели льва, лежащего на боку, без движения и жизни. Несколько минут мы смотрели на него, не покидая нашего убежища, чтобы убедиться в его смерти. Когда мы увидели, что лев действительно не дышит, мы сошли с драконового дерева и приблизились к нему. Железный шомпол сделал свое дело: он проткнул грудь страшного зверя и проник до самого его сердца.
На этот день охоты было достаточно. Бен так же считал. Льва такой величины было довольно для его честолюбия, и мы решили не искать больше никаких приключений.
Но не в характере Бена было уйти, не унеся с собой доказательств своей ловкости как охотника. Отыскав родник и утолив жажду, мы вернулись к месту, где лежал мертвый лев, и сняли с него шкуру.
Мой спутник взвалил ее на плечо, я взял "королеву Анну", и мы, гордые одержанной победой, направились в сторону, где находилась, по нашему мнению, "Пандора".
XVI
Мы хотели как можно быстрее вернуться на борт, поэтому избрали более короткую дорогу. Мы прошли какое-то время, когда нам показалось, что мы сбились с прямого пути; мы тотчас же повернули и пошли в другую сторону.
Пройдя целую милю от того места, где мы изменили направление, и не видя все еще реки, мы предположили, что ошиблись и снова вернулись назад. Пройдя еще одну или две мили, но, не видя ни малейших признаков воды на горизонте, мы поняли, что заблудились. Мы никак не могли представить себе, в каком направлении могли находиться "Пандора" или хижины короля Динго-Бинго.
Отдохнув несколько минут, мы продолжили наш путь и прошли не менее трех миль, стараясь не уклоняться в сторону. Но вместо того чтобы добраться до низменности, где извивалась река, мы очутились среди гористой местности, кое-где покрытой деревьями. Здесь было множество разных антилоп, но мы слишком были озабочены поиском верного пути, чтобы охотиться на них. Вид мачт "Пандоры" был бы нам несравненно приятнее вида антилоп.
Впереди возвышалась гора. Бен предложил подняться на ее вершину и рассмотреть окружающую местность. Возможно, мы сможем увидеть реку, а быть может, и "Пандору".
Я полностью доверял Бену Брасу и согласился с его предложением. Мы направились к горе. Она находилась, по-видимому, в одной или двух милях от нас, но, к великому нашему удивлению, когда мы их прошли, расстояние нисколько не уменьшилось.
Мы прошли еще с полчаса, а гора все не становилась ближе; мы продолжали по-прежнему двигаться к ней, но расстояние не уменьшалось.
Будь я один, я непременно отказался бы от намерения достигнуть цели, которая как бы нарочно бежала от нас, и повернул бы назад. Но Бен Брас был необычайно настойчив, а потому решил, что он во что бы то ни стало доберется до горы и взойдет на ее вершину, хоть для этого ему пришлось бы идти до самой ночи.
Знай он с самого начала, что надо будет пройти миль десять до того места, откуда он хотел подняться на вершину горы, он, возможно, и отказался бы от такого путешествия. Но небо так ясно над тропиками, воздух там так прозрачен, что для человека, привыкшего к туманному горизонту Англии, трудно правильно оценить расстояние до предмета, находящегося далеко от вас.
Оставался всего только час до наступления темноты, когда мы пришли к намеченному месту. Крутые склоны горы делали наше восхождение очень утомительным, но мы с избытком были вознаграждены за наши труды чудесным видом, окружавшим нас: далеко на горизонте серебристой полосой на фоне зеленого ковра извивалась река; один конец ее терялся в лесу, а другой тянулся в море, которое белело далеко впереди и сливалось с горизонтом. Мы увидели также "Пандору", неподвижно стоявшую на сверкающей воде, а среди листьев мелькнул как будто баракон короля Бинго. Судно выглядело издали не больше пироги и как будто стояло у самого устья реки, тогда как находилось в целой миле от него.
Увидев "Пандору", мы почувствовали огромную радость. Блуждая наудачу в продолжение четырех часов, мы начали уже очень беспокоиться, но теперь, когда определили положение реки, мы могли отправиться в путь, и легко добрались бы до берега, вдоль которого дошли бы до места назначения. Одно только волновало нас - мы никак не могли пройти расстояние, отделявшее нас от судна, до захода солнца. Только после заката могли мы быть у реки, оба берега которой были покрыты густым лесом, где нужно было идти очень медленно. Ночью же дороги совсем непроходимы, и нам волей-неволей пришлось бы остаться там до следующего утра.
