Был изрядный мороз. Там и здесь дворники в одинаковых, русского покроя кафтанах скребли тротуары и сгребали снег в кучи. К утру они должны были закончить свою работу и теперь старались так, что на морозе от них валил пар. Изредка попадались сани с коробами для снега, лошади тоже исходили морозным паром.
Соколов и Анастасия шли по ночному городу, одетые налегке, но не замечали холода. Они вышли к Неве. Река была пуста, ее замело снегом, по нему в разных направлениях в лунном свете чернели нахоженные тропки и санные колеи. Небо вокруг луны было чистым, тускло сверкал шпиль Петропавловского собора. Ангел на куполе казался живым существом, бог весть зачем воспарившим так высоко. Ветер нес по реке поземку, и только здесь, под холодным светом луны, в неверном сиянии которой словно плыла колоннада Зимнего дворца, Анастасия почувствовала, что продрогла.
На счастье, они издалека услышали цоканье копыт по торцам мостовой, почти чистой от снега. Вскорости подкатил лихач, на всякий случай завернувший ко дворцу в надежде перехватить поздних гостей самого батюшки-царя. Соколов усадил в легкие санки свою спутницу, заботливо укрыл ее медвежьей полстью, а сам притулился с краю.
Лихач помчал так, что встречный ветер не давал им говорить. Соколов только смотрел и не мог насмотреться на девушку. Мигом пролетели санки набережную и мост, промелькнули сфинксы у Академии художеств, поднялись громады домов Большого проспекта. Свернули с него на линию и остановились на углу, напротив госпиталя Финляндского полка, как сказала Стаси.
- Дальше не надо, а то папа будет волноваться... - прошептала она и выпорхнула из-под полсти. - Я совсем согрелась...
- Где я смогу увидеть вас? - отошел от лихача Соколов на несколько шагов вслед за девушкой.
- Приходите как-нибудь на четверг к Шумаковым, я бываю у них почти каждую неделю... - Анастасия подняла на Соколова ясные глаза и лукаво добавила: - Буду рада видеть вас! Там так редко бывают лихие гусары...
32. Петербург, ноябрь 1912 года
Когда Манус и Энкель вышли вновь в библиотеку, серьезная игра, как и предполагалось, разгорелась только за столиком Вышнеградского, Рубинштейна, Кузьминского и Тимашева. Счет здесь шел на тысячи - Вышнеградский и Рубинштейн проигрывали. Вышнеградский покрылся от досады и волнения багровыми пятнами, совсем как царица в торжественных выходах при дворе или на иных общественных церемониях. Рубинштейна, видно, проигрыш просто забавлял, и он хранил веселость даже по такой несуразной игре. Оценив ставки и настроения игроков, Манус тут же про себя предположил, что Митеньке надо было зачем-то проиграть на этот раз Кузьминскому вкупе с Тимашевым, что он и делал без зазрения совести за счет своего партнера.
Манус и сам не раз вступал в крупную игру не ради выигрыша, а для тонкого проигрыша, чтобы подобным способом вручить нужному человеку взятку. Он наловчился проигрывать незаметно для своего партнера, который обычно точно так же выходил из себя и бурно переживал каждый роббер, как это делал сейчас Вышнеградский.
"Ловок Митенька, с ним надо ухо востро держать!" - одобрительно думал Манус, присев у другого столика.
Здесь игра шла вяло, неинтересно, барон уже куда-то удалился, посему велась партия так называемого винта с болваном, когда один из партнеров Альтшиллер - играл за двоих против Бурдукова и Веревкина. Картежники взмолились Игнатию Перфильевичу занять место Унгерн-Штернберга, но Манус отказался, и партнером Альтшиллера стал Энкель. Он деловито осведомился, сколько должен поставить на кон, но оказалось, что Альтшиллер выигрывал, так что у полковника появился шанс "подшибить детишкам на молочишко", как он выразился.
При "мелкой" игре, когда картежники не были всецело поглощены робберами, обычно велись интересные разговоры на важные темы, занимавшие умы высших придворных и правительственных кругов. Вот и сейчас партнеров нисколько не смущало, что за ломберным столиком против них сидит подданный австро-венгерского императора и короля Франца-Иосифа, вхожий в германское и австрийское посольства, вечно шныряющий вокруг военного министра Сухомлинова, оказывающий какие-то темные услуги Гришке Распутину, Александр Альтшиллер.
Альтшиллер внимательно слушал все, что говорилось в библиотеке Мануса: он явно тушевался, когда собеседники ожидали и его участия в разговоре. С заметным облегчением принял он себе в партнеры полковника, который тут же вступил в разговор, поддержав мнение Бурдукова о несвоевременности принятия Государственной думой внесенного правительством законопроекта о развертывании Большой морской программы.
