Поманив малыша, который, как ни странно, охотно потянулся к ней, приняла на руки и прошла к этажерке, говоря:
- Забирай, мой маленький, все это твое... Поиграй, - посадила его на диван. - Вы ж голодные, как волчата, - повернулась к ребятам. - Может, яишницу сладить?
- Это, теть, будет долгая песня... Собери что-нибудь на скорую руку, мы подкрепимся дорогой. На ходу, чтоб не терять времени.
Хозяйка настаивать не стала. Пока Тамара зашнуровывала ботинки, она собрала сверток. Ванько сунул его за пазуху, и они ушли.
Станция, несмотря на поздний час, не спала: почихивал паровоз, временами мелькал переносной свет, доносился говор. Взяли правей от нее. Полоса отчуждения, поросшая кустарником, служила надежным прикрытием. Вскоре Ванько облюбовал место для перехода на ту сторону. Посидели, прислушиваясь, изучая обстановку.
- Вроде все тихо, но все-таки сперва разведаю, - решил он и, крадучись, удалился в сторону насыпи. Из-за плотной темени в нескольких метрах стал неразличим.
Пока он отсутствовал, тучка, закрывавшая луну, уползла дальше. Вообще, если судить по обилию звезд, запас облаков на небосклоне истощался. Возвращавшегося с разведки Тамара различила теперь с большего расстояния.
- Сильно было слышно, когда сползал с насыпи? - поинтересовался он, пристроившись рядом.
- Шелестело, но не очень. Если не прислушиваться, то и не расслышишь. Как там, никого не видно?
- Кто-то вроде маячил, но далековато. Подождем вон той тучки и переберемся по затмению. За путями, метрах в сорока, начинается кукурузное поле, нырнем в него - и все наши опаски позади.
Дождавшись очередного "затмения", благополучно пересекли несколько пар рельсов. Шурша гравием, съехали с насыпи вниз. Вот и кукуруза, густая и высокая, изрядно поросшая мышеем. Сквозь нее пришлось прямо-таки продираться: рядки поперек, стебли выше голов. Их нужно было раз-пораз раздвигать в стороны. Тамаре - она шла след в след - доставалось еще и от увесистых початков, торчавших на раздвигаемых им стеблях.
Удалившись в глубь плантации на приличное расстояние, Ванько остановился, поджидая отставшую спутницу.
- Ты, я вижу, совсем притомилась... Вроде и не быстро шел, глянул, а ты отстала.
- Я ботинком ногу растерла... Да и силов совсем нет...
- Давай немного отдохнем. Заодно и подкрепимся. - Он навыдергивал десятка два стеблей, предложил: - Садись. И сними-ка ботинки.
Достал сверток, развернул. Духмянный запах нарезанного ломтями хлеба, щедро намазанными коровьим маслом, сладко щекотнули ноздри. Когда разулась, положил ей на колени.
- Поешь, сразу и силы появятся.
- А ты?
- Ешь, ешь! Я догоню.
Порядком изголодавшаяся, девчонка без лишних церемоний с жадностью набросилась на еду.
Небо к этому времени очистилось окончательно, вызвездило, и луна, хоть и ущербная, светила достаточно ярко. Было видно, как под слабым ветерком, доносившим со станции тяжелый мазутный дух, колеблются увядшие уже кукурузные листья. Ванько присел на корточки, взял снятый с ноги ботинок.
- Они на тебя что, маловаты?
- Наоборот, хлябают. А натерла ногу потому, что расшнуровался.
- Надо было сказать сразу, как почувствовала! А что хлябают, так это мы щас поправим. - Наотдирал от початков мягких, успевших уже повлажнеть, рубашек. - С устилкой будут в самый раз... Эти ботинки тетя купила мне в Краснодаре. Красивые, добротные, очень они ей глянулись, и она взяла аж две пары. А я пока одну износил, успел из них вырасти. Было это, между прочим, три года назад. - Намостив листьев, хотел заодно и примерить.
- Спасибо, Ваня, я сама, - поджала она ноги. - Садись уже поешь, а то все слопаю, тогда не догонишь!
- Да тут, - принял от нее остатки, - еще на одного хватит!
Отделив горбушку, с хрустом откусил, принялся смачно прожевывать. Теперь только почувствовал, какой зверский нагулял аппетит.
