Второе снятие объективности объективностью отличается от первого тем, что то снятие как первое есть цель в объективной непосредственности, второе же есть поэтому снятие не только первой непосредственности, но и обоих-и объективного как лишь положенного, и непосредственного. Отрицательность возвращается в самое себя таким образом, что она в такой же мере есть восстановление объективности, но как объективности, тождественной с ней, и в этом восстановлении она в то же время есть и полагание объективности как определенной лишь целью, как внешней объективности. Через последнее этот продукт остается как прежде, также, средством; через первое же он объективность, тождественная с понятием, реализованная цель, в которой реальность самой цели составляет то, что она средство. В осуществленной цели средство исчезает потому, что оно Было бы объективностью, лишь непосредственно подведенной под цель, между тем как в реализованной цели эта объективность выступает как возвращение цели в самое себя; тем самым, далее, само опосредствование (оно есть некоторое отношение внешних моментов) также исчезает - отчасти в конкретном тождестве объективной цели, отчасти в нем же как в абстрактном тождестве и непосредственности наличного бытия.
Здесь содержится и опосредствование, которое требовалось для первой посылки-для непосредственного соотношения цели с объектом Осуществленная цель есть также средство, и наоборот, истина средства заключается равным образом в том, что она сама реальная цель, и первое снятие объективности есть уже и второе, точно так же как второе снятие оказалось содержащим и первое. А именно, понятие определяет себя; его определенность - это внешнее безразличие которое непосредственно определено в разрешении как снятое, а именно как внутреннее, субъективное я в то же время как объект, выступающий в качестве предпосылки, дальнейшее выхождение за свои пределы (aus sich), являвшее именно как непосредственный способ передачи и как подведение под него выступающего в качестве предпосылки объекта, есть в то же время снятие указанной выше внутренней, заключенной в понятие, т. е. положенной как снятая, определенности внешности и в то же время оно снятие полагания объекта как предпосылка, тем самым это по видимости первое снятие безразличной объективности есть уже и второе, некоторая прошедшая через опосредствование рефлексия в себя и осуществленная цель.
Так как понятие, здесь, в сфере объективности, где его определенность имеет форму безразличной внешности, находится во взаимодействии с самим собой, то изображение его движения становится здесь вдвойне трудным и запутанным, потому что само это движение непосредственно двояко, и первое всегда есть также второе. В понятии для себя, т. е. в его субъективности, различие его от себя дано как сама по себе непосредственная тождественная тотальность; а так как его определенность есть здесь безразличная внешность, то тождество в ней с самим собой есть в свою очередь столь же непосредственно и отталкивание от себя, так что то, что определено как внешнее ему и безразличное для него, есть скорее оно же само, а оно, как оно само, как рефлектированное в себя, есть скорее свое иное. Только не упуская этого из виду, можно понять объективное возвращение понятия в себя, т. е. его истинное объективирование, - можно понять, что каждый из отдельных моментов, через которые проходит это опосредствование, сам есть умозаключение связывающее все эти моменты. Так изначальная внутренняя внешность понятия, в силу которой оно отталкивающее себя от себя единство, цель и ее стремление вовне - к объективированию, есть непосредственное полагание или предполагание внешнего объекта; самоопределение есть также определение внешнего объекта как определенного не понятием; и наоборот, это определение есть самоопределение, т. е. снятая внешность, положенная как внутренняя, иначе говоря, уверенность в несущественности внешнего объекта. Что касается второго соотношения, определения объекта как средства, то было только что показано, как оно в самом себе есть опосредствование цели с самим собой в объекте. - И точно так же третье, механизм, протекающий под властью цели и снимающий объект с помощью объекта, есть, с одной стороны, снятие средства, [т. е.] того объекта, который уже положен как снятый, и, стало быть, второе снятие и рефлексия-в-себя, а с другой стороны, первый акт определения внешнего объекта. Этот акт определения, как было отмечено, есть в осуществленной цели опять-таки продуцирование только некоторого средства: субъективность конечного понятия, презрительно отметая средство, не достигла в своей цели ничего лучшего. Но эта рефлексия, [сводящаяся к тому], что цель достигнута в средстве и что в осуществленной цели сохранились средство и опосредствование, есть последний результат внешнего отношения цели результат, в котором оно сняло само себя и который оно представило как свою истину. - Рассмотренное напоследок третье умозаключение отличается тем, что оно, во-первых, есть субъективная целенаправленная деятельность предыдущих умозаключений, но, [во-вторых ], также снятие внешней объективности - и, значит, внешности вообще, - через самое себя, и тем самым оно в своей положенности тотальность.