Поэтому Бен решил, что благоразумнее оставаться на вершине горы, чем идти ночевать в лес. Здесь, где деревья были так редки, мы подвергались меньшей опасности со стороны диких зверей, чем в чаще леса и особенно вблизи реки, где так много диких животных. Мы тем более могли расположиться на горе, что тут нам нечего было бояться жажды - чудный источник, из которого мы уже пили, находился в двух шагах от того места, где мы решили провести ночь. Ради воды нам, следовательно, незачем было стремиться к реке.
Недоставало нам только съестных припасов. У нас не было ни кусочка мяса, ни сухаря, и мы были голодны, как волки. Как перенести голод, раздиравший наши желудки? Мы могли удовлетворить его только на "Пандоре", на следующий день и, быть может, очень поздно. Бен очень сожалел, что не взял с собой мяса убитого льва. Он уверял, что с удовольствием съел бы ломоть этого мяса, но у нас была только шкура, которую мы, несмотря на голод, не могли есть.
Мы уселись вблизи источника, откуда вытекал ручеек, и принялись рассуждать о том, как провести ночь. Надо было прежде всего набрать сучьев и развести большой костер - не из боязни холода (вечер был душный), а из-за диких зверей, которых огонь держит всегда на расстоянии. Пока мы сидели и разговаривали, голод наш все увеличивался и, наконец, достиг такой степени, что мы собирались уже есть траву. Но на этот раз судьба была милостивее к нам и избавила нас от этой необходимости. Когда мы осматривались кругом в надежде увидеть какое-нибудь корнеплодное растение, которое могло бы заглушить голод, мы увидели вдруг большую птицу, вышедшую из-за деревьев. Она не замечала нас, и потому приближалась совершенно спокойно, внимательно высматривая себе пищу.
Бен зарядил ружье. Железный шомпол согнулся, когда ударил льва, но охотник кое-как выправил его и воспользовался им, чтобы ввести новый заряд в дуло мушкета. Увидя большую птицу, спокойно приближавшуюся к нам, мы тихонько притаились в траве, и Бен, лежа позади кустарника, осторожно просунул сквозь ветви дуло мушкета.
Можно было подумать, что Провидение нарочно послало нам такую большую птицу на ужин; глупое создание шло прямо на охотника. Когда птица была в десяти шагах от нас, Бен спустил курок, раздался выстрел - и птица, не взмахнув даже крылом, упала замертво. Это была большая дрофа. Бен поднял ее и принес к источнику. Мы быстро ощипали перья дичи, зажгли костер, выпотрошили дрофу и положили ее печься на огонь. Весьма возможно, я даже убежден в этом, что она пахла дымом, но я не замечал этого, а Бен и того меньше, и мне казалось, что вкуснее этого я никогда и ничего не ел. К тому же, мы питались два месяца солониной и соленой рыбой "Пандоры", и прекрасная жирная дрофа, принадлежавшая к числу самой хорошей дичи, была для нас настоящим лакомством. Это было такое пиршество, что мы, принявшись за жаркое, почти все его съели, несмотря на значительную величину птицы.
Ужин наш мы закончили большим глотком свежей воды, почерпнутой из прозрачного источника, находившегося у наших ног. Затем мы занялись поисками места, где было бы удобнее провести ночь.
XVII
Спать мы предполагали лечь на том месте, где испекли дрофу. Густая трава могла служить прекрасным и удобным матрацем для нас.
Жар был еще таким сильным, что заснуть было тяжело. Но мы уже знали по опыту, что спустя какое-то время тепло уйдет. В этой части Африки, как бы ни было жарко днем, ночи бывают очень свежие. Когда на борту судна мы спали на палубе, часто случалось посреди ночи искать одеяла, чтобы укрыться от густого тумана, леденившего нас. Происходило это не оттого, что температура резко опускалась, просто разница с дневным жаром была так велика, что понижение температуры производило на нас впечатление очень резкого и чувствительного холода.
В этот день было жарче обычного, а у нас за плечами было утомительное путешествие - лес элаисов, пребывание на верхушке драконового дерева на солнцепеке, чаща колючих кустарников - и мы были совсем мокрые от испарины. А так как с нами не было одеял, и одежда на нас была очень легкая, то благоразумие советовало нам найти убежище получше: хотя бы среди густой листвы какого-нибудь дерева, которое защитило бы нас от росы.