Третье - адмирал Непенин доносит, что он не призвал возможным протестовать против призыва Комитета, и таким образом Балтийский флот признал Временный Комитет Государственной Думы. Сведения, заключающиеся в телеграмме №1813, получены из Петрограда, из различных источников и считаются достоверными. Если будет хоть малейшее сомнение, что Литерные поезда могут не дойти до Пскова, надлежит принять все меры для доставления доклада по принадлежности, послав хотя бы экстренным поездом с надежным офицером и командой нижних чинов для исправления пути, если бы это имело место. Генерал Алексеев нездоров в прилег отдохнуть, почему я и подписываю эту телеграмму. 1-го марта 17 г. 17 час. 15 Лукомский"
Эти две телеграммы совершенно ясно говорят о тех событиях, которые происходили в столице и других городах России в последние дни февраля 1917 года, т. е. еще до отречения Государя. Говорят они также о тех мерах, которые ж это время уже были приняты. Это - документы, и поэтому не подлежат оспариванию.
27-го февраля была получена, телеграмма от Председателя Совета Министров. Князь Голицын указывая, что события принимают катастрофический оборот, умолял Государя немедленно уволить в отставку Совет Министров. Он указывал, что {64} вообще существующий состав министров теперь оставаться у власти не может, а нахождение в его составе Протопопова вызывает общее негодование и возмущение; что для спасения положения и даже для спасения династии Государю необходимо немедленно пойти на уступку общественному мнению и поручить составить новый кабинет министров, ответственный перед законодательными палатами, князю Львову или Родзянко.
На эту телеграмму Государь ответил собственноручно карандашом составленной телеграммой Председателю Совета Министров следующего содержания:
"О главном начальнике Петрограда мною дано повеление начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столицу, также относительно войск. Лично вам предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. Относительно перемен в личном составе в данный момент считаю их недопустимыми. Николай." (Послана в 11.30 ночи. 27. II. 17) (Ген. Дубенский "Записки придворного историографа" стр. 203)
Когда Государь передавал ген. Лукомскому эту телеграмму князю Голицыну, то, узнав, что ген. Алексееву нездоровится и что он прилег, он сказал:
"Сейчас же передайте ген. Алексееву эту телеграмму и скажите, что я прошу ее немедленно передать по прямому проводу. При этом скажите, что это мое окончательное решение, которое я не изменю, а {65} потому бесполезно мне докладывать что-либо по этому поводу." (Ген. Лукомский "Воспоминания" стр. 124-125)
Вместо принятия решительных мер, совет министров сам себя распускает и самочинно перестает управлять Государством. О том, что правительство самовольно отказалось от управления Государством, в Ставке стало известно 28-го февраля. Об этом сообщил председатель Государственной Думы Родзянко и объявил, что функции правительства, перешли в руки Временного Комитета Государственной Думы. А министр иностранных дел Покровский (правительства кн. Голицына) сообщил английскому, французскому и итальянскому послам, что революция - совершившийся факт и что у правительства. нет войска для ее подавления. (Мельгунов, "Возрождение" тетр. 18, стр. 157).
Все это происходит еще до отречения Государя. Подчинение Петроградского и Московского командующих войсками Временному Комитету Государственной Думы, переход Балтийского флота на сторону комитета и донесению адмирала Непенина, присоединение многих губернаторов к комитету Гос. Думы, аресты офицеров даже в таких частях, как Конвой Его Величества. - все это происходит до отречения Государя.
Из тыла поступают противоречивые сведения. Даже Военный Министр в один и тот же день 27-го -февраля, в 13 ч. 20 м. сообщает: {66} "Начавшиеся с утра в некоторых войсковых частях волнения твердо и энергично подавляются оставшимися верными своему долгу ротами и батальонами. Сейчас не удалось еще подавить бунта, но я твердо уверен в скором наступлении спокойствия, для достижения коего принимаются беспощадные меры. Власти сохраняют полное спокойствие".
И 27-го февраля, т. е. в тот же день, в 19 часов 25 минут ген. Беляев телеграфирует:
"Положение в Петрограде становится весьма серьезным. Военный мятеж немногими верными долгу частями погасить не удается. Напротив, многие части постепенно присоединяются к мятежникам. Начались пожары. Бороться с ними нет средств. Необходимо спешное прибытие действительно надежных частей, притом в достаточном количестве для одновременных действий в различных частях города".
Эти телеграммы говорят о растерянности начальников. С положением они справиться не сумели и не имели поддержки далее от своего правительства.
Говорил со Ставкой и Великий Князь Михаил Александрович. Но его советы были схожи с советами других, и Государь ответил, что благодарит за совет, и что он сам знает, что надо делать.
