Но как сильно у первобытных людей ни преобладал фетишизм, не следует упускать из виду, что далеко не вся их религия состояла только из служения фетишам. Наряду с фетишизмом была распространена вера в духов, поклонение различным природным стихиям и культ мёртвых.
На стадии фетишизма, развивает свою мысль Гегель, между действием человека и продуктом этого действия оказывается некий посредник. Эмоции человека приобретают здесь часто характер мольбы или просьбы. Каждый из нас очень хорошо знает, как трудно бывает просить, трудно потому, что тем самым признаётся власть другого, власть "его произвола надо мной". Но в просьбе заключено и "требование действия", в силу чего мы осуществляем свою власть над другим. Когда первобытные люди приносили жертву реке, чтобы можно было через неё перебраться на другой берег, они не только осознавали свою зависимость от данной реки, но и ставили последнюю в случае неудачи в неловкое положение. Река, принявшая жертву от человека, должна была отблагодарить его. Она, следовательно, должна была обладать душой, т.е. быть "понимающим" сознанием. Не в этом ли заключён главный корень аниматизма (лат. аnimatus - одушевлённый) - формы первобытного верования, суть которого состоит в одушевлении явлений природы, в уподоблении их человеку. Отголоски таких представлений сохранились в таких словосочетаниях: "дождь идёт", "лес дремлет", "ветер воет", "небо нахмурилось", "вода нежно ласкает ноги" и т.д.
С течением времени древние люди всё чаще и чаще задавали себе следующий вопрос: зачем спрашивается, далеко куда-то ходить, чтобы поклониться высокой горе, если совсем рядом существуют добрые и злые духи, которые вселяются не только в мёртвое, но и в живое. Так возник культ животных или тотем (Тотемизм (от индийского "ототем" - его род) - форма первобытного верования, заключающегося в поклонении растениям и животным, с которыми якобы существует кровнородственная связь и которые являются сверхъестественными покровителями рода и племени). На западном побережье Африки змея есть почти в каждом доме, и её уничтожение считается величайшим преступлением. Однако именно данное фанатическое почитание различными народами различных животных часто превращает последних в объект величайшего произвола. К примеру, если животное вдруг однажды не сможет выступить как средство заклинания, то оно уничтожается, либо выбрасывается с неимоверной лёгкостью (Гегель Г.В.Ф. Философия религии. Т. 1. - С. 447). Любовь же несовместима с фанатизмом. Тот, кто превращает объект своей любви в объект слепого преклонения и божественный талисман на все времена, никогда не в силах любить истинной любовью. Любовь - не податель всяческих благ. "Любовь, - как говорит апостол, - долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится" (Библия. Книги Нового Завета. Первое послание к коринфянам св. апостола Павла. - I Коринфянам - 13:4).
С тотемизмом связаны так называемые представления о переселении душ. Как несовершенны они по сравнению с более поздним представлением о бессмертии! Мысль о переселении основана на том соображении, что человеческий дух есть нечто длящееся, т.е. он не имеет чётких временных границ. Увидев во сне родственника, человек заключает, что его дух требует новой телесности и, быть может, уже снова воплотился. А если это враг? Следовательно, с ним предстоит долгая война.
Как видим, человек, верящий в переселение души, лишь формально отделяет дух от тела. На самом же деле они слиты в его сознании настолько сильно, что вечная вражда духов приводит к осквернению могил и к уничтожению мёртвых и живых тел. Ещё в XIX веке в Конго проживали (а может быть кое-где остались и до нашего времени) так называемые сингхилли. Они пользовались большим уважением у своих соплеменников, созывая последних в тот момент, когда им заблагорассудится. Сингхилли, или колдуны, ссылались на волю умершего. Самое интересное при этом заключалось в том, что все собравшиеся знали кровавый конец поведения колдуна, но никто не сомневался, отправляясь на подобные сборища. Вероятнее всего, культ мёртвых был настолько сильным, что жизнь человека полностью сливалась со свирепым мифом, этим абсолютным тождеством фантазии и реальности, мышления и бытия.