Итак, после того как субъективность, для-себя-бытие понятия перешло, как мы видели, в его в-себе-бытие, в объективность оказалось, в дальнейшем, что в объективности вновь появилась отрицательность для-себя-бытия понятия; понятие определило себя в объективности так, что его особенность есть внешняя объективность, иначе говоря оно определило себя как конкретное единство, внешность которого есть его самоопределение Движение цели достигло теперь того, что момент внешности не только положен в понятии и понятие есть не только долженствование и стремление, но как конкретная тотальность тождественно непосредственной объективностью. Это тождество есть, с одной стороны, простое понятие и равным образом непосредственно, с другой стороны - оно столь же существенно есть опосредствование, и лишь через него как само себя имеющее опосредствование оно есть эта простая непосредственностъ; так понятие состоит по существу своему в том, чтобы как себя сущее тождество было отличным от своей в-себе-сущей объективности и тем самым иметь внешность, но в этой внeшней тотальности быть ее самоопределяющим тождеством. Как такое,
понятие есть теперь идея.
РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
ИДЕЯ (DIE IDEE)
Идея есть адекватное понятие, объективно истинное (Wahre) или истинное, как таковое. Если что-либо имеет истину, оно ее имеет через свою идею, иначе говоря, нечто имеет истину, лишь поскольку оно идея. - Выражение "идея" вообще-то часто употребляется в философии, как и в обычной жизни, и для [обозначения] понятия и даже для [обозначения] простого представления: "У меня еще нет никакой идеи об этой тяжбе, об этом здании, об этой местности" - означает только, что у меня нет о них представления. Кант реабилитировал выражение "идея" как понятие разума. - Понятие же разума есть, согласно Канту, понятие о безусловном, а в отношении явлений оно трансцендентно, т. е. оно не может иметь адекватного ему эмпирического применения. Понятия разума, по Канту, служат для понятийного постижения (Begreifen), а понятия рассудка - для понимания (Verstehen) восприятии. - На самом же деле, если понятия рассудка действительно понятия, то они понятия (Begriffe) посредством их постигают (wird begriffen), и понимание восприятии посредством понятий рассудка будет постижением. Если же понимание есть только акт определения восприятии посредством таких определений, как, например, целое и части, сила, причина и тому подобное, то оно означает лишь акт определения посредством рефлексии, так же как и под пониманием можно подразумевать всего лишь определенный акт представления совершенно определенного чувственного содержания; так, если, описывая человеку дорогу, говорят, что она в конце леса поворачивает налево, и он, скажем, отвечает: "понимаю", то это "понимание" не означает ничего другого, кроме схватывания [сказанного] представлением и памятью. - "Понятие разума" тоже несколько нескладное выражение; ведь понятие - это вообще нечто относящееся к разуму; а поскольку разум отличают от рассудка и от понятия, как такового, он тотальность понятия и объективности. - В этом смысле идея есть разумное; она необусловленное потому, что лишь то имеет условия, что существенно соотносится с объективностью, но не с такой объективностью, которая определена им самим, а с такой, которая еще имеется по отношению к нему в форме внешности и безразличия, как это еще имело место во внешней цели.
Так как выражение "идея" сохраняется для [обозначения]
объективного или реального понятия и его отличают от самого понятия а тем более от простого представления, то следует, далее еще в большей мере отвергнуть ту оценку идеи, согласно которой ее принимают за нечто лишь недействительное, и об истинных мыслях говорят, что они только идеи. Если мысли суть нечто чисто субъективное и случайное, то они, разумеется, не имеют никакой иной ценности, но в этом отношении они стоят не ниже преходящих и случайных действительностей (Wirklichkeiten), которые равным образом не имеют никакой другой ценности, кроме ценности случайностей и явлений. Если же полагают, что идея, наоборот, не имеет ценности истины потому что она в отношении явлений трансцендентна, что в чувственном мире ей не может быть дан совпадающий с ней предмет 61, то это - странное недоразумение, ибо идее отказывают в объективной значимости потому, что ей недостает-де того, чтб составляет явление, неистинное бытие объективного мира. В отношении практических идей Кант признает, что "нет ничего более вредного и менее достойного философа, чем невежественные ссылки на мнимо противоречащий идее опыт. Самого опыта вовсе не было бы, если бы, например, государственные учреждения были созданы в свое время согласно идеям и если бы вместо них грубые понятия не сделали тщетными все благие намерения именно потому, что они были заимствованы из опыта" . Кант считает идею чем-то необходимым, целью, которую следует ставить себе как прообраз для некоего максимума, стремясь как можно больше приблизить к ней состояние действительности.
