Марта вышла, а он только теперь обратил внимание на обстановку в комнате. Оказалось, что сидит на небольшой деревянной кровати, застланной верблюжей шерсти одеялом. В головах поверх него - подушка, вышитая по углам какими-то цветочками. У окна - столик с книжками, точнее учебниками; один с нерусским названием. На стене - вешалка, задернутая занавеской, из-под которой виднеется низ знакомого ему платья: белого, с двумя синими полосками по подолу, еще какие-то одежки.
Вернулась Марта со знакомым уже лоскутным одеялом, простыней и подушкой.
- Мама разрешила постелить тебе в моей комнате. На полу. А чтоб не холодило снизу, сложим одеяло вдвое. Подержи-ка за углы.
- Ну, вы даете, вобще! - хмыкнул он, подчиняясь.
- Теперь ложим вот сюда. Простыню тоже вдвое. Сейчас принесу что-нибудь укрыться.
- Не надо ни простыни, ни укрывачки: я пересплю одетый, - распорядился почему-то Андрей.
- Попрошу в моем доме не командовать! Ты же не цыган, чтоб спать не раздеваясь. Все помнется, погладить не успею... Может, все же разденешься?
- Сказал - не буду. Все! - поставил на своем.
- Ну хорошо, - пошла на уступки хозяйка комнаты. - Сними только хоть рубашку.
- Ладно, рубашку сниму.
Оставшись в майке, Андрей сразу же и лег. Марта дунула сверху в слегка закоптевшее стекло - лампа, пыхнув, погасла; наступила кромешная тьма. Раздевшись, юркнула под одеяло и она. Но спать, увы, не хотелось, и минут через несколько послышался ее шепоток:
- Андрюш, ты не спишь?
- Еще нет. А че? - обозвался он.
- Мне тоже ни капельки не хочется... И я забыла спросить об одном деле.
- Так спроси.
- Это не одно и не два слова. Можно на минутку к тебе?
- Н... ну, разве что на одну минутку. И чтоб без этих самых... без фокусов.
- Обещаю! - Она тут же вскочила и, в чем была, прихватив одеяло, очутилась у него под боком. Укрывшись сама, хотела прикутать и его, но Андрей вдруг резко отодвинулся.
- Я же просил: без фокусов! - упрекнул грубовато.
- Ты о чем? - не поняла она.
- Ты бы еще без трусов приперлась! ... Зараз же дуй отсюда!
- Ой, я совсем забыла, что без лифчика! - спохватилась она... - Извини. А можно, отгорожусь от тебя одеялом?
Получив молчаливое согласие и обособившись, поинтересовалась:
- Так пройдет?
- Теперь другое дело, - проведя рукой вдоль барьера-разградителя, придвинулся он ближе. - Так о чем ты не успела спросить?
- Ты так меня одернул... как неродной. Я даже забыла...
- Уж признайся честно: захотелось еще полизаться.
- Если честно, то и это тоже. Но не только.
- А что же еще?
- Вспомнила! Хочу попросить: не останешься на денек у нас? Хоть не на весь. Козленочка увидишь, он такой потешный, любит поиграть. А в обед мы с мамой тебя проводим: с нею облава не страшна, как-никак, она секретарша самого коменданта. И потом: может ее сегодня еще и не будет, я имею в виду эту проклятую облаву.
- Можно бы, конешно, но мама - она такая мнительная... Небось, тоже зараз не спит, переживает - я ведь обещал седни и вернуться.
- Жаль... И дедушка как раз приболел, некому корму Машке принести.
- У вас что, кормить нечем?
- Никак сено не привезем. Мы ее зелеными ивовыми ветками кормим; но я боюсь ходить к ерику одна.
- Ну, ежли надо помочь, тогда другое дело: до обеда задержусь, согласился он.
- Вот и чудненько! - На радостях она подсунула руку ему под шею, притянула лицо и поцеловала. - А раз не надо вставать чуть свет, то давай поговорим еще немножко.
- Да я тебе уже все новости пересказал.
- А я еще не наслушалась твоего голоса, и когда еще услышу неизвестно. Расскажи какую-нибудь сказку. Страшную-престрашную! Знаешь такие?
- Кто ж их не знает? Хочешь, расскажу которую сочинил Федя? Только она длинная и написана стихами.
- Конечно, хочу! Мне Клава давала почитать его стихи - чудо как хороши!
- Ну, тогда слушай. - Он помолчал, вспоминая, и начал:
Давным-давно одно селенье
Цыганский табор посетил...
Конешно, случай этот был
Для всех - привычное явление,
И как бывало всякий раз,
О нем забыли бы тотчас,
Как только табор удалится;
Но тот такой оставил след,