Расщепление сознания совершается, согласно Гегелю, на уровне "второго колдовства", т.е. когда люди поклоняются силам природы и животным (предметное выражение данного культа - фетишизм). Следующая ступень состоит в том, что силы, действующие в различных вещах, представляются в качестве единой всеохватывающей Божественной мощи. Человек же при этом осознаёт себя как существо бессильное и ничтожное. Это - религия природы, или "субстанции". Данная религия является пантеистической.
В первоначальном варианте этой религии - китайском - центральным моментом выступает чувственное представление мирового целого.
Несмотря на то, что небо для китайцев, продолжает развивать свою мысль Гегель, есть всеохватывающая мощь, колдовство проникает и в эту сферу. Ведь воля единичного человека (императора) рассматривается как самое высшее. Колдовство достигает при этом стадии организованной монархии (Там же. - С. 469). Император управляет всем, и только он состоит в связи с Тянь. Небо высший объект почитания. Воля Неба - высшая сила, определяющая всё происходящее на земле. Эта сила совершенно неведома людям.
Только император может вести переговоры с Тянем и приносить ему жертвы. Император обладает также властью над явлениями природы и управляет их мощью. "Небо китайцев, - говорит Гегель, - нечто совершенно пустое; в нём, правда, продолжают своё существование души умерших, пережившие обособление от тела, но они также принадлежат миру, ибо мыслятся как владыки сфер природы, и ими также управляет император, предоставляя им определённые должности и смещая их с этих должностей" (Там же. - С. 470). Небо китайцев не является независимым от земли. Оно практически находится на земле и участвует в судьбе своего Божественного сына, императора. Небо, как Божество, не высказывается каким-нибудь чудесным путём. Оно остаётся равнодушным к человеку и не вмешивается в его дела. Ни на минуту не покладая рук, правит Небо вселенной, проявляя своё могущество в дожде, жаре и холоде, в дыхании ветра и в сиянии солнца. Искусство правителя состоит в том, что он должен вовремя обращать внимание на небесные явления, обладать чувством их своевременности и меры. Ведь излишек или недостаток их грозит страшным бедствием.
С почитанием Неба и Первого Государя (Шань-ди) связано почитание духов. Духам приписывается та же чудодейственная сила, что и Небу. Духи вездесущи, невидимы и непостижимы. Однако они обладают реальностью. Обычно проводят различие между небесным, земным и человеческим духами. Духи чутки, отзывчивы, всепостигающи, но их личное чувство всегда уступает общему.
Последнее место среди духов принадлежит духам людей. При этом души предков наиболее почитаемы. Только им свойственно бессмертие. Что же касается души, которая только что освободилась от тела, то об её состоянии ничего неизвестно. Собственное существование китайца обладает ценностью лишь постольку, поскольку определено влиянием предков на его жизнь. Культ предков, таким образом, составляет одну из важнейших основ китайской религии. Что значит жизнь отдельного человека, когда над его смертью торжествуют целые прошлые поколения? Зачем интересоваться будущей загробной жизнью, если души предков носятся в этом, земном мире? Они даже раздают жизненный эликсир, чем пытался воспользоваться живший в III веке до н.э. император Цинь Ши Хуан-ди (246-210 гг. до н.э.), специально снарядивший для этого морскую экспедицию
Но что представляет собой жизнь без богатства? Во времена династий Цинь (256-206 гг. до н.э.) и Хань (206 г. до н.э. - 220 г. н.э.) императоры и народ в поисках чудодейственных средств для превращения металлов пренебрегали даже трудом в надежде спасти себя этим путём от бедности и смерти. Однако нравственность тем временем падала всё ниже и ниже. Волшебники хотели властвовать над всей природой. Даосские храмы превратились в настоящие притоны для толпищ всякого рода гадателей.
