- На ком? - прищуривала глаза Марья Ивановна. - Хорошую невесту сразу не подыщешь, они ведь не растут в огороде, а пустая баба зачем ему? На каникулы в Смоленск поехать собирается. Может, там у него кто есть. Ладно, пойду я, заговорилась с тобой.
Полюбили Смугляка и в институте. Вел он себя скромно, серьезно. В помощи никому и никогда не отказывал, учился прилежно, много помогал товарищам в военной подготовке. Студенты и преподаватели относились к нему с большим уважением.
В первые месяцы занятий Смугляк завязал письменную связь с Колей Громовым, Степаном Ковальчуком, летчиком-истребителем Аркадием Осадчим и с партизаном Иваном Андреевичем Шугаем. Коля третий год уже учился в военной академии, Ковальчук работал в шахтоуправлении в Донбассе, а летчик Осадчий служил в Белоруссии. Он стал подполковником и командовал теперь авиационным полком. В своих шутливых письмах Осадчий настойчиво приглашал Смугляка в гости. В ответных письмах Михаил благодарил его за внимание, ссылался на большую занятость в институте, но от будущей поездки не отказывался.
Особенно часто приходили письма от Ивана Андреевича. Этот усатый "запорожский казак", как его называли в партизанском отряде, подробно описывал всю свою жизнь и работу, рассказывал о Максиме, который не очень прилежно учится в школе, а возмечтал о самостоятельной работе, решил быть шофером. Сестра его, Палаша, сразу же после войны вернулась из Германии на родину, вышла замуж и теперь живет в Витебске, работает на прядильной фабрике. Иван Андреевич убедительно просил Смугляка приехать в Смоленск, серьезно поговорить с Максимом, которому он твердо решил дать высшее образование.
В первые же каникулы Смугляк выехал в Смоленск. Бывшего старого партизана он разыскал на окраине города, в маленьком, уютном домике. Шугай только что вернулся из мастерской и, пообедав, раскладывал пиленые дрова на просушку. Увидев Смугляка, он прослезился, крепко обнял товарища. Потом успокоился, показал гостю огород и сад. Была уже зима. Но погода стояла теплая, снег выпадал и сразу же таял. В огороде купались рябые, как одна, курицы, в закуте хрюкал огромный боров. Смугляк осмотрел хозяйство Шугая, сказал:
- Не плохо живешь, Иван Андреевич!
- Для существования все это нужно, - ответил бывший партизан, скручивая козью ножку. - В столярной-то мастерской я немного зарабатываю восемьсот рублей всего. На двоих мало. Но дирекция не отказывает в помощи: когда премию подкинет, когда топливо.
Максима дома не было. Пришел он только через два часа. Иван Андреевич спрятал Смугляка в горницу, а сам встретил Максима вопросом:
- Ну, какие у тебя успехи сегодня?
- Неплохие, отец, - ответил Максим, раздеваясь. - Завтра иду оформляться на курсы шоферов. Уже договорился.
- Вот как! - воскликнул Шугай, поднимаясь со скамьи. - А кто же это разрешил тебе - соседка, что ли?
- Не сердись, отец! Ну как ты не можешь понять, ведь у шоферов заманчивые перспективы. Пока машины существуют, водители всегда будут заняты. Мне не придется слонятся в поисках работы.
- А инженеры, по-твоему, безработными останутся?
- Не безработными, но... Короче, меня это мало интересует. Пять лет учиться - и тысячу рублей получать. Зачем мне это? Я без высшего образования тысячу всегда заработаю.
- Смотри-ка ты какой расчетливый! - Иван Андреевич не спеша подошел и открыл двери горницы. - Вы слышали, Михаил Петрович, что говорит этот юнец? Полюбуйтесь-ка на него.
- Слышал, слышал, Иван Андреевич, - заговорил Смугляк, выходя в переднюю комнату. - Напрасно ты так решил, Максим. Ну, здравствуй, разведчик!
Максим и рад был, и сконфужен.
- Подумать нужно, Максим, - продолжал Смугляк, - бросать школу - это не твой путь, Максим. Я вот почти в два раза старше тебя, а учусь. Ну, садись, поговорим. Конечно, шоферы тоже нужны стране, но у тебя есть возможность стать инженером или врачом. Правда?
Максим задумался. Непререкаемый авторитет Смугляка был для него выше всякого закона. Если бывший партизанский командир говорит о необходимости учиться в школе, значит, так надо. Иван Андреевич остался довольным. Он внимательно смотрел на приемного сына и улыбался: значит, дошло до парня, значит, все в порядке.
За четыре дня, проведенные у Шугая, Смугляк вместе с Максимом осмотрел древний русский город, побывал у памятника Кутузову, прошелся по берегу Днепра. Михаил несколько раз возвращался к разговору о занятиях Максима. Бывший юный разведчик, затаив дыхание, слушал его и мысленно прощался со своим шоферским увлечением. Вечером, на четвертый день, когда Иван Андреевич и Максим провожали Смугляка в Харьков, Михаил тепло распрощался с растроганным Шугаем и подал руку его приемному сыну.
- Скажи мне что-нибудь, Максим, на прощанье.
Максим поднял голову. Его голубые глаза улыбались.
- Пойду в институт! - сказал он.
