Год 410 от воцарения династии Алантаров, начало ноября
Место действия: Драура. Срединный тракт, в Драфур, окрестности города Нбарро
Драфурское СИЗО, ветер северный,
Этапом из Нбарро — зла немеряно… Лежит на сердце тяжкий груз.
Грустная песня с жизнерадостным мотивом[1] сопровождала закрытую чёрную карету с четвёркой лошадей, двигавшуюся по столичному тракту в направлении к городу Нбарро. Именно там была запланирована первая ночёвка в нашем десятидневном путешествии из Страфарра в Драфур. Охранял нашу карету аж целый полуэскадрон[2] суровых воительниц, очень ответственно относящихся к охране то ли особо опасного преступника, то ли особо ценного пленника. Причём у меня не было никаких идей, кем я на самом деле являюсь и за что мне такая честь.
Кому этот день стоил большей потери нервных клеток, мне или эйре Лорейн, не взялся бы судить ни один нейрофизиолог. Когда днём моя старая знакомая, радостно потирая ладошки, за поводок к ридитовому ошейнику уводила меня из гостеприимного дома эйры Троун, она ещё не подозревала, как сильно обогатится её кругозор за неполные восемь часов дороги в моем обществе. Например, теперь она точно знает значения выражений "делать голову беременной" и "расчёсывать нервы", поскольку нервы у неё расчёсаны до самой "подкладки", а голова переживает родильные схватки в потугах извергнуть из себя монстра-мозгососа.
Так вот, как только эйра усадила меня в собственный экипаж, выполняющий в данный момент роль особо комфортабельного автозака[3], с садистской ухмылкой пристегнула поводок к специально для таких случаев предусмотренной скобе, а ключик убрала в своё декольте, тут то на меня и снизошло озарение. Я вдруг внезапно изобразил остекленевший взгляд и жестом показал эйре Лорейн, чтоб не отвлекала. Она заинтриговано замерла, ожидая, что же будет дальше. Потянув паузу до момента, когда терпение моей конвоирши уже готово было выбить предохранительный клапан, я запел в вольном переводе на всеобщий:
"Чёрный ворон, что ж ты вьёшься,
Над моею головой.
Ты добычи не дождёшься,
Чёрный ворон, я не твой…"
Попытки вывести меня на серьёзный разговор о нашем предыдущем общении и имевших тогда место загадочных обстоятельствах упиралось в то, что мне срочно требовалось донести до эйры всю успевшую накопиться боль узника, который сидит за решёткой в темнице сырой, подобно запертому в тесной клетке вскормлённому на воле орлу молодому. Аргументы, что мол никто тебя в темницу бросать не собирается мной были безжалостно отметены, как не относящиеся к делу. Как свежо и безапелляционно в этом мире прозвучала набившая оскомину фраза "Я поэт, я так чувствую!", разом лишившая эйру Лорейн точек опоры на реальность и здравый смысл.
За адаптированным под местные условия творчеством Александра Сергеевича последовали "Узник" Лермонтова и "Песнь узника" Глинки. Судя по квадратным глазам эйры, я за сегодня выдал тюремного творчества больше, чем все остальные её подопечные за всю историю застенок драурской госбезопасности. За классиками золотого века последовали переделываемые на живую нитку песни Высоцкого и Круга, ибо меня безудержно несло и пёрло. Как я полагал, терять мне, по большому счёту, было уже нечего, как игроку, проигравшему в подпольном казино обе почки, печень и сердце. Поэтому я смело ставил на кон остатки скелета и костный мозг, так как хуже уже быть точно не могло. Оставалось получить удовольствие по максимуму и надеяться, что когда от попытки осмыслить моё поведение, серое вещество[4] у эйры начнёт выгорать целыми пластами, она проговориться о чём-то, что поможет мне выкрутиться.
Любой критически настроенный читатель обязан был бы усомниться, что у меня могло получиться забивать эфир исключительно поэзией в течении многих часов. И был бы абсолютно прав. Но есть в русской культуре такой жанр устного народного творчества как "причитание", которым владеют многие дети и женщины. Умение импровизации в данном жанре позволяет часами выматывать душу у родителей или мужа, активно вплетая в стонущий речитатив и реальные обиды, и всю историю взаимоотношений, и попадающие в поле зрения предметы, растения, животных, и (и это самое сильное свойство творимой импровизации) любые слова оппонента, сказанные в своё оправдание, любые его действия и даже его молчание.