Таким образом, если нравственность отождествляется с религией, а небо смешивается с землёй, то открывается обширнейшая область для суеверий. Китайцы пребывают в постоянном страхе. На протяжении всей своей жизни они заняты поисками места для могилы. Ведь для пребывания в согласии с духами предков необходимо, замечает Гегель, занять строго определённое положение в пространстве (Там же. - С. 478-479).
В индийской религии - брахманизме - монархическая форма пантеизма сменяется монистической. Основной пафос "Упанишад" (это такие толкования Вед, которые можно сравнить с богословскими трактатами) состоит в отождествлении Я и Брахмана. С сознанием тождества Я и Брахмана связывается высшее состояние человека, который становится Богом и мирозданием. Таким образом, субъект полностью растворяется в объекте, точнее, он оттуда ещё и не выделен. В тождество Я и мира надо не просто верить, но чтить его. А то обстоятельство, что места для личности при этом совершенно не остаётся, абсолютно неважно.
Брахман есть также нечто среднего рода. Можно сказать, что это есть просто Божество. Брахман - это Единое, причём содержащее в себе с самого начала различённость. Различия в перспективе должны быть возвращены в Единство. По своей определённости Брахман есть три. Из него возникает бытие и небытие. Как были поражены европейцы, восклицал Гегель, обнаружив именно здесь, в Индии, высокий принцип христианской религии! (Гегель Г.В.Ф. Там же. - С. 489). Но это замечание вряд ли соответствует истине. Идея христианства не может быть обоснована формальными аналогиями. На Востоке отсутствует западная идея одноразовости мирового процесса, подчёркивающая центральную, сакральную роль прихода Спасителя.
Брахма - первое лицо в брахманистской троице. Два других - Кришна или Вишну и Шива. Брахма достался индуизму (синтетическая религия, вобравшая в себя множество верований и учений) в наследие от брахманизма. Однако если ранее он считался Абсолютом, к которому надо стремиться, то теперь он снова сделался Богом-творцом, создавшим этот мир. Деяния очеловеченного Брахмана или Вишны - завоевания, в которых мало Божественного. Кришна - самое значительное воплощение Вишну. Культ Кришны приобрёл самостоятельное значение (кришнаизм). В различных источниках он представлен по-разному. В "Бхагавад-Гите" он произносит проповеди, толкуя высшие небесные и этические законы. В "Хариванше" - в начале в виде шаловливого ребёнка, затем в виде любвеобильного юноши и, наконец, тираноубийцы. Кришна - сочетание шаловливости и великого мужества.
Третье лицо троицы - Шива, ведущий своё происхождение от грозного ведийского Бога Рудры. Шива - Бог двойственный. С одной стороны, он выступает как разрушитель, а с другой - обнаруживает созидательное начало. И всё же на передний план выдвинулась его созидательная функция. Даже разрушая, он как бы создаёт возможность новой жизни.
Важной особенностью индуизма является наличие в нём самостоятельных направлений, определяющихся приверженностью к какому-то определённому богу. В качестве примера можно отметить шиваизм. Основным культом в нём стал культ жизненной силы и мужского начала. Шиваисты искренне верят в то, что вся мощь Шивы заключена в Шакти (духовной энергии), которая проявляется особенно сильно при соединении Шивы с женским существом. Великое женское начало иногда именуется Богиней Шакти. Богиня воплощает в себе жён Шивы. Связанный с культами Шивы и Шакти культ Камы (искусства любви) возведён на высокую ступень серьёзного социального значения.
Основная особенность брахманизма состоит в том, что каждый, кто верит в принципы этой религии, стремится стать на мгновение Брахманом. Уже в силу того, что он сосредотачивается в себе, он становится Брахманом.
Единение с Богом заключается в уничтожении и притуплении самосознания. Ведь для индуса Божественное есть полное погружение в себя. Тот, кто этого достигает и умирает для мира, называется йогом. Йоги отказываются от всякого движения и предаются медитации и тиши, их почитают и кормят, в то время как они пребывают в состоянии полного отупения. Человек, достигший подобной неподвижности, погружается в сокровенные глубины своего Я и уподобляется Брахману. При этом можно заметить, что Брахману не поклоняются, у единого Бога нет никаких храмов, в то время как идолам индус поклоняется на протяжении всей своей жизни.