Но так как выяснилось, что идея есть единство понятия и объективности, [т. е. ] истинное, то ее следует рассматривать не только как цель, к которой надлежит приближаться, но которая сама всегда остается чем-то потусторонним, а так, что все действительное есть лишь постольку, поскольку оно имеет внутри себя идею и выражает ее. Предмет, объективный и субъективный мир не только должны вообще совпадать с идеей, но сами суть совпадение понятия и реальности; реальность, не соответствующая понятию есть просто явление, нечто субъективное, случайное, произвольное, что не есть истина. Когда говорят, что в опыте нет ни одного предмета, который всецело совпадал бы с идеей , то идея противопоставляется действительному как некий субъективный масштаб. Но чем поистине должно было бы быть нечто действительное, если в нем нет его понятия и его объективность вовсе не соответствует этому понятию, - этого никто не скажет, ибо такое действительное было бы ничто. Механический и химический объект, равно как и субъект, лишенный духа, и дух, сознающий лишь конечное, а не свою сущность, имеют, правда, в самих себе каждый сообразно своей природе - свое понятие существующим не в своей собственной свободной форме. Но они вообще могут быть чем-то истинным, лишь поскольку они суть соединение их понятия и реальности, их души и их тела. Такие целостности, как государство, церковь, перестают существовать, когда разрушается единство их понятия и их реальности; человек (и живое вообще) мертв, когда в нем отделяются друг от друга душа и тело. Мертвая природа механический и химический мир (если под мертвым понимают именно неорганический мир, иначе оно не имело бы никакого положительного значения), мертвая природа, если ее разделяют на ее понятие и ее реальность, есть не более как субъективная абстракция мыслимой формы и бесформенной материи. Дух, который не был бы идеей, единством самого понятия с собой, понятием, имеющим своей реальностью само понятие, был бы мертвым духом, лишенным духа, материальным объектом.
Бытие достигло значения истины, поскольку идея есть единство понятия и реальности; бытием обладает теперь, следовательно, лишь то, что есть идея. Поэтому конечные вещи конечны, поскольку они в самих себе имеют реальность своего понятия не полностью, а нуждаются для этого в других, - или, наоборот, поскольку они предполагаются как объекты и тем самым имеют в самих себе понятие как внешнее определение. Самое высшее, чего они достигают со стороны этой конечности, - это внешняя целесообразность. В том, что действительные вещи не совпадают с идеей, выражается их конечность, неистинность, в соответствии с чем объекты определены механически, химически или внешней целью каждый сообразно своей сфере и в присущих объективности отношениях. Возможность того, что идея не вполне выработала свою реальность, не полностью подчинила ее понятию, основывается на том, что у нее самой ограниченное содержание, что так же как она по существу своему есть единство понятия и реальности, точно так же она по существу своему и их различие, ведь только объект есть непосредственное, т. е. лишь в-себе-сущее, единство. А если бы какой-нибудь предмет, например государство, вовсе не соответствовал своей идее, т. е., вернее, если бы оно вовсе не было идеей государства, если бы его реальность - наделенные самосознанием индивиды совершенно не соответствовала понятию, то это означало бы, что отделились друг от друга его душа и его тело; душа отлетела бы в отдаленные сферы мысли, а тело распалось бы на отдельные индивидуальности. Но, составляя по существу своему их природу, понятие государства есть в них столь могущественный импульс, что они вынуждены придавать ему реальность (хотя бы лишь в форме внешней целесообразности) и принимать его таким, какое оно есть, иначе они должны были бы погибнуть. Самое плохое
государство, реальность которого менее всего соответствует понятию, поскольку оно еще существует, все еще есть идея;
индивиды еще повинуются властвующему понятию.
