Ср. тонкие замечания Д. С. Лихачева о «литературном этикете» (Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. А.: Наука, 1967. С. 84–108).
М. Huglo. L'ancienne version latine de l'hymne acathiste//Museon. T. 64. 1951. P. 29.
G. Mathew. Byzantine Aesthetics. London, 1963. P. 123.
Разумеется, всякая характеристика великой культурной эпохи в целом не может обойтись без рискованных обобщений и в конечном счете метафорична; ее не следует понимать слишком буквально. Например, низовая словесность на народном языке развивается по существенно иным законам, чем традиционная византийская литература.
Ср. наш перевод отрывков из этой драмы (Памятники византийской литературы IX–XIV веков. М.: Наука, 1969).
Казалось, все уже согласились, что «Христос-Страстотерпец» — поздняя вещь, но Л. Тюйе, осуществивший последнее издание драмы, снова приписывает ее Григорию Назианзину.
Конечно, следует оговориться, что в состав трагедии «Христос- Страстотерпец» входит огромное количество стихового материала, принадлежащего не IV и не XII векам н. э., но V–III векам до н. э.: строчки, вынутые из текстов Эсхила, Еврипида, Ликофрона и без изменения вставленные в новую словесную постройку (как в архитектурное целое храма св. Софии Юстинианом включены были колонны старых языческих храмов). Но ведь если художественный организм может так легко принять в себя чужеродные тела, это само по себе о чем-то говорит.
G. Mathew. Byzantine Aesthetics. P. 110.
Достаточно сослаться на все работы А. Каждана.
Ср.: А. П. Каждан. Византийская культура (X–XII вв.). М.: Наука, 1968. С. 84–85.
Слово «жест» употребляется здесь отнюдь не в смысле театрального, показного и потому «ненастоящего» действия, но как соответствие немецкому слову «Haltung» (манера себя держать, осанка; самообладание. — Ред.).
Е. Benz. Der gekreuzigte Gerechte in Plato, Bibel und Friihchriste- tum. Mainz, 1947.
Атараксия — понятие древнегреческой этики, невозмутимость, полное спокойствие духа, к которому должен стремиться мудрец; безмятежность как высшая ценность. (Примеч. ред.)
«Увидев однажды женщину, недостойным образом распростершуюся перед статуями богов, и желая избавить ее от суеверия, он, по словам Зоила из Перги, подошел и сказал: „А ты не боишься, женщина, что, быть может, бог находится позади тебя, — ибо все полно его присутствием, — и ты ведешь себя недостойно по отношению к нему?" В храм Асклепия он подарил кулачного бойца, чтобы он подбегал и колотил тех, кто падает ниц перед богом» (Памятники поздней античной научно-художественной литературы II–V века. М.: Наука, 1964. С. 157).
Ср. «Poetik und Hermeneutik III. Die nicht mehr schonen Kttnste: Grenzphanomene des Asthetischen». Munchen, 1968. S. 169–186.
Л. Ф. Лосев. Очерки античного символизма и мифологии. Т. 1. М., 1930. С. 854.
Символика «теплой» и «чревной» материнской любви, столь же характерная для грекославянской православной культуры, сколь чуждая античности, идет от Ветхого Завета, хотя весьма существенно трансформируется в образе девственного материнства Богородицы.
В византийских и славянских легендах часто выплывает мотив потаенного укрома, тихой безопасности в святом мраке чрева матери-земли (семь отроков Эфесских в пещере, св. Елисавета, мать Иоанна Предтечи, уходящая от преследователей вовнутрь скалы; то же со св. Феклой; слухи о подземном женском монастыре в Иерусалиме). Сидячая и согбенная поза, которая рекомендована исихасту для «умного делания», едва ли случайно так напоминает позу младенца в чреве матери.
Русский перевод не может передать «аристократических» обертонов сравнительной степени kreisson.
Это делает, например, Ямвлих.
Логический предел культуры потому и есть ее предел, что он не может быть достигнут и даже не должен быть достигнут. Мало того, чем меньше дистанция между этим пределом и бытовой нормой, тем меньше надежд на культурное строительство в греческом духе. Эта дистанция была минимальной для каких-нибудь викингов, которые старались вести себя буквально так, как герои их сказаний; но викинги не построили Афин.
Ср. лосевскую характеристику даже такого строгого и «благочестивого» грека, как Платон (Очерки античного символизма и мифологии. С. 250–256).
Ср.: F. Dornseiff. Sprache und Sprechender. Kleine Schriften II. Leipzig, 1964. S. 279.
Из гимна III, озаглавленного в рукописях: «Что есть монах, и в чем делание его, и на какую высоту созерцания взошел сей муж».
Е.Benz. Der dreifache Aspekt des Obermenschen // «Eranos — Jahr- buch 1959». Zurich, I960. S. 109–192.
М. Philonenko. Joseph et Aseneth. Introduction, texte critique, traduction et notes. Leiden, 1968. P. 108–109, 128.
Гипотеза о семитическом подлиннике слишком недоказательна (М.Philonenko. Joseph et Aseneth. P. 27–28).
А не христианином, как иногда предполагалось (ibidem, p. 101).
Ibidem. P. 61–79.
Конечно, под «лубочной книгой» мы имеем в виду не книгу с лубочными картинками (такие книги появляются на Руси примерно с середины XVII века), но некоторый тип литературного текста, начинающий свою историю гораздо раньше.
Hausherr. Penthos. La doctrine de la componction dans l'Orient Chretien. Rome, 1944.
Е. Auerbach. Mimesis. Dargestellte Wirklichkeit in der abendlandi- schen Literatur. 5 Aufl. Bern — Munchen, 1971. S. 56.
R. Hamann. Geschichte der Kunst von der altchristlichen Zeit bis zur Gegenwart. Berlin, 1935. S. 39.