Человек, сделавший себя длящимся Брахманом, уподобляется колдуну. При этом считается, что такой человек завоевал абсолютное могущество над природой. Но это могущество отныне не может составить вреда, поскольку простирается исключительно на сферу фантазии.
Следующая ступень - буддизм, религия "в-себе-бытия". На этой стадии Бог представляется как ничто: из ничего всё произошло, в ничто всё и обратится. Однако познаётся Бог как вполне определённый человек - Будда, Далай-лама и т.д.
Главная цель человека, проповедующего буддизм, состоит в достижении нирваны. Нирвана - это видоизменение понятия мокши (избавление, окончательное спасение души).
Нирвана беспричинна, хотя есть причина её достижения (восьмеричный путь). Она - от века. Её невозможно воспринять ни зрением, ни слухом, ни обонянием, ни вкусом, ни осязанием. Она никем не сотворена и ничем не обусловлена. Стремление к нирване есть возвышение над чувственным вожделением; тем самым оно обеспечивает победу духовного над различного рода низменными инстинктами.
Будда изображается в позе мыслящего со скрещёнными ногами и руками, один палец ноги держит во рту, что символизирует возврат в своё лоно, т.е. как бы всасывание самого себя. Тихая кротость и покорность отличает народы, исповедующие буддизм. Кого не восхитит благородство и проницательность Далай-ламы? Кто не поразится его главной способности - забывать обиды и сострадать!
Буддизм есть ограждение себя от самого себя. Достигнув нирваны, человек освобождается от всякого бремени и не подвержен более никаким силам разрушения. Такого человека следует считать самим богом, он становится буддой. Более того, этому человеку не грозят никакие переселения, ведь он достиг подлинного счастья, счастья, которое сохраняется за ним на века.
В буддизме, если человек на протяжении всей своей жизни не достиг нирваны, это счастье постижения постоянно остаётся за ним, но человеку требуется время, нужна телесность, чтобы в перспективе достичь подлинного совершенства. Так развивается представление о переселении душ. Буддизм данное представление сочетает с верой и колдовством. Священнослужители играют роль посредников, олицетворяя собой духовную мощь над различными жизненными формообразованиями, которым подвластен человек. Воображение последнего создаёт самые различные образы. Но человек не властен над своей фантазией. Подлинными владыками фантастических образов являются священнослужители. Так, один умирающий китаец, исповедовавший буддизм, вызвал миссионера и пожаловался, что бонза (китайский буддистский монах) сказал ему, что и после смерти он будет служить императору в той форме, в которой его душа переселится в почтовую лошадь императора (Гегель Г.В.Ф. Там же. - С. 529). Таким образом, догмат о переселении есть именно тот пункт, где простой культ тишины и покоя переходит в самое многообразное идолопоклонство (Там же. - С. 530). Многим животным, даже самым низменным, сооружаются храмы, ибо Бог в своих бесконечных возрождениях поселяется в любом теле, и каждое животное может стать вместилищем человеческой души.
Древнеперсидская "религия добра" или "света" выступает, по мнению Гегеля, в качестве переходной формы от пантеизма к более высокой стадии в развитии религиозной идеи.
Всякая целесообразная деятельность здесь наталкивается на препятствие, свету противостоит мрак, добру - зло. Данная борьба двух главнейших начал Ормузда с Ариманом - составляет содержание той древнеперсидской религии, которую основал Зороастр.
Священный огонь зороастрийской религии впервые был зажжён в Хорезме. Имеются основания предполагать, что Хорезм был именно тем местом, где Ахурамазда явился Заратуштре. Верховный Бог Ахурамазда (по-гречески Ормузд) считался благим Богом света и добра. В его имени сочетались представления о власти и мудрости (по-древнеперсидски "мазда" - мудрость, откуда идёт и обозначение всей соответствующей религиозной системы - маздаизм). В основе мироздания и вообще всей человеческой жизни лежит вечная борьба между Богом добра Ахурамаздой и началом зла - Анхра Манью (по-персидски - злой дух, по-гречески - Ариман).