Тамара, успев "заморить червяка", ела неспеша, наблюдая за нежданно-негаданным своим избавителем. Никогда не предполагала, - думала она про себя, - что бывают такие вот смелые, находчивые и ужасно сильные мальчики... Ведь не легкая же, а он подхватил, как куклу, бежал более двух кварталов и даже не заморился! И старше-то на каких-нибудь год-полтора, а такой... - она поискала подходящее слово, - такой самостоятельный. И тетя у него такая же - добрая, заботливая и красивая.
Заметив, что она листком от кукурузного початка вытерла щеки и потянулась за ботинком, Ванько упрекнул:
- Ты че? Слопай еще хоть этот, небольшой, а то для меня много. Возьми, возьми!
- Ты ведь и силов больше потратил, - заметила она, приняв ломтик потоньше, но с толстым слоем масла.
- А ты дольше голодала. Вас когда схватили?
- Вчера еще. Вечером.
- Я так и предполагал. А за что? Впрочем, какая разница! - добавил поспешно, предположив, что ей неприятно будет отвечать на этот вопрос.
Напоминание о каталажке вернуло в жестокую действительность, в миг оборвало установившееся было хрупкое душевное равновесие девчонки. С трудом проглотив откушенное, она отложила кусок. Ванько заметил перемену в настроении и, чтоб как-то сгладить, замять неприятный для нее вопрос, упрекнул шутливо:
- Неважнецкий из тебя едок!.. А у меня закон: чем добру пропадать, лучше нехай пузо лопнет.
Он опять принялся за еду. Тамара, справившись с нахлынувшими тревожными мыслями, пояснила:
- Нас посадили в тюрьму за то, что папа застрелил полицая.
- Что ты говоришь! - удивился Ванько. - Приставал к тебе?
- Пришел забрать у нас Зорьку. А нам без молока никак нельзя: мама больная и Валерка маленький. Я и хотела помешать ему увести. Он тащит ее из сарая, а я ухватила за шею - и не даю.
- Я знаешь, почему подумал, что к тебе приставал? - воспользовавшись паузой, пояснил Ванько. - Из-за платья.
- Да, это он порвал... Только не поэтому.
- Ну-ну, извини... что перебил. - Он чуть не сказал - "что решил, будто он хотел снасильничать". Почувствовал, как отлегло от души. - Он, значит, тянет из сарая за налыгач, а ты обхватила Зорьку за шею и не пускаешь?
- Так и было. Он видит, что не справиться - шибздик, ты б его одним щелчком убил - и решил устранить меня от коровы. Схватил за волосы, а я все равно не бросаю. Тут он и дернул за платье... Я испугалась, что совсем распанахает, и разжала пальцы. Папа после говорил, что надо было мне плюнуть на все, пусть бы, гад, забирал... А я набросилась на него, вцепилась зубами в руку... - На этих словах Тамара, расстроившись, начала всхлипывать. Полицай заматюкался, схватил чурбак, на котором рубили дрова, и хотел меня пришибить. Тут папа в него и стрельнул... Дура ж я дура, что ж я натворила!.. Это ж я и накликала такое ужасное несчастье!..
Она уткнулась лицом в колени, затряслась в рыданиях. Взрыв отчаянья был так велик, что Ванько не на шутку испугался, и, не зная, что делать, гладил ее по плечу, уговаривая:
- Теперь уже поздно... теперь плачь не плачь - назад не воротишь. Перестань, успокойся, слышишь? - Выпрямил ее, легонько встряхнул; та продолжала страдальчески, взахлеб плакать. Притянул к себе, заговорил в самое ухо: - Знать бы, что твоя мама больная, я бы утащил и отца... Но, может, все еще обойдется. Может, он одумался и тоже смылся вслед за нами. И давно уже спрятали твою маму где-нибудь подальше, у добрых дюдей. А если нет, мы с ребятами завтра наведаемся к вам. Она наверняка еще дома - неужели фрицы станут забирать такую больную! И мы перенесем ее к соседям. У вас есть там хорошие, надежные соседи?
- Есть, конешно... - Уговоры подействовали-таки успокаивающе. - Тетя Лена... Можно к ней, она не откажет. - Отстранилась, вытерла слезы. - Я тоже пойду с вами, ладно? Спрячем ее в погребе, у тети Лены он прямо в комнате. Там ее ни за что не найдут!
- Об этом мы поговорим после, посоветуемся. Мне не совсем понятно, переменил он тему: - где ж был твой папа до этого, почему не вмешался раньше?
- Был тут же, в сарае. Увидел, что идет к нам полицай, и спрятался подумал, что за ним. Потому как не явился на регистрацию.