- Три часа с лишним.
- Ну и темпы! С такими темпами не обойти остров и за полгода.
К вечеру их настигает туман. Дальше двадцати метров ничего не видно. Не отличишь, где небо, где земля, где море. Опять надо отсиживаться в палатке.
Седьмой... десятый... двенадцатый день. Жизнь в молоке. Кругом молочная завеса тумана. Каждое утро Ушаков и Павлов запрягают собак, смотрят с надеждой на небо и... распрягают упряжки. Даже есть не хочется, не то что спать. Одни собаки не грустят, и аппетит их нисколько не поубавился. А запасы еды заметно уменьшились.
Ушаков достает свои зарисовки, листки с неровными колонками цифр. Павлов внимательно следит за карандашом Ушакова. Вот на бумаге рождаются очертания местности. Какая-то низина. Один рукав, второй - он круче.
- Наша лощина! - не выдерживает Павлов.
- Верно. Вы имеете полное право дать ей название.
- Вьюжная, - ни секунду не раздумывает Павлов. - Пусть все знают, какая тут может случиться метель.
- Итак, - торжественно произносит Ушаков, - предложенное вами название ляжет на все карты, советские и зарубежные.
Павлов смущенно лезет за своей трубкой.
Понятно его смущение. Недавно шел он по этим местам, не считая, что делает что-то очень важное, нужное. И вот... Эти линии станут картой, они сохранятся на века, и другие люди потом помянут первопроходцев добрым словом.
Семнадцатый день похода. Пройдено совсем немного. Метели либо туман не дают двигаться дальше. Ненадолго прояснится небо, и снова мгла окутывает палатку.
- Вернемся? - это уже предлагает Ушаков.
- Нехорошо возвращаться, - вздыхает Павлов. - Вы сами заразили меня: вперед и вперед. А карта как же? Я теперь только о ней и думаю.
Но на двадцать пятый день они принимают решение: поворачивать нарты к дому. Придется отступить. Даже хорошая погода сейчас не поможет. Корма для собак и еды для самих путешественников осталось чуть-чуть.
Жаль, но ничего не поделаешь. Отступление - это еще не поражение. Если, конечно, не повторяешь в других походах прежних ошибок.
- Да какие ошибки? - Невозмутимый обычно Павлов так резко поворачивается к Ушакову, что едва не сбивает палатку. - Не наша вина, что за это время мы убили лишь трех медведей.
- А чья вина? Белых медведей? Мы должны были подготовиться.
- Не понимаю, Георгий Алексеевич. Выехали с полными нартами. Положить больше груза - не потянут собаки. Так?
- Так. Но я не об этом. Все равно всего с собой не увезешь, если поход длится месяц или два.
- Что же делать?
- Вот я и думаю в последние дни: как нам быть?
Они стоят возле палатки. Собаки поглядывают на них, как будто прислушиваются к разговору. Животные стали белыми - туман оседает инеем на собачью шерсть. И в палатке иней, и на одежде Павлова, Ушакова. Каждый похож на Деда Мороза: иней разукрасил брови, ресницы, отросшие за месяц усы и бороды.
- Вспомните, Ивась, большие арктические походы. Тот же Фердинанд Врангель, именем которого назван наш остров. Не экспедиции были у него целые караваны. Много людей, десять, а то и пятнадцать нарт. Полторы сотни собак! Зачем? Причина одна - продовольствие. Везли еду для себя, корм для собак.
- И нам брать в поездку всех эскимосов с упряжками?
- Нельзя. Мы не можем отрывать их надолго от охоты, от привычной жизни. Да и бесполезно. Чем больше людей, собак, тем больше бери продуктов. Из-за всего этого экспедиция медленно идет вперед, а продовольствия все равно не хватает. Иной раз Врангелю приходилось возвращаться только потому, что кончался провиант. Как у нас.
- Получается заколдованный круг. Остается просить помощи у добрых волшебников или эскимосских духов. Пусть они через каждые сто или сто пятьдесят километров встречают нас с мешком продуктов.
- Ивась, а ведь я как раз об этом думаю.
- О волшебниках? Духах? Сказки...
- Совсем нет. Добрыми волшебниками станем мы сами. Смотрите. - Ушаков чертит на снегу большой круг. - Это наш остров. Вот поселок в бухте Роджерса. - От куска снега, обозначившего поселок, Ушаков проводит три линии к разным точкам окружности. - Склады. В эти места мы завезем все то, что понадобится нам и собакам. А потом - в экспедицию по берегу острова. Подходят к концу припасы - неподалеку склад. Тот самый мешок волшебника, о котором вы говорили.
Павлов сосредоточенно пыхтит трубкой, глядит, сдвинув покрытые инеем брови, на рисунок.
- Не согласен. Посудите сами, Георгий Алексеевич, когда мы склады будем устраивать? Светлое время и самый лучший санный путь - март и апрель. Начнем развозить продовольствие, истратим эти два месяца. Опять срывается экспедиция.
- Теперь я не соглашусь с вами. В том-то и дело, что я предлагаю заниматься складами зимой.
- В полярную ночь? В темень?
- Верно, в полярную ночь. А темнота... Вы сами знаете, что абсолютной темноты тут не бывает. Для непродолжительных поездок она не помеха.
Павлов приседает на корточки. Шевелит губами, чертит на снегу палочки - что-то подсчитывает.
- Согласен, - тихо говорит он. - Здорово придумано, - Павлов поднимается. - Очень здорово. Хотя будет трудно.
- В Арктике легко не бывает. - Ушаков вплотную подходит к Павлову. Ивась, хотите, скажу... Пока секрет.
- Что?
- Если наш опыт удастся... Если мы справимся, а мы справиться должны... Северная Земля! Тогда можно будет отправиться на Северную Землю! Вы слышали о ней?
- Знаю, что о ней почти ничего не известно. Наткнулись на ее южный берег - и все сведения.
- Вот именно. И мы...
- Возьмете меня с собой?
- Да. Небольшая экспедиция. Трое или четверо. На собаках.
Павлов ныряет в палатку, вылезает оттуда с двумя винчестерами. Один отдает Ушакову.
- За волшебные склады!
Гремит залп. Взбудораженные собаки носятся около палатки.
- За наш удачный поход вокруг острова Врангеля!
Еще два выстрела разрывают тишину.