Известная гегелевская оценка зороастрийской религии как "религии добра" или "света", видимо, не исчерпывает всего положения вещей. Почему её нельзя назвать религией страдания? Ведь, согласно манихейству, свет находится в плену у тьмы и испытывает муки от заточения в вещах. С другой стороны, победа над силами тьмы (маздаизм) означает гибель человечества, ибо человек на самом деле дуален (тьма-тело и свет-дух). Уничтожение тела или пренебрежительное отношение к телесному неизбежно оборачивается уничтожением личности.
Другая сторона вопроса состоит в том, что Ормузд - это не только свет, а всё царство света вообще. Звёзды - это единичные проявления света. Звёзды персонифицируются в виде гениев. Солнце и планеты - главные духи, чистые и великие. Они защищают всех, приносят всем благо и попеременно возглавляют царство света. Свету принадлежит всё, всё живое, вся духовность. Всё есть свет.
Можно упомянуть и о том, что один из помощников Ормузда есть Митра, или посредник. О Митре сообщает Геродот. Однако можно согласиться с Гегелем, что в религии персов определённость опосредствования, примирения ещё не получила преобладающего значения (Там же. - Т. 2. - С. 18). Молитвы персов просты, монотонны и лишены оригинальности. Главное определение культа состоит в том, что человек должен соблюдать внутреннюю и внешнюю чистоту.
Зороастр полагал, что если служение Ахура-Мазде и шести Амэша-Спэнта (Воху-Мана - "Благой помысел", Аша-Вахишта - "Лучшая праведность", Спэнта-Армаити - "Святое благочестие", Хшатра-Ваирйа - "Желанная власть" Хаурватат - "Целостность", Амэрэтат - "Бессмертие) способствует духовному спасению, то забота о семи творениях (небеса, земля, вода, растения, кроткая и милосердная корова, огонь и человек) поможет достичь Фрашо-кэрэти физически. Фрашо-кэрэти (на пехлеви Фрашегирд) означает буквально "чудоделание, чудотворство". Зороастр разделял три эры, на которые делится история мира. Первая - это творение. Начало второй эры - "смешение". На данной стадии развития мир не является абсолютно хорошим, а представляет собой смесь добра и зла; и, наконец, третья эра заключается в "Разделении". Этот замечательный миг начала разделения и обозначается "Фрашо-кэрэти". В эту эру добро будет снова отделено от зла, но данное отделение продлится вечно. Мужчины и женщины отныне будут жить вместе в состоянии полного спокойствия и мира.
Итак, если семь творений созданы совершенными, то болезни, ржавчина, муть, плесень, зловоние, увядание и гниение - дело рук Анхры-Манью. Следовательно, задача человека состоит в борьбе с дурными воздействиями. В этом сила зороастризма, поскольку он вовлекает каждого члена общества в сражение с силами зла путём исполнения самых обычных обязанностей. Слабость же его состоит, по Гегелю, в том, что духовное при этом ещё не признаётся абсолютно высоким и единственно достойным началом. Кроме того, возникает своеобразный ригоризм чистоты, следование которому вернуло бы человеческую цивилизацию к доисторическим временам.
Дуализм персидских верований устраняет финикийская "религия страдания". Бог Адонис умирает и преодолевает свою смерть, рождаясь заново. Это настоящий праздник жизни, радости, пробуждения природы.
Гегель проводит последовательно ту главную мысль, что в культе Адониса в символической форме выражен бесконечный процесс жизни. Ярким олицетворением финикийской религии является легенда о Фениксе. Феникс - это птица, сжигающая себя и вновь возникающая из пепла со свежими силами.
Гегелю важно показать, что подлинный прогресс в сознании свободы связан самым непосредственным образом не с идеей "переселения душ", а с идеей бессмертия. Ни китайцы, ни индусы, ни финикияне не дошли до осознания этой идеи. Она появляется только у египтян.