Как видно, озабочены были все, не только высшие чины Армии. Но командный состав действующей армии сохранил спокойствие, а тыл в это время фактически отпал уже от Государя.
Сам {67} Государь в письме своем Императрице от 27-го февраля 1917 г. пишет:
"После вчерашних известий из города, я видел здесь много испуганных лиц. К счастью, Алексеев спокоен, но полагает, что необходимо назначить энергичного человека, чтобы заставить министров работать для разрешения вопросов: продовольственного, железнодорожного, угольного и г. д. Это конечно совершенно справедливо".
Желая покинуть в дни революции Ставку, Государь упомянул об этом ген. Алексееву 27-го февраля утром.
Генерал Алексеев стал просить Государя не делать этого, ввиду сильно осложнившейся обстановки в столице и ввиду того, что уже были двинуты войска на Петроград, а на 27-ое февраля вечером, был назначен отъезд последнего эшелона из Ставки - частей Георгиевского батальона вместе с ген. Ивановым.
Естественно, что ген. Алексеев хотел предохранить Государя от возможной опасности, почему и просил его не уезжать из Ставки. Но Государь ответил, что едет всего лишь на два дня, чтобы повидать больных корью детей.
Когда ген. Алексеев почувствовал, что его просьба, не уезжать сейчас из Могилева, Государем не была услышана, он стал на колени и произнес следующие слова:
- Ваше Величество, во имя России, умоляю Вас не покидать Ставки. {68} Государь протянул руки к ген. Алексееву, поднял его и сказал: - Михаил Васильевич, вы все так близко к сердцу принимаете, я еще подумаю и вам сообщу.
Этот эпизод показывает, как верно оценивал обстановку ген. Алексеев и насколько он был прав, удерживая Государя в Ставке.
Государь уезжает 27-го февраля ночью (в 2 ч. 30 м. утром 28-го февр.).
Полковник ген. штаба Пронин, работавший в оперативном отделе Ставки, пишет:
"Государь объявил ген. Алексееву утром 27-го февраля о своем намерении уехать после выслушания его оперативного доклада и совета командировать в Петроград "очень энергичного человекам (диктатора), дав в его распоряжение надежные войска с фронта".
В течение того же дня - 27 февраля, ген. Алексеев неоднократно умолял Государя не уезжать из Ставки, к Государь в конце концов отказался от поездки. Но... вечером, Дворцовый Комендант ген. Воейков сообщил, что Государь все-таки решил уехать, и что уже было отдано распоряжение о подготовке литерных поездов. Тогда ген. Алексеев едет во дворец и вновь умоляет Государя не уезжать.
"Слава Богу, Государь не уезжает, остается! - радостно сказал ген. Алексеев, возвратившись из дворца, зайдя в нашу комнату оперативного отдела. Однако, около 12 -часов ночи (с 27 на 28 февраля {69} были поданы ко дворцу автомобили, и Государь со свитой отбыл на вокзал. В 2 ч. 30 м. утром 28-го февраля царские поезда отбыли из Могилева".
Только 11 станций сообщили о проходе царских поездов, и после этого для Ставки поезда исчезли.
Не имея возможности проехать со станции Дно прямо на Александровскую и дальше на Царское Село, поезда свернули на Мал. Вишеру. Из Мал. Вишеры поезда вернулись на станцию Дно и не смогли двинуться дальше на Псков, т. к. впереди в 45 Беретах от станции Дно между станциями Порхов к Подсевы была вывинчена одна рельса. В двух литерных поездах не оказалось ни одного сапера, который мог бы ввинтить рельсу. И только тогда, т. е. 1-го марта, по истечении около 40 часов безвестного отсутствия Верховного Главнокомандующего, дворцовый комендант ген. Воейков посылает первую телеграмму ген. Алексееву - распорядиться прислать роту сапер для починки пути. Из Пскова, через несколько часов срочно прибывает саперный батальон, и путь сейчас же восстанавливается. Вместе с этим ген. Алексеев посылает ген. Воейкову телеграмму с просьбой доложить Государю о желательности Его немедленного возвращения в Ставку, ввиду наступивших уже угрожающих событий. Но на эту телеграмму ген. Воейков даже не ответил. Поезда двинулись дальше на Псков.
{70} Телеграмму всем Главнокомандующим с пояснением происходивших в это время событий (от 28-го февраля № 1813) и о принятых мерах против мятежа ген. Алексеев заканчивает:
"Сообщая об этом, прибавлю, что на всех нас лег священный долг перед Государем и Родиной, сохранить верность долгу и присяге в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов".