— …ой ты ивушка зелёная, поплачь над судьбинушкой моей горькой, везут меня, безвинного на расправу неправедную, кровавую…
— Да сколько можно тебе повторять, никто не собирается тебя казнить! Повелительница и пальцем тебя не тронет и мне велела тебя оберегать! — эйра пыталась логическими доводами унять этот бесконечный поток горестных всхлипов. Но я так вошёл в роль, что сам себе стоя аплодировал и кричал "Верю!".
— …ой, головушка ты моя бедовая, за что ж мне, сиротинушке, даже смертушки лёгкой не выпало?! Грозятся запытать меня ироды кровавые, а ведь мне и сказать нечего, бессловесному…
С учётом того, что "нечего сказать" продолжалось практически на одном дыхании уже больше трёх часов, Лорейна просто на некоторое время утратила дар речи. Во время возникшей паузы я некоторое время поголосил на тему "что у палачей безжалостных даже слов не находится, творимому беззаконию в оправдание. Что придётся мне, овечке безвинной, испить до дна чашу горькую, муки принять ужасные", но потом вынужден был переключиться на универсальные темы и черпать вдохновение, взывая с мольбой о сострадании к придорожному камню, голубому небу, ясному солнышку, пролетевшей мимо окна ласточке, пасущейся вдалеке коровке и даже к неосторожно скрипнувшей на ухабе рессоре кареты.
Если кто-то думает, что я просто выносил мозг своей охраннице, то будет весьма далёк от истины. Поначалу я действительно занимался этим исключительно из любви к искусству и с целью отсрочить неприятный разговор "по существу". Но почти сразу заметил, что эйра Лорейн угодила в ту же ловушку, в которую попадает начинающий муж жены-истерички, когда пытаясь взывать к рассудку своей голосящей половинки, выдаёт всё больше и больше информации, которой изначально делиться совершенно не собирался.
Так мне удалось выяснить, что мой арест — не личная инициатива эйры Боффатари, а приказ Повелительницы. Причём приказ был дан на основе предсказаний, сделанных придворной прорицательницей, некой Бинеллой Ннагой, чьё искусство прозревать будущее столь велико, что матриарх доверяет ей безоговорочно. Так что с меня полагается всю дорогу сдувать пылинки и доставить во дворец в целости и сохранности, как ценнейшую вазу. Не то, чтоб эйра мне всё это как на духу вот так вот взяла и выложила. Но внезапно вставляемые в причитания прямые обвинения или вроде бы риторические вопросы в стиле "выверни мозг кракозяброй, пойми где стояло почему" сделали своё дело и информация хоть и тонким ручейком, всё же текла в мои оттопыренные уши. По мере того, как теряющая ориентиры эйра утрачивала задор и уверенность, кто тут жертва, кто хищник, а кто паразит, которого прибить мало, я, дурея от безнаказанности и собственной наглости, всё дальше углублялся на ту сторону самой-самой крайней, последней черты дозволенного.
Приближение к месту нашей первой ночёвки ознаменовало переход от тюремной романтики и горестных песен-плачей в моём репертуаре к романтике простой, гетеросексуальной. Да, пришло время сменить амплуа, а то страдательная роль мне уже изрядно надоела, да и эйра к ней начала привыкать и реагировать не так нервно. Когда за окошком кареты пейзаж начал погружаться в сумерки, я вспомнил, что ночь — не только тёмное время суток, но ещё время образования устойчивых и не очень ячеек, порождающих новую жизнь. В подтверждение этого одна моя рука сама собой обняла за талию эйру, впавшую от неожиданности в оцепенение, а другая — ненавязчиво легла ей на коленку и пустилась в увлекательное путешествие вверх. Этот мой заход не оценили и попытались грубо, хоть и заторможено, но всё же пресечь. Даже несмотря на страстный шёпот прямо в ушко: "Здесь лапы у елей дрожат на весу, здесь птицы щебечут привольно…", сопровождаемый пальпацией[5] области сердца эйры.
Выдохнув, я решил обойти сопротивление с флангов.
Лишь себе, моя фея, увы, Вы не в силах помочь.