Древний Египет! Узкая долина Нила среди безводных пустынь и голых скал. Но вот Нил разлился, и земля эта - одна из красивейших и плодороднейших во всём мире. Надо только суметь задержать воду, что безусловно требует огромных коллективных усилий, общей организованности, которые воплощаются в крепко сплочённом египетском государстве.
Древнеегипетская история хронологична. Различают три главных периода: Древнее (2800-2250 гг. до н.э.), Среднее (2050-1700 гг. до н.э.) и Новое царство (1580-1100 гг. до н.э.). Все царства делятся на династии. Рамзесы 19-й династии обозначают конечный пункт величия Египта. С 20-й династии могущество его снова падает. И наконец, ещё раз с воцарением Саисской 26-й династии (666 г. до н.э.) наступает для Египта время расцвета культуры и могущества.
Развитое у египтян осознание времени, которое несомненно относится к числу высших побуждений человеческого духа, говорит о том, что власть чувственности постепенно отступает. В вавилонской и сирийской религиях человек ещё не дошёл до идеального. Египетское же "царство мёртвых" - это такое царство, где оказывается преодолённым природное бытие. В Древнем Египте развиваются право и нравственность, поскольку появляется представление о достоинстве человека, о человеческом предназначении.
В религии древних египтян мы встречаемся с бесчисленным множеством Божественных образов. Однако душа всего - Осирис. Осирис есть олицетворение и жизни, и смерти. Но он и олицетворение Нила, источника всего живого. Осирис-Нил ведёт страшную борьбу со своим братом Сетом - воплощением сил пустыни. Сет обманывает Осириса, заключает его в гроб и пускает вниз по течению. Сестра и одновременно жена Осириса, красавица Исида, отправляется на поиски мужа. Сет же расчленяет тело Осириса и повсюду его разбрасывает. Исида собирает останки и с помощью одного из богов подземного царства Анубиса и сына Осириса Гора оживляет своего супруга. Далее Гор побеждает Сета. Эта вечная периодическая борьба Осириса с Сетом отображает времена года в Египте: разлив Нила, время сева, время созревания и уборки урожая, а также период страшной засухи (апрель - июнь). Осирис в гробнице - это спад Нила во время засухи; разбросанные члены его - оставшиеся после разлива Нила мелкие озёра и лужи; возрождение Осириса и победа Гора над Сетом - новый разлив и торжество жизни.
Осирису противостоит отрицание в облике Сета. Момент отрицания входит, таким образом, в само Божественное. Осирис умирает, но умирает для того, чтобы возродиться вновь. Тем самым, утверждает Гегель, "он положен, определён как принадлежащий царству представления, сфере духовного, ... а не природному как таковому" (См.: Гегель Г.В.Ф. Там же. - Т. 2. - С. 33).
Осирис - не только бог умирающей и воскресающей природы. В нём воплощено и духовное начало. Он - законодатель, он установил брак, обучил людей земледелию и различным ремёслам. По мере развития египетской государственности и её превосходства над соседними племенами и царствами в сознании людей закрадывалось сомнение в тленности их жизни. Такое невиданное могущество, такая власть, и вдруг всё, ... смерть! Не может этого быть и не будет! Ни в одной другой цивилизации этот великий протест против смерти не нашёл столь яркого, конкретного и законченного выражения, как в Египте. Дерзкий и упрямый протест, вдохновляющий Египет на протяжении нескольких тысячелетий!