- Начинать строить дредноуты в момент острого европейского кризиса, когда пороховая бочка на Балканах вот-вот взорвется, - это значит провоцировать Вильгельма Второго на войну, - авторитетно поддержал Энкель германофильские построения Бурдукова, которыми тот занимал своих партнеров в момент прихода Мануса и полковника. - Могу доверительно сообщить, что Генеральный штаб российской армии отнюдь не поддержал морского министра, когда сей муж разрабатывал свою липовую программу, - уточнил Оскар Карлович, много порадовав подобным заявлением Альтшиллера.
Товарищ министра юстиции, не разобрав до конца, о чем идет речь и каких позиций придерживаются его собеседники, брякнул по глухоте своей совсем уж черт знает что:
- Вот именно, если уж австрияки паршивые имеют свой военный флот, то России и вовсе должно быть совестно... - Чего именно следует совеститься России, Веревкин так и не уточнил, поскольку роббер уже закончился. Товарищу министра пришлось разыскивать по карманам деньги, дабы расплатиться с партнерами наличными. Альтшиллер с Энкелем поделили небольшой выигрыш, засим Игнатий Перфильевич пригласил их снова в столовую выпить чарочку.
Волнение Энкеля уже остудилось. Он решил откланяться. Его примеру последовали Веревкин и Бурдуков. Все трое отправились по домам на моторе Бурдукова.
Вышнеградский, Кузьминский и Тимашев ничего, кроме игры, не замечали. Один Митенька догадливо блеснул своими черными очами навыкате, когда заметил, с какой деловитостью удалялись в кабинет хозяина Альтшиллер и Манус.
- Сдается мне, что вас, милостивый государь, совсем не интересует, о чем я говорил здесь с полковником? - начал беседу Манус, не скрывая ехидного самодовольства.
- Зачем же нет, драгоценный Игнатий Перфильевич! Я уверен, что вы так же блестяще, как и все остальные дела, провернули и это, - пыхнув сигарой, спокойно ответствовал Альтшиллер. - Итак, вы что-то хотите предложить его величеству кайзеру германской империи?
- Вот именно, Александр. Мне нужен подряд на два миллиона железнодорожных шпал и плюс скидка в семьдесят пять процентов с ввозной пошлины германской империи.
- Вы уже знаете имя предателя?
- Нет, но я знаю, как его можно найти...
- Так быстро? - изумился Альтшиллер. - А ведь это очень серьезно, Игнатий!
- Как видно, не случайно я получил при крещении имя отца-основателя ордена иезуитов, - благодушно захихикал Манус, - сам Лойола не смог бы быстрей меня исповедать этого грешника Энкеля! Раз это так серьезно, то я хочу еще для своей Владикавказской железной дороги тысячу километров крупповских рельсов по отпускной цене для Германии...
- Будет, будет тебе все, не томи только! - перешел на "ты" Альтшиллер. - Что же я могу передать в Берлинскую ложу для его высочества принца Генриха?
- Итак, брат Александр, - перешел на язык масонов Игнатий Перфильевич, - теперь слушай! У русского Генштаба есть действительно важный агент в Вене, и, по-видимому, не один. Ему или им через особого курьера передается вознаграждение на одну из железнодорожных станций в Германии, расположенную, очевидно, неподалеку от русской границы. Оттуда в немецком конверте с германской маркой деньги идут по почте в Вену до востребования. Полагаю, что сыщики в почтовом ведомстве его величества Вильгельма Гогенцоллерна работают по-прежнему исправно, так что установить персону получателя - дело мелких чиновников!
- Браво, брат Игнатий! - поаплодировал кончиками пальцев Альтшиллер. Если тебя и дальше использовать на тучных нивах разведки...
- Ближе к делу, Александр! - холодно прервал его Манус. - Я надеюсь, что в Берлин вместе с твоим донесением пойдут и мои предложения о гонораре. Через неделю я жду в своем банке представителей ведомства путей сообщения Германии и фирмы Круппа...
Альтшиллер понял тон хозяина, молча встал и откланялся.
33. Петербург, январь 1913 года
Альтшиллер вызвал Кедрина на свидание в "свой" кабинет ресторана "Медведь". Снова был подан ужин, изысканный и обильный. На этот раз, однако, гостеприимный хозяин не стал дожидаться десерта, а начал деловой разговор между пулярдкой и стерлядью, где-то в середине трапезы.
