- Он не то чтобы презирает, просто пока еще равнодушен к прекрасной половине человечества... Еще не дорос: ему, по-моему, нет и двенадцати. Годика через два-три и он досмотрится, что некоторые из вас... я не так сказал - большинство из вас очень даже не уродины.
- Спасибо за комплимент... А сколько лет Рудику?
- Этот уже старик: под шестнадцать. Че это ты вспомнила о нем?
- Я слыхала о нем нехорошее... Это правда?
- Что именно? - спросил Ванько. хотя и догадывался. о чем и от кого наслышана.
- Ну... что в девочках он ценит не любовь и верность, а... - поискала подходящие слова, - легкомысленность и поддатливость.
- Любовь и верность!.. - вздохнул на этот раз уже он. - Красивые слова, святое чувство... - После паузы - вспомнилась Варя - добавил: -Токо не все на них способны.
Последние слова касались Нюськи. Помедлил, размышляя, следует ли заводить разговор на столь неприятную тему. Но на вопрос отвечать надо, и он сказал:
- Одна из таких как раз и попалась Рудику - легкомысленная и, как ты выразилась, поддатливая. А он оказался не из привередливых; не берусь судить, хорошо это или плохо...
- Из мужской солидарности?
- Н... не совсем. Ты слыхала такую поговорку: виноват медведь, что корову задрал, но и корова тоже - что в лес пошла.
- Только не пойму, к чему ты это говоришь. .
- Можно и пояснить. Ты под нехорошим имеешь в виду их с Нюськой отношения?
- Не Нюськой, а Нюсей, - поправила она. - Если девчонка родилась с косоглазием, так что ж теперь - она и не человек? И ее ничего не стоит обмануть!..
- Ты под "обмануть" имеешь в виду замуж?
- Ну, в шестнадцать лет жениться, конешно, рано, - согласилась она. Но зачем он уверял, что она ему нравится и что он ее любит? А, небось, добился своего и теперь бросит. Это я и называю обмануть.
- Ни в чем таком он ей не клялся и не обманывал!
- Выходит, на него зря наговаривают?
- Футы-нуты! Не перевернуть ли нам пластинку!..
Ваньку претило говорить о пошлых вещах, да еще и называя все своими именами.
- Я считала тебя справедливым, - заметила она обиженно. - А теперь и не знаю, кому больше верить - тебе или девочкам.
В знак недовольства (сочтя, видимо, что тот просто-напросто выгораживает беспутного дружка, поступаясь истиной) она попыталась спихнуть его руку.
- Ну-ну, не обижайся, - мягко сказал он, поймав и слегка сжав ее ладошку. - Я вовсе не собираюсь его оправдывать! Но справедливости ради раз уж ты настаиваешь - не могу не сказать: эта самая Нюся уже бывала не раз обманывата задолго до Рудика и никаких заверений в любви не требовала. Понимаешь, о чем я говорю?
- Догадываюсь. Только мне не верится. Это он так говорит?
- Ему можно б и не поверить. Но я имел случай убедиться в этом лично
- Так ты с нею тоже путался?! - с тревогой, если не сказать ревниво, перебила его Тамара, безуспешно пытаясь при этом выдернуть ладошку и отделаться от его полуобнимающей руки.
- Да нет, не путался, - поспешил успокоить ее Ванько. - Просто однажды оборонил ее от хулиганов, которые хотели, извини за нехорошее слово, снасильничать ее втроем. Их я нажучил, а ее - был поздний час - проводил до двора. Ну и часа два поговорили. Только и всего.
- Извини, - отмякла "сестричка". - Я сдуру подумала, что и ты на такое способен...
- Извинение принято. Так вот, она мне рассказала про свою жизнь... Росла без отца, его убили незадолго до ее рождения. В пьяной драке. Он и сам был, как я понял, спившийся мерзавец. Потому как под пьяную руку избивал жену, то есть ее маму. Это она Нюсе рассказала спустя много лет, когда та поинтересовалась, кто ее отец и где он пропадает.
- Какие ж есть, все-таки, подлые людишки!.. - заметила Тамара.
- Не зря же поговорка: дураков и подлецов в России на сто лет припасено. Может, поэтому - я так думаю - и родилась она не совсем того косоглазенькой и не очень способной: два года сидела во втором классе и столько же в третьем - все ее "университеты". После и мать пристрастилась к вину, стала принимать у себя таких же выпивох. Безобразничали, и все это на глазах у подрастающей дочери... Откуда в таких условиях взяться у нее порядочности!.. А кончилось все это тем, что один из ее хахалей - это Нюся сама же по простоте своей и выложила, так что извини - когда мать надралась до беспамятства и дрыхнула без задних ног, он снасильничал и ее, а Нюсе не было еще и тринадцати.
- Лучше умереть, чем пережить такое! - ужаснулась слушательница, вся передернувшись.
- Кто ж заранее знает, что с ним случится завтра!..
- Я имела в виду, что после такого лучше не жить, - уточнила она.
- Ты и теперь сказала не подумавши. Умереть никогда не лучше, что б там ни случилось!
На память снова пришла Варя, и Ванько помолчал в задумчивости.
- Не знаю, - заговорил наконец, - был ли у вас с девочками разговор о Варе. Она была моей невестой. Так случилось, что в первый же день оккупации фашисты надругались над ней, а потом и убили... Но если б осталась она в живых, любовь моя к ней меньше из-за этого не стала бы. И я никогда, ни одним словом не напомнил бы ей о случившемся. Но это я так, к слову.
- Ты ее до сих пор любишь?
- Теперь уж люби не люби... Вспоминаю часто. И помнить буду всю жизнь. Но мы, кажись, опять отклонились. Спать еще не захотела?
- Нисколечки. А что было потом? Это я про Нюсю, - вернулась она к рассказу о ее судьбе.
- Потом был суд, конешно. Скрыть преступление было невозможно, так как тот подонок вдобавок вывихнул ей руку, и Нюся попала в больницу. Негодяя присудили к расстрелу, а мать лишили материнства; правда, дали испытательную отсрочку. После этого она пьянствовать перестала. По крайней мере, пока они живут на хуторе, а это с июня месяца, за нею ничего такого не усматривалось. А вот Нюська... Но про нее, если интересно, можешь узнать и от Веры. Теперь сама и рассуди, такой ли уж Рудик распоследний сукин сын.
- Все равно он нехороший!
- Я его и не хвалю. Правда, до оккупации мы не видели в этом большого преступления, хотя и не одобряли. Теперь - другое дело. Поэтому Миша - он малолетка, а все понимает верно - на меня и недоволен.
- Ты его приструнишь?
- Рудика? Приструнишь - не то слово. И притом не я, а мы. Постараемся внушить словесно... Может, пойдем уже бай-бай? 3автра, вернее седни с утра нам предстоит работа.
- Ты вот сказал: умереть - не лучший выход, - словно не расслышав его предложения, сказала Тамара. - А если б тогда сорвалось и тебя стали бить, как папу или Степку... ты бы что?
- Не будем гадать о том, чего не было и быть не могло!
- А все-таки? Интересно знать, как бы ты поступил, если б их, полицаев, оказалось больше и они тебя скрутили.
- Ну, смотря по обстоятельствам... Мне трудно это представить; прикончил бы сперва как можно больше гадов... пока не застрелили бы. Но больше - никаких вопросов! Идем, впереди у нас много времени, успеешь наговориться, еще и надоем.