Но идея имеет не только более всеобщий смысл истинного бытия единства понятия и реальности, но и более определенный смысл единства субъективного понятия и объективности. Ведь понятие как таковое, само уже есть тождество себя и реальности;
ибо неопределенное выражение "реальность" не означает вообще ничего другого, кроме определенного бытия; а таким бытием понятие обладает в своей особенности и единичности. Далее, объективность равным образом есть тотальное понятие, перешедшее из своей определенности в тождество и слившееся с самим собой В указанной выше субъективности определенность или различие понятия есть видимость, которая непосредственно снята и возвращена в для-себя-бытие или в отрицательное единство есть приписываемый предикат. А в этой объективности определенность положена как непосредственная тотальность, как внешнее целое Идея теперь оказалась понятием, снова освободившимся от непосредственности, в которую оно было погружено в объекте, освободившимся, чтобы обрести свою субъективность и отличающим себя от своей объективности, которая, однако в равной мере определяется этим понятием и лишь в нем имеет свою субстанциальность. Это тождество было поэтому правильно определено как субъект-объект б4; оно столь же формальное или субъективное понятие, сколь и объект как таковой. Но это следует понять более определенно. Понятие, достигнув поистине своей реальности, есть абсолютное суждение, субъект которого как соотносящееся с собой отрицательное единство отличает себя от своей объективности и есть ее в-себе-и-для-се-бя-бытие, но по существу своему соотносится с ней через само себя и есть поэтому самоцель и импульс; именно в силу этого субъект не имеет объективности непосредственно в самом себе, иначе субъект был бы лишь утраченной в ней тотальностью объекта как такового; нет, его объективность есть реализация цели объективность, которая положена деятельностью цели и как положенность имеет свою устойчивость и свою форму лишь как проникнутые ее субъектом. Как объективность она имеет в самой себе момент внешности понятия и есть поэтому вообще сторона конечности, изменчивости и являемое исчезающая оттого, что возвращается в отрицательное единство понятия; отрицательность, в силу которой ее безразличная вне положность обнаруживает себя чем-то несущественным и положенностью, есть само понятие. Поэтому идея, несмотря на эту объективность, совершенно проста и имматериальна, ибо внеш ность лишь определена понятием и принята в его отрицательное единство; поскольку идея наличествует (besteht) как безразличная внешность, она не только вообще подвержена механизму, имеется лишь как преходящее и неистинное. - Следовательно, хотя идея имеет свою реальность в той или иной материальности, однако последняя не абстрактное, в противоположность понятию для себя устойчиво наличествующее (bestehendes) бытие, а выступает только как становление, через отрицательность безразличного бытия, как простая определенность понятия.
Отсюда вытекают следующие более точные определения идеи. - Она, во-первых, простая истина, тождество понятия и объективности как всеобщее, в котором отношение противоположности и устойчивое наличие особенного разрешены в его тождественную с собой отрицательность и выступают как равенство с самим собой. Во-вторых, идея есть соотношение для-себя-сущей субъективности простого понятия и его отличенной от нее объективности: субъективность эта есть существенно импульс (Trieb) к снятию этого разделения, а объективность - безразличная положенность, нечто в себе и для себя маловажное (das an und fur sich nichtige Bestehen). В качестве этого соотношения идея есть процесс, в котором она расщепляется на индивидуальность и на ее неорганическую природу, вновь приводит эту неорганическую природу под власть (Gewalt) субъекта и возвращается к первой простой всеобщности. Тождество идеи с самой собой составляет одно с процессом; мысль, освобождающая действительность от видимости бесцельной изменчивости и преображающая ее в идею, не должна представлять эту истину действительности как мертвый покой, как простой образ, тусклый, без импульса и движения, как гения, или число, или абстрактную мысль; идея, ввиду свободы, которой понятие достигает в ней, имеет внутри себя и самую острую противоположность; ее покой состоит (besteht) в твердости и уверенности, с которыми она вечно порождает эту противоположность и вечно ее преодолевает и в ней сливается с самой собой.
Однако вначале идея опять-таки еще только непосредственна, иначе говоря, находится лишь в своем понятии; объективная реальность, правда, соответствует понятию, но еще не освобождена как понятие, и понятие не существует для себя как понятие. Таким образом, понятие, правда, есть душа, но душа в виде (in der Weise) непосредственного, т. е. ее определенность еще не есть она сама; она не постигла себя как душу, не постигла внутри самой себя своей объективной реальности; понятие дано как душа, еще не исполненная души.
Таким образом, идея есть, во-первых, жизнь - понятие, которое, отличенное от своей объективности, простое внутри себя, проникает свою объективность и как самоцель имеет в ней свое средство и полагает ее как свое средство, но имманентно в этом средстве и есть в нем реализованная, тождественная с собой цель. Ввиду своей непосредственности эта идея имеет формой своего существования единичность. Но рефлексия ее абсолютного процесса в самого себя есть снятие этой непосредственной единичности; тем самым понятие, которое как всеобщность есть в ней внутреннее, делает внешность всеобщностью, иначе говоря, полагает свою объективность как равенство с самим собой. Таким образом, идея есть, во-вторых, идея истинного и благого как познание и воля. Вначале она конечное познание и конечная воля, в которых истинное и благое еще отличаются друг от друга и оба выступают еще только как цель. Понятие вначале освободило себя в качестве самого себя и дало себе в реальность еще только абстрактную объективность. Но процесс этого конечного познавания и действования превращает вначале абстрактную всеобщность в тотальность, благодаря чему она становится совершенной объективностью. - Или, если рассматривать это с другой стороны, можно сказать, что конечный, т. е. субъективный, дух создает себе предпосылку некоторого объективного мира, подобно тому как жизнь имеет такую предпосылку; но деятельность духа заключается в том, чтобы снять эту предпосылку и сделать ее чем-то положенным. Таким образом реальность духа есть для него объективный мир, или, наоборот, объективный мир есть идеальность, в которой дух познает сам себя.
В-третьих, дух познает идею как свою абсолютную истину, как истину сущую в себе и для себя, - бесконечную идею, в которой процесс познания (Erkennen) и действование (Тип) уравнялись друг с другом и которая есть абсолютное знание самой
себя.
Глава первая
ЖИЗНЬ (DAS LEBEN)
Идея жизни касается столь конкретного и, если угодно, реального предмета, что согласно обычному представлению о логике может показаться, будто, трактуя об этой идее, выходят за пределы логики. Разумеется, если логика должна содержать лишь пустые, мертвые формы мысли, то в ней вообще не могла № идти речь о такого рода содержании, как идея или жизнь, но если предмет логики - абсолютная истина, а истина, как таковая заключается по существу своему в процессе познания (Erkennen), то необходимо было бы по крайней мере рассмотреть процесс познания -Ив самом деле, вслед за так называемой чистой логикой обычно дают прикладную логику-логику, имеющую дело с конкретным познаванием, - не говоря уже о той большой доле психологии и антропологии, включение которой в логику часто считается необходимым. Но антропологическая и психологическая сторона процесса познания касается его явления, в котором понятие для самого себя еще не таково, чтобы обладать равной себе объективностью, т. е. иметь предметом само себя.
Та часть логики, которая этим занимается, не относится к прикладной логике, как таковой; иначе пришлось бы включить в логику все науки, ибо каждая наука есть постольку прикладная логика, поскольку она состоит в том, чтобы облекать свой предмет в формы мысли и понятия. - Субъективное понятие имеет предпосылки, которые представлены в психологической, антропологической и других формах. Но в логику предпосылки чистого понятия должны входить, лишь поскольку они имеют форму чистых мыслей, существенных абстракций (abstrakte Wesenheiten) - определения бытия и сущности. И точно так же из состава познания (постижения понятием самого себя) должны рассматриваться в логике не всякие виды его предпосылки, а лишь тот, который сам есть идея; но эта предпосылка необходимо должна быть рассмотрена в логике. Непосредственная идея и есть эта предпосылка; в самом деле, так как процесс познания есть понятие, поскольку понятие налично для самого себя, но как субъективное находится в соотношении с субъективным, то понятие соотносится с идеей как с выступающей в качестве предпосылки или как с непосредственной идеей. Непосредственная же идея - это жизнь.
В таком случае необходимость рассматривать в логике идею жизни основывалась бы на обычно признаваемой необходимости трактовать здесь о конкретном понятии познания. Но эта идея выдвинула себя здесь в силу собственной необходимости понятия. Идея, в себе и для себя истинное, есть по существу своему предмет логики; так как сначала ее следует рассматривать в ее непосредственности, то она должна быть постигнута и познана в той определенности, в которой она есть жизнь, дабы рассмотрение ее не было чем-то пустым и чуждым определений. Здесь можно было бы лишь отметить, насколько логический взгляд на жизнь отличается от воззрения на нее других наук; однако здесь не место говорить о том, как толкуют жизнь нефилософские науки, а следует лишь указать, чем отличается жизнь как категория логики как чистая идея - от природной жизни, рассматриваемой в философии природы, и от жизни, поскольку она связана с духом. - Первая как жизнь от природы есть жизнь, поскольку она вытолкнута в сферу внешности устойчивого наличия, жизнь, которая имеет своим условием неорганическую природу и в которой моменты идеи выступают в виде много-различия действительных образований. Жизнь в идее не имеет таких предпосылок, которые даны как образы действительности;
ее предпосылка - понятие, как оно было рассмотрено: с одной стороны, как субъективное, а с другой - как объективное понятие. В природе жизнь являет себя как высшая ступень, достигаемая природой в ее внешности благодаря тому, что она перемещается в себя и снимает себя в субъективности. В логике же именно простое внутри-себя-бытие достигло в идее жизни своей поистине
соответствующей ему внешности; понятие, выступавшее раньше как субъективное, есть [теперь] душа самой жизни; оно есть импульс который опосредствует для себя свою реальность через объективность. Когда природа, беря исходным пунктом свою внешность достигает этой идеи, она выходит за свои пределы; ее конец имеет бытие не как ее начало, а как ее граница, в которой она сама себя снимает. - Точно так же моменты реальности жизни не получают в идее жизни вид внешней действительности, а остаются заключенными в форму понятия.