Как видно из этой телеграммы, посланной уже после отъезда Государя из Ставки, ген. Алексеев призывал своих подчиненных исполнить свой "священный долг перед Государем и Родиной", и ни о каких революционных настроениях в ней нет и намека.
В Псков императорские поезда прибывают 1-го марта в 23 часа ночи. И в 0 ч. 20 м. 2-го марта Государь отдает приказ ген. Иванову (через 1 ч. 20 м. после своего прибытия):
"Надеюсь прибыли благополучно. Прошу до моего приезда, и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай".
2-го же марта, утром Государь в собственноручно написанной телеграмме (№ 1064) на имя Главного Начальника Военных Сообщений (копия Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего) приказал остановить движение эшелонов с войсками на Петроград.
Из этого видно, что приказ об остановке движения войск в столицу был отменен лично {71} Государем, а Начальник Штаба, копией этого распоряжения, только ставится об этом в известность.
Таким образом, если бы ген. Иванову и удалось приступить к каким-либо решительным действиям для подавления мятежа, то эта телеграмма должна была его заставить ничего не предпринимать до приезда Государя.
Из Пскова же 2-го марта, утром Государь дает распоряжение своему Начальнику Штаба ген. Алексееву, после долгих переговоров с ген. Рузским и после получения от Родзянко, председателя Гос. Думы, подробных информации о ходе событий в столице, в которой ставился вопрос и об отречении Государя, запросить всех Главнокомандующих об их. взгляде на Его отречение, что ген. Алексеев и исполняет. Об этом желании Государя, ген. Алексееву было сообщено по прямому проводу ген. Рузским, причем больной в это время ген. Алексеев, прикованный к постели (с температурой 39°), вызывался ген. Рузским в течение ночи два раза.
"Ночной разговор Родзянко с ген. Рузским - пишет Мельгунов ("Возрождение" тетр. 16 "Мартовские Дни" стр. 146) - по прямому проводу довольно отчетливо рисует психологию, на почве которой родилось то "новое течение" во временном комитете, о котором говорится в письме Вел. Кн. Павла Вел. Кн. Кириллу Владимировичу.
Первостепенное значение имеет то обстоятельство, что разговор мы можем привести не в субъективном восприятии мемуаров, а но объективному {72} документу, который передает стенографическая запись телеграфной ленты. Значение документа тем большее, что это единственный источник свидетельствующий о непосредственных переговорах Родзянко с командным составом армии Северного фронта - никаких "бесконечных лент разговоров со Ставкой" - о которой сообщает Шульгин, не было. Имеющийся в нашем распоряжении документ аннулирует легенды; в изобилии пущенные в обиход безответственными суждениями мемуаристов"...
Дальше в своем журнале "Возрождение" тетр. 22 стр. 133 Мельгунов пишет:
"При печатании в журнале своих очерков по истории мартовских дней 17 г. автор предполагал исключить главу об отречении Императора Николая II, как более или менее известную читателям. Но ознакомление с трудом С. С. Ольденбурга "Царствование Императора Николая II" (том II) показало, что даже серьезные исследователи типа покойного Ольденбурга, недостаточно осведомлены о фактической стороне дела. - мимо их внимания прежде всего прошли материалы, изданные в СССР".
Что телеграммы Главнокомандующим были посланы по желанию Государя, показывает запись в его дневнике от 2-го марта. Обыкновенно цитируются только последние слова, а начало всеми пропускается. Государь пишет:
"Утром пришел Рузский и прочел длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам {73} положение в Петрограде таково, что министерство из членов Гос. Думы будет бессильно что-либо сделать, ибо с ним борется соц. дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку Алексееву и всем Главнокомандующим. В 12.30 пришли ответы. Для спасения России и удержания Армии на фронте я решился на этот шаг. Я согласился, и из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыл Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал подписанный манифест. В 1 час ночи уехал из Пскова, с тяжелым чувством.
Кругом измена, трусость и обман".
Как видно, Государь сам решается на отречение, и вынуждения ни с чьей стороны не было. Возможно, что Родзянко преувеличивал значение Петроградского и Московского мятежа, но еще никто ничего от Государя не требовал и ничего не вынуждал.
Император мог согласиться на отречение, но мог и воспротивиться этому. Это было в его воле. Но Государь решил по своей воле, по своему разумению уступить Престол брату своему. Заставить Государя принять такое решение не мог никто, да и о том, чтобы его заставить никто и не думал.
Небезынтересно привести несколько выдержек из книги ген. Данилова "Навстречу крушению" (Ген. Данилов был начальником штаба ген. Рузского).