- Любезный брат мой, - начал Альтшиллер несколько холодновато, неизвестно отчего сердясь на Кедрина, - просьба его высочества принца Генриха, великого магистра Прусской ложи, наконец выполнена. Кое-что удалось узнать у одного простака из Генерального штаба. К сожалению, этот болван не в состоянии выведать подлинные имена предателей в Вене и Берлине, но он дал ниточку, следуя которой можно установить по крайней мере одного из них.
Кедрин молча слушал, уплетая жаркое из рябчиков, запивая его отменным бургундским.
- Вам придется, брат мой, под предлогом каких-либо собственных дел причем дела должны быть настоящие, а то, не дай бог, русская контрразведка что-нибудь заподозрит - отправиться завтра же в Берлин и передать мой пакет его высочеству, Великому магистру ордена. Здесь он найдет подробный доклад о том, посредством кого удалось установить интересуемое, как следовало бы вознаградить нашего друга за столь любезное вспомоществование Прусской ложе, а также суть добытых истин... Для вашего личного уведомления могу сообщить, и это на тот случай, если вам придется в силу необходимости уничтожить конверт, в коем покоится шифрованный доклад, что на днях с одной из пограничных станций в Германии, где проходит железная дорога из России, пассажиром, следующим из Петербурга, будет брошен в почтовый ящик с адресом куда-то в Берлин или Вену, до востребования, конверт или конверты с денежными суммами вознаграждения агенту. Маловероятно, что его подлинное имя будет стоять на пакете. Скорее всего его кличка или условная фраза...
- Но ведь с пограничных станций идут во все концы Германии и Австро-Венгрии сотни и тысячи писем!.. Как же найти искомое в этом огромном потоке?! - усомнился Кедрин.
- А вы что, никогда не слышали о существовании в каждой стране "черного кабинета", в обязанности коего входит негласно проверять почтовые отправления на предмет выявления крамолы, революционной заразы и прочих опасных дел - в том числе шпионажа и контрабанды?..
- Я, конечно, догадывался, что кто-то может читать чужие письма; например, ревнивый муж, конкуренты с помощью лакеев или иной прислуги, из любопытства, например, почтмейстер, как у Гоголя, помните?.. - принялся оправдывать свою наивность Кедрин. - Но чтобы это делало государство, да еще дворяне - кто бы мог подумать!
- Этого вашего Гоголя, простите, не читал, - съязвил австрийский подданный, - но уверен, что лучше всех именно немцы перлюстрируют чужие письма. Так что дело простых чиновников найти искомое...
Разговор коллег мгновенно прекращался, когда в дверь осторожно постукивали официанты и неслышно входили с кушаньями, неслышно меняли тарелки и приборы, ставили новые бутылки вин, соответствующих каждое своему блюду.
- Что же передать мне на словах его высочеству? - поинтересовался Кедрин.
Альтшиллер задумался.
- А о чем он расспрашивал вас в прошлый раз? - ответил наконец вопросом на вопрос Альтшиллер.
- О самом разном... Например, о слухах и сплетнях в русском обществе... о каких скандалах говорят больше всего... - принялся припоминать Кедрин. - О Распутине, в частности, шла речь, о его роли и скандалезности этого дела для российского императорского двора...
- Вот и расскажите ему новые слухи про Распутина. Как растет его влияние в будуаре Александры Федоровны, как беснуются поклонницы "Старца" в Петербурге...
- Александр, а что вы сами думаете по поводу положения этого шарлатана? - осмелился поинтересоваться Кедрин. Для успеха своего вопроса он тут же капнул немножко лести: - Ведь вы так близки к придворным сферам, да и с четой Сухомлиновых на короткой ноге...
Альтшиллеру и самому было приятно изображать персону важную и осведомленную в тайнах петербургского двора. Он принялся философствовать на эту тему, бывшую в российской столице излюбленной для обсуждения:
- Несомненно, что влияние этого грязного мужика на царицу и его величество покоится на какой-то магической силе, которой он явно обладает. Совершенно достоверно известно: его присутствие и какой-то особый шепот, совмещенный с массажем, удивительно целебно действуют на наследника-цесаревича. Ни для кого не секрет, что цесаревич Алексей страдает особой формой наследственной болезни, передающейся только по материнской линии, - гемофилией, или несвертываемостью крови. Любой укол, порез или даже просто ушиб вызывает у него болезненные кровоизлияния и кровопотерю. Ни один врач до сих пор не в силах был излечить мальчика. Только этот "Старец", или, как его называет царь и царица - "Наш Друг", останавливает своим заговором кровотечение у цесаревича и избавляет его от тяжких болей во время приступов...