Марта, заложив руки за голову, молча смотрит вверх, прислушиваясь к разговору, доносящемуся со двора, - там уже завтракают. - Ой, глянь!.. показала на крышу. - Как они нас не покусали...
Андрей поднял глаза - прямо над их головами висело с блюдце величиной пепельно-серое осиное гнездо. По нему взад-вперед сновали десятка два крупных, с черно-желтыми брюшками, ос.
- Не боись, это не фашисты, они первыми не нападают, - успокоил он. Они, как мы, - нас не трогай и мы не тронем, а ежели разозлишь, тогда берегись: . . - А сам подумал: "Хорошо, что невзначай не задели головой - ох и досталось бы на бедность!"
- Неужели тут и ночевать придется? . . - понаблюдав за осиным семейством повернулась она к нему
- Ежели торопили с завтраком, можно предположить, что скоро умотнут дальше.
- Или - что сильно проголодались... Давай хоть разговаривать, чтоб скорей время прошло.
- Давай. А о чем бы ты хотела?
- Хочу вернуться ко вчерашнему нашему разговору... Помнишь, ты, перед тем, как взлететь уткам, сказал: "А у меня было совсем даже наоборот". Это как понимать?
- Чтой-то не припомню, о чем мы тогда говорили...
- А еще хвалился отменной памятью!
- Вобще, если честно, то, конешно, помню... Токо...
- Ну вот, опять "токо"; ты ведь уже перешел было на "только".
- Да понимаешь, ты такой вопрос задала...
Андрей помедлил, обдумывая, как бы поделикатней ответить. Дело том, что "было" у него с той самой Нюськой, не заслуживающей, по его словам, имени поласковей. Это была не любовь и даже не дружба - так, недоразумение, о котором лишний раз и вспоминать не хотелось.
- Если это сердечная тайна, то можешь и не говорить, - пошла навстречу собеседница, видя, что он медлит.
- Да никакая не тайна. Ежли интересуешься, могу и рассказать... Возвращались мы однажды с ерика, ходили купаться. Мы - это трое ребят и две девчонки - Варька и новенькая, которая только недавно появилась на хуторе. Тоже, если не присматриваться, красивая, к тому же веселая - хохочет по пустякам. Было уже поздно, живет она на самом краю, попросила меня проводить до хаты. Ну, провел, стоим разговариваем о разной чепухе. Она рассказала о себе такое, что уши вянут. Я даже усомнился, все ли у нее дома. Стал прощаться, а она и говорит: ты не спеши, послушай, что я скажу. Я, говорит, как увидела тебя, так сразу и влюбилась. Стал было отнекиваться, а она за свое: хочу с тобой дружить и все такое, чуть не со слезами...
Андрей умолк, не желая, видимо распространяться о дальнейшем. Однако Марта, похоже, не нашла в ее поведении ничего предосудительного.
- Совсем, как у Татьяны Лариной! - Заметила мечтательно. - А вот у меня смелости не хватило. Я так страдала!
- Только Нюське до Татьяны - как Куцему до зайца. Любовь у ней оказалась вовсе не такая, какую описал Пушкин, - возразил он.
- А по-моему, любовь у всех одинаковая. Я имею в виду девочек.
- Ты слыхала пословицу: "Мать дитя любит и волк овцу любит"?
- Нет. А при чем тут...
- Вторая ее половина - как раз про Нюську.
- Она что - хотела тебя съесть? - не взяла в толк собеседница.
- Придется объяснить, раз до тебя не доходит... Нюська в тот же вечер сама полезла целоваться и не только это. Стала мне противная, и больше я с нею не ходил, как ни навязывалась.
Помолчав, Марта заметила:
- В Краснодаре у меня осталась подружка Таня. Она немного старше меня, дружит с мальчиком. Так вот она говорила, что вашему брату от нас ничего другого и не надо.
- Тоже из непутевых?
-Я бы не сказала. Просто любит его безумно и потакает всем его прихотям.
- Ну, то в городе. А наши девчонки такого с собой не позволяют. И пацаны - редко кто.
- Если ты не из тех "редко кто", то я тебя еще больше зауважаю, пообещала она, как если б между ними уже имелась договоренность о взаимном "уважении".
- В этом можешь не сомне...
Не успел договорить из-за треска, донесшегося снаружи. Кинулись к окошку - по обочине дороги, снижая скорость перед поворотом, один за другим проскаивали не успевшие запылиться мотоциклы; следом прошумели танкетки. Стало тихо до звона в ушах.
- Мар-та! Слезайте! - послышалось через некоторое время со стороны лаза.
Андрей спустился по лестнице вторым. Старшая из спасительниц с любопытством рассматривала "крестника". - Ну, братец, и нагнал же ты нам страху! - были ее первые слова. - Жить тебе после такой переделки сто лет. Доча, принеси-ка йод, нужно обработать парню ухо, а то отгниет - кто за него и замуж пойдет. И прихвати рудикову рубашку, она в сундучке снизу. Пойдем под навес, Андрюша. Тебя ведь так звать?
- Вобще - Андрей. А вас?
- Зови пока что Ольгой Готлобовной, - улыбнулась та.
- А почему "пока"?
- Будешь моим зятем - глядишь, как-то по-другому станешь звать. Заметив его смущение, поправилась: - Я, конечно, пошутила, извини.
- Ольга Готлобовна, а почему фрицы драпанули? - оправившись от смущения, спросил он.
- Они, детка, не драпанули... Это был всего лишь передовой отряд.
- А когда нагрянут остальные?
- А может завтра, а может, аж послезавтра, - дала она понять, что он явно злоупотребляет буквой "а". -Я как-то забыла спросить, а они доложить мне об этом не додумались. Для тебя это важно?
- Подольше б их, гадов, не было!
Вышла Марта, неся клетчатую рубашку, пузырек с йодом и клочок ваты.
- Ну-ка, покажи свое ухо, черномазый... Крепко он тебя оттрепал. Но ничего, до свадьбы заживет!
- Будем надеяться, что намного раньше, - заметила дочь и перевела разговор на другое: - Мама, как тебе показались непрошенные гости - не страшно было?
- Как показались? - спокойно переспросила она, занявшись Андреем. - На мой взгляд, они излишне грубоваты, даже циничны, нагловаты, самоуверенны... Да это и понятно: не с визитом вежливости пожаловали. - Она вздохнула. - А что до страха, то разве что из-за вас, и то поначалу.
- Этот ихний старшой - он про меня спрашивал?