В духе же жизнь являет себя, с одной стороны, как противостоящая ему, с другой - как положенная единой с ним, а это единство - как вновь порожденное исключительно им. А именно, жизнь следует брать здесь вообще в собственном смысле этого слова - как природную жизнь; ибо то, что называют жизнью духа как духа есть его отличительное свойство, противостоящее просто жизни; говорят ведь и о природе духа, хотя дух есть не нечто природное, а скорее противоположность природе. Стало быть, жизнь как таковая, есть для духа, с одной стороны, средство - в этом случае дух противопоставляет ее себе; с другой - он живой индивид, и жизнь есть его тело; в-третьих, это единство его с его живой телесностью порождается из него самого как идеал, ни одному из этих соотношений с духом нет дела до жизни как категории логики, где ее не следует рассматривать ни как средство какого-то духа, ни как его живо, ни как момент идеала и красоты - Жизнь в обоих случаях - жизнь как природная и жизнь как относящаяся с духом, - имеет определенность своей внешности;
в первом случае благодаря своим предпосылкам, которые суть другие образования природы, во втором же случае благодаря целям и деятельности духа. Идея жизни сама по себе свободна и от объективности, служащей предпосылкой и условием, и от соотношения с этой субъективностью.
При ближайшем рассмотрении жизни в ее идее она есть в себе и для себя абсолютная всеобщность; объективность, которой жизнь обладает в самой себе, всецело проникнута понятием и имеет субстанцией только его. То, чтб различает себя в качестве части или на основе какой-нибудь другой внешней рефлексии, имеет внутри самого себя все понятие целиком; понятие есть здесь вездесущая душа, которая остается простым соотношением с самой собой и единой в многообразии, присущем объективному бытию. Это многообразие как внешняя себе объективность обладает безразличным устойчивым наличием, которое в пространстве и во времени (если упомянуть о них здесь) есть существование совершенно разных и самостоятельных [единиц], находящихся друг вне друга. Но в сфере жизни внешность выступает в то же время как простая определенность ее понятия; таким образом^ душа вездесуще пронизывает это многообразие и в то же время всецело остается простым единством конкретного понятия с самим собой. - В сфере жизни, этого единства ее понятия во внешности объективности, в абсолютной множественности атомистической материи, мышление, держащееся определений рефлективных отношений и формального понятия, совершенно теряет все свои мысли; вездесущность простого в многообразной внешности есть для рефлексии абсолютное противоречие, а поскольку рефлексии приходится в то же время понять эту вездесущность из восприятия жизни и тем самым признать действительность этой идеи, идея эта есть для рефлексии непостижимая тайна, так как рефлексия не схватывает понятия или схватывает его не как субстанцию жизни. - Однако простая жизнь не только вездесуща, но безусловно есть устойчивое наличие и имманентная субстанция своей объективности; а как субъективная субстанция она импульс, а именно специфический импульс особенного различия, и столь же существенно она единый и всеобщий импульс того специфического, что возвращает это свое обособление к единству и сохраняет его в последнем. Лишь как это отрицательное единство своей объективности и своего обособления жизнь есть соотносящаяся с собой, для себя сущая жизнь, душа. Она тем самым есть по существу своему единичное, соотносящееся с объективностью как с чем-то иным, как с неживой природой. Поэтому изначальное суждение жизни состоит в том, что она как индивидуальный субъект отделяет себя от объективного и, конституируясь как отрицательное единство понятия, создает предпосылку непосредственной объективности.
Жизнь следует поэтому рассматривать, во-первых, как живой индивид, который есть для себя субъективная тотальность и выступает в качестве предпосылки как безразличный к объективности, противостоящей ему как безразличная.
Во-вторых, жизнь есть жизненный процесс, состоящий в снятии своей предпосылки, в полагании безразличной к жизни объективности как отрицательной и в осуществлении себя как мощи объективности и ее отрицательного единства. Этим жизнь делает себя всеобщим, которое есть единство самого себя и своего иного. Жизнь есть поэтому,
в-третьих, процесс рода, заключающийся в том, что она снимает свою порозненность и относится к своему объективному наличному бытию как к самой себе. Этот процесс есть, стало быть, с одной стороны, возврат к своему понятию и повторение первого расщепления, становление новой индивидуальности и смерть первой непосредственной индивидуальности; но с другой стороны, углубившееся в себя понятие жизни есть становление относящегося к самому себе понятия, существующего для себя как всеобщее и свободное, переход к процессу познания.