Раз удалось создать на земле такую мощь, неужели нельзя её как-то увековечить, т.е. продлить за порогом смерти? Ведь природа обновляется ежегодно, неужели не может обновляться и мир культуры? Так рождается вероучение, согласно которому умершего ждёт воскресение. Гробница - "дом вечности". Но, чтобы обеспечить умершему вечную жизнь, надо сохранить его тело, снабдив его всем тем, что ему понадобится в загробном мире. Его дух должен вернуться в тело подобно тому, как Нил ежегодно возвращается на орошаемую им землю. Следовательно, пройдёт какое-то время, и человек снова воскреснет. Чтобы память потомков не иссякла, а каждый раз обновлялась, необходимо сохранить человеческое тело, оставить его таким, каким оно было. Если мумификация окажется вдруг несовершенной, то надо создать подобие тела умершего, т.е. его статую. Не случайно ваятель статуй назывался "санх", что означает "творящий жизнь". Страстное желание остановить, побороть смерть, которая представлялась древним египтянам каким-то страшным недоразумением, нарушением естественного хода жизни, породило особый заупокойный культ, наложивший свою печать чуть ли не на все виды искусств Древнего Египта.
Хотя смерть и казалась египтянам неестественным состоянием, недоступные склепы, снабжённые всем необходимым для покойника, были привилегией только для богатых, только для власть предержащих. Вместе с тем надо сказать, что заупокойный культ в Египте не был культом смерти, а был как бы отрицанием торжества смерти, страстным желанием продлить жизнь, сделать так, чтобы смерть, как явление ненормальное и относительное, не нарушила бы всей Божественной красоты земной жизни.
Особый ритуал, входивший в погребальную церемонию, состоял в том, что умершего уподобляли самому Осирису, сыну Неба и Земли. Буквально всё в усыпальнице, в архитектуре, в удивительных росписях и изваяниях, во всех предметах роскоши, которыми её наполняли для ублажения умершего, должно было выражать красоту жизни, величаво-покойную красоту. То была красота солнца на вечно голубом небе, величественная красота огромной реки, дающей прохладу и изобилие плодов земных, красота белых лотосов и яркой зелени пальмовых рощ среди грандиозного пейзажа безбрежных жёлтых песков. Ровные долины и краски природы, полнозвучные под ослепительным светом, без дымки, даже без полутонов. Эту красоту взлелеял в своём сердце каждый житель Египта и, естественно, пожелал наслаждаться ею во все времена. И, глядя на грандиозные усыпальницы, когда в пропасть забвения давно уже канула память о самих фараонах, об их мощи и об их деяниях, мы невольно повторяем одно известное выражение - всё на земле боится времени, но время боится пирамид.
Дворцы царей превратились в груды развалин, но их усыпальницы не покорились времени. Часы уходят на то, чтобы пройти пещеры, выбитые в скалах для мумий. Может действительно показаться странным, что, веря в бессмертие души, египтяне так бережно заботились о теле. Однако именно те народы, которые не верят в бессмертие души, пренебрегают и умершим телом, не заботясь особо о том, как его сохранить. Почести, воздаваемые умершему, находятся в прямой связи с представлением о бессмертии. Природа не должна осуществить свою власть над телом, лишённым души, над этим благородным вместилищем души (Там же. - Т. 2. - С. 40). Древние египтяне считали человека выше природных сил, что не тождественно сознанию прямого господства над природой. Они стремились к тому, чтобы только оградить человеческое тело от сил разрушения, от власти природы (См.: Там же. - С. 41).
Титаническая мощь, навечно запечатлённая в камне пирамид - дерзновенное утверждение торжества древних египтян над непостижимостью смерти. В пирамидах и сфинксах нашла выражение могучая, но быть может, и бессознательная творческая воля целого народа. Египтяне трудились тысячелетиями. Сначала они возделывали почву своей страны. Но самое поразительное - это их религиозная деятельность, выраженная в тех произведениях искусства, от которых сохранились лишь немногочисленные руины, поражающие нас своей особенной красотой и свидетельствующие о неимоверной затрате сил. Другие народы также обладали религиозными представлениями, но ни один из них не сделал таким "доступным своему созерцанию своё представление" (Там же. - С. 39). В мышлении, строго говоря, многое остаётся невыраженным. Религия, напротив, требует почти полного подчинения мышления воображению. Платон как-то заметил по этому поводу, что египетский художник не имел права вносить в своё творчество что-либо противное религии, по сути, он даже не помышлял об этом. Религия и искусство в Египте как бы слились воедино.