Перед Вами робея, не смею дерзить и дерзать.
И чего уж яснее, что ночь — это все-таки ночь…
Вот и вырвалось сразу, а раньше боялся сказать.
Вы стократно милее, во тьме прошептавшая: "Прочь…",
Но с годами обида слабеет, а годы скользят.
Лишь себя, моя фея, увы, не дано превозмочь,
А других и дано, но я твердо уверен — нельзя.
На фразе "я твёрдо уверен — нельзя", продолжил мануальное проникновение сквозь ещё трепыхающуюся оборону полностю деморализованной противницы, отчаянно пытающейся забиться в угол между диванчиком и стеной кареты.
Ни о чем не жалею, но сказке приходит конец: На тенистых аллеях притворства не видно лица. К счастью, феи потворствуют нашим шагам под венец, И, к несчастью, лишаются сами того же венца.[6]
К моему огорчению, на третьем куплете наша карета остановилась на постоялом дворе в Нбарро. Осознавшая, что это её шанс, эйра отцепила сначала мой поводок от скобы, потом мои руки от своей груди и попы и с нескрываемым облегчением выскочила на свежий воздух.
Как отверженные юноши выпускают пар? Кто как, но некоторых от неудовлетворённости тянет низвергать устои и устраивать революции. Начинать революционную деятельность, только что получив по рукам от облапываемой шишки местной то ли НКВД, то ли ФБР, то ли вообще Абвера было невероятно свежо, неожиданно и прогрессивно. Пока она собиралась с духом, чтоб выдернуть меня из кареты, оттуда на мотив бессмертного "Интернационала" донеслось:
"Вставайте же, закабалённы,
Драуры храбрые сыны,
Кипит наш разум возмущённый,
На смертный бой поднялись мы.
Это есть наш последний
И решительный бой,
Без страха и сомнений
Восстанет род мужской!"
Величественно выбравшись в открытую дверь, я обнаружил, что у моей спутницы снова подрагивают ресницы, расширились зрачки, участилось дыхание, а мозговая активность, наоборот, снизилась до порога утраты контроля над положением ног в пространстве. Решив не упускать то, что само плывёт в руки, я запечатал её состояние долгим, страстным французским поцелуем. Когда эйра дошла до нужной кондиции, то есть закатила глаза и перестала трепыхаться, подхватил её на руки на глазах у в конец охреневшего слуги и как громом поражённых воительниц-охранниц. Слуга заторможенным жестом указал мне направление, где нас разместили. И я гордо и понёс свою добычу в отведённый кому-то из нас двоих номер. Но, как говорится, "недолго музыка играла, недолго фраер танцевал", не успел я уложить на кровать прелестное создание и начать освобождать её от всего излишнего, как она превратилась во взбешённую фурию.
— Пока Повелительница не решит твою участь, ни одна другая дроу не смеет к тебе прикасаться! — прошипела оскорбленная красавица.
— Так не прикасайся! Лежи и получай удовольствие, только мне не мешай! — предложил я приемлемый выход, за что тут же словил "леща". Нет, всё же несмотря на некоторые имеющиеся временные трудности, мне моё развитие в этом воплощении, определённо нравится. В прошлой жизни первый и единственный раз столь высокую оценку правильности своих действий от девушки я получил лет на десять позже. Так что день, без сомнений, прожит не зря, что бы ни готовил день грядущий. К сожалению, развить успех не получилось, так как слегка пришедшая в себя дроу рывком за поводок потащила меня к диванчику, на котором мне предполагалось спать в одиночестве.
— И что, ты меня тут бросишь одного, чтобы я, всеми покинутый, обливаясь горючими слезами по своей несправедливо загубленной жизни, всю ночь мучился кошмарами? — пытался я воззвать к состраданию представительницы местной кровавой гэбни, когда она, предварительно зафиксировав мой поводок замком, отправилась осваивать свой трехспальный траходром в одиночку.
— Тебе это полезно, — процедила она сквозь зубы, правда не столько злобно, сколько недовольно, — Очень надеюсь, что как только Повелительница потеряет к тебе интерес, я смогу выпросить тебя себе для перевоспитания. Ты даже не представляешь, как мне хочется тебя выпороть. А потом ещё раз выпороть. А потом вставить кляп и выпороть уже на чистовую. И на