*
В начале третьего курса Михаил близко познакомился со студенткой Любой Веселковой и ее родителями. Отец Любы занимал должность заведующего ресторанами, а мать работала закройщицей в ателье мод, в дамском отделении. Люба не знала трудностей, всегда жила в достатке, одевалась со вкусом, по последней моде, часто ходила в театр. Единственная дочь Веселковых не отказывала себе в удовольствиях, ежегодно с папой и мамой выезжала на южный берег Крыма. Она очень недурно рисовала пейзажи.
В семье Веселковых Смугляк был частым гостем. Родители Любы относились к нему доброжелательно. Иногда они коллективно читали романы Толстого, поэмы Пушкина и Твардовского. В выходные дни, обычно под вечер, Веселковы и Смугляк уходили в кино или в театр, а чаще всего прогуливались по аллеям каштанового парка. Врожденной вежливостью и тактичностью Михаил, словно намеренно, все больше и больше привораживал родителей Любы. Они уже начинали видеть в лице бывшего фронтовика порядочного избранника сердца дочери и всячески способствовали их сближению.
Люба, красивая блондинка, с грациозной фигурой и с пышной, волнистой прической, в институте сидела рядом с Михаилом за одним учебным столом. Вместе они записывали лекции и вместе готовились к зачетам. Общительная и отзывчивая, Люба привлекала внимание многих молодых людей. За ней ухаживали институтские парни, она не отталкивала их, но предпочтение отдавала Михаилу, считая его умным и душевным человеком, познавшим трудовую жизнь и невзгоды военных походов. Ее не смущало то, что Смугляк был на восемь лет старше, ей интересно было с ним беседовать: он многое знал и о многом мог рассказать. Михаил тоже искал общения с Любой. Она напоминала ему Тасю - и фигурой, и походкой, и даже немного голосом. Однажды вечером, гуляя в парке, Люба рассказала Михаилу безобидный анекдот и серьезно спросила:
- Почему вы не женитесь, Михаил Петрович?
- Не на ком, Любочка, - вздохнул Смугляк, беря ее под руку и заглядывая в глаза. - На тебе бы вот женился, но разве ты согласишься быть женой израненного фронтовика.
Люба опустила голову, промолчала.
- А почему ты не выходишь замуж? - в свою очередь спросил Михаил, стараясь шагать в ногу.
- Не за кого, - тоже вздохнула Люба, подражая Михаилу. - За вас бы вот пошла, но разве вы возьмете в жены такую девушку?
Михаил остановился. Удивление застыло на его лице.
- Разрешите принять это за шутку?
- Нет, Михаил Петрович, я не шучу.
- Это верно, Любочка?
Михаил не нашел в себе силы подавить страсть. Пылающий всем внутренним огнем, он прижал к себе Любочку и крепко поцеловал ее в горячие губы. Она сразу обмякла, прислонилась к нему, и он услышал, как трепетно забилось сердце в ее груди. Ему казалось, что он слился с ней воедино.
- Вот к я нашел свое счастье! - с чувством произнес Михаил.
С этого вечера их отношения стали более близкими. Наедине Люба наслаждалась поцелуями Михаила, отдавая им всю свою девичью страстность и всю силу молодости. Михаилу эти вечера представлялись волшебными, сказочно бурлящими родниками жизни. Он чувствовал себя счастливым и жизнерадостным. Но слишком кратким было это волшебное счастье.
Однажды Люба решилась зайти на квартиру Смугляка посмотреть, как он живет, какие приобретает книги, и вообще взглянуть на его быт. Просматривая на этажерке произведения Пушкина, Тургенева, Шевченко и Горького, она вдруг увидела объемистую тетрадь, на первом листе которой было написано: "Страницы исповеди".
Девушка заинтересовалась:
- Можно посмотреть?
- Даже прочитать, - разрешил Михаил.
Тетрадь была исписана четким, красивым почерком. "Исповедь" начиналась с убийства Гришки Федько в шахтерском поселке, у буфета, и заканчивалась удалением снарядных осколков из тела Смугляка во фронтовом госпитале. Больше часа Люба с захватывающим вниманием читала эту искреннюю, проникнутую глубоким чувством повесть человека.
Михаил не спускал глаз с Любы. Лицо девушки постепенно тускнело. Вместо светлой и милой улыбки на нем появлялись то жалость и презрение, то удивление и страх. Она старалась не показывать охватившего ее волнения, но не умела этого сделать: странные, противоречивые чувства рвали ее душу и сердце. Дочитав до конца, она закрыла тетрадь и отвернулась к окну.
- Зачем вы разрешили мне знать вашу тайну? - спросила Люба, не поворачивая головы к Михаилу. - Зачем?
- Я люблю тебя, Любочка!
Она молча поднялась со стула и, не прощаясь, вышла из комнаты, попросив не провожать ее сегодня.
Утром Люба не пришла на лекции. Появилась только после выходного дня, отчужденная и неприступная. Она сразу же пересела за свободный стол, подальше от Михаила. Смугляк понял, что девушка сознательно уединяется, но в перерыв все-таки попытался узнать, в чем дело. На его вопросы она ответила сухо и неохотно, а после занятий взяла под руку подругу и направилась в ателье мод.