А. ЖИВОЙ ИНДИВИД (DAS LEBENDIGE INDIVIDUUM)
1. Понятие жизни или всеобщая жизнь есть непосредственная идея, понятие, которому соответствует его объективность; но эта объективность соответствует ему лишь постольку, поскольку оно отрицательное единство этой внешности, т. е. поскольку оно полагает ее как соответствующую себе. Бесконечное соотношение понятия с самим собой как отрицательность есть процесс самоопределения, расщепление понятия на себя как субъективную единичность и на себя как безразличную всеобщность. Идея жизни в своей непосредственности - это еще только творческая всеобщая душа. В силу этой непосредственности первое отрицательное соотношение идеи внутри самой себя есть ее самоопределение как понятия, - полагание в себе, которое лишь как возвращение в себя есть для-себя-бытие, творческое предпола-гание. Через этот процесс самоопределения всеобщая жизнь есть некоторое особенное; тем самым она разделилась на два крайних члена суждения, которое непосредственно становится умозаключением.
Определения противоположности суть всеобщие определения
понятия, ибо именно понятию свойственно раздвоение; но полное осуществление (Erfullung) этих определений есть идея. Одна сторона [раздвоения] есть единство понятия и реальности, которое есть идея, - как непосредственное единство, которое раньше обнаруживалось как объективность. Однако здесь это единство имеет другое определение. Там оно было единством понятия и реальности, поскольку понятие перешло в объективность, в которой оно утрачено, и только; понятие не противостояло ей, иначе говоря, так как понятие есть для нее нечто лишь внутреннее, то оно лишь внешняя ей рефлексия. Та объективность есть поэтому непосредственным образом само непосредственное. Напротив, здесь объективность есть лишь возникшее из понятия, так что суть ее-в положенности и в том что она выступает как нечто отрицательное. - Ее следует рассматривать как сторону всеобщности понятия, стало быть, как абстрактную всеобщность, присущую по существу своему лишь субъекту и в безразличной к нему форме непосредственного, самого по себе положенного бытия. Поэтому тотальность понятия, присущая объективности, как бы лишь заимствована; остаток самостоятельности, сохраняющийся в ней по отношению к субъекту - это то бытие, которое, согласно своей истине, есть лишь указанный выше момент понятия, которое как предполагающее находится на ступени первой определенности в себе сущего пола-гания еще не выступающего как полагание, как рефлектирован-ное в себя единство. Возникнув из идеи, самостоятельная объективность есть, следовательно, непосредственное бытие только как предикат суждения, в котором понятие самоопределяется, - есть бытие, хотя и отличное от субъекта, но в то же время по существу своему положенное как момент понятия.
По содержанию эта объективность есть тотальность понятия, которой, однако, противостоит его субъективность или отрицательное единство, составляющее истинную центричность, а именно его свободное единство с самим собой. Этот субъект есть идея в форме единичности как простое, но отрицательное тождество с собой - живой индивид.
Живой индивид есть, во-первых, жизнь как душа, как понятие самого себя, совершенно определенное внутри себя, как начинающий самодвижущий принцип. Понятие содержит в своей простоте заключенную внутри себя определенную уже внешность как простой момент. - Но, далее, в своей непосредственности эта душа непосредственно внешняя и в самой себе обладает объективным бытием; это подчиненная цели реальность, непосредственное средство, прежде всего объективность, как предикат субъекта; но эта объективность есть, далее, также и средний член умозаключения; телесность души есть то, посредством чего она связывает себя с внешней объективностью. - Живое обладает телесностью прежде всего как реальность, непосредственно тождественная с понятием; как реальность оно вообще обладает этой телесностью от природы.
А так как эта объективность есть предикат индивида и принята в субъективное единство, то ей не свойственны прежние определения объекта, механическое или химическое отношение, а тем более абстрактные рефлективные отношения целого и частей и тому подобное. Как внешность, она, правда, способна к таким отношениям, но в таком случае она не живое наличное бытие. Если живое берут как целое, состоящее из частей, как нечто такое, на что воздействуют механические или химические причины, как механический и химический продукт, либо просто как таковой, либо же определенный внешней целью, то понятие становится внешним ему, живое берется как нечто мертвое. Так как понятие ему имманентно, то целесообразность живого следует понимать как внутреннюю целесообразность; понятие дано в живом как определенное понятие, различенное от своей внешности 65 и в своем различении проникающее ее и тождественное с собой. Эта объективность живого есть организм; она средство, орудие цели, совершенно, целесообразна, так как понятие составляет ее субстанцию; но именно потому само это средство и орудие есть осуществленная цель, в которой субъективная цель тем самым непосредственно соединена с самой собой. По своей внешности организм есть многообразие не частей, а членов, которые как таковые а) существуют только в индивидуальности;
они отделимы, поскольку они внешние и могут быть постигнуты по этой внешности; но когда их отделяют, они снова подчиняются механическим и химическим отношениям обычной объективности.
b) Их внешность противостоит отрицательному единству живой индивидуальности; поэтому живая индивидуальность есть импульс к полаганию абстрактного момента определенности понятия как реального различия; будучи непосредственным, это различие есть импульс каждого единичного, специфического момента к продуцированию себя, а также возведению своей особенности во всеобщность, к снятию других, внешних ему, моментов, к порождению себя за их счет, но в равной мере к снятию самого себя и превращению себя в средство для других.
2. Этот процесс, присущий живой индивидуальности, ограничен ею самой и совершается еще целиком внутри нее. - Выше говоря об умозаключении внешней целесообразности, мы рассматривали его первую посылку,-а именно то, что цель непосредственно соотносится с объективностью и делает ее средством, - таким образом, что хотя в этом процессе цель остается в ней равной себе и возвратилась в себя, но объективность в самой себе еще не сняла себя и поэтому цель в ней постольку не есть в себе и для себя, а становится таковой только в заключении (im Schlupsatze). Процесс живого, Тсвязывающий его] с самим собой, есть эта посылка, но лишь поскольку она в то же время есть заключение и поскольку непосредственное соотношение субъекта с объективностью (которая благодаря этому соотношению становится средством и орудием) дано в то же время как отрицательное единство понятия в самом себе; в этой своей внешности цель осуществляет себя потому, что она субъективная сила этой внешности и процесс, в котором эта внешность демонстрирует свое саморазложение и свое возвращение в это отрицательное единство цели. Беспокойство и изменчивость внешней стороны живого есть проявление в нем понятия, в качестве отрицательности в себе самом обладающего объективностью, лишь поскольку ее безразличное наличие (Bestehen) оказывается снимающим себя. Понятие, следовательно, продуцирует себя через свой импульс таким образом, что продукт, поскольку понятие есть его сущность, сам есть то, чтб продуцирует, а именно, он продукт только как внешность, полагающая себя также отрицательно, иначе говоря, как процесс продуцирования.
3. Только что рассмотренная идея и есть понятие живого субъекта и его процесса; определения, находящиеся здесь в отношении друг к другу, суть соотносящееся с собой отрицательное единство понятия и объективность, которая есть его средство, но в которой понятие возвратилось в само себя. Но так как это моменты идеи жизни внутри понятия жизни, то они не определенные понятийные моменты живого индивида в его реальности. Объективность или телесность живого индивида есть конкретная тотальность; указанные моменты суть стороны, из которых конституируется жизненность; поэтому они не моменты этой жизненности, уже конституированной через идею.
Но ввиду того, что живая объективность индивида, как таковая, одушевлена понятием и имеет его своей субстанцией, она содержит также в самой себе в качестве существенных такие различия, которые суть определения понятия, всеобщность, особенность и единичность; поэтому образ (Gestalt), в котором они внешне различены, расчленен или рассечен (insectum) сообразно этим определениям б6.
Живая объективность, стало быть, есть, во-первых, всеобщность, трепет жизненности исключительно лишь в самой себе, чувствительность. Понятие всеобщности, как оно получилось выше, есть простая непосредственность, которая, однако, такова лишь как абсолютная отрицательность внутри себя. Это понятие абсолютного различия, поскольку его отрицательность растворена в простоте и равна самой себе, дано созерцанию в виде чувствительности. Чувствительность есть внутри-себя-бытие не как абстрактная простота, а как бесконечная определимая восприимчивость, которая в своей определенности не становится чем-то многообразным и внешним, а всецело рефлектирована в себя. Определенность выступает в этой всеобщности как простой принцип; единичная внешняя определенность, так называемое впечатление, возвращается из своего внешнего и многообразного определения в эту простоту самоощущения. Чувствительность можно тем самым рассматривать как наличное бытие внутри себя сущей души, так как она принимает в себя любую внешность, но приводит ее обратно к совершенной простоте равной себе всеобщности.
Второе определение понятия - это особенность, момент положенного различия, раскрытие отрицательности, которая заключена в простом самоощущении, иначе говоря, есть в нем идеальная, еще не реальная определенность, - раздражимость. Ввиду абстрактности своей отрицательности чувство есть импульс;
оно определяет себя; самоопределение живого есть его суждение (Urteil) или превращение его в конечное, сообразно чему оно соотносится с внешним как с объективностью, выступающей в качестве предпосылки, и находится с ней во взаимодействии. - Как такая особенность живое есть, с одной стороны, вид наряду с другими видами живого; формальная рефлексия в себя этой безразличной разности есть формальный род и его систематизирование; индивидуальная же рефлексия состоит в том, что особенность, отрицательность ее определенности как направленности вовне есть соотносящаяся с собой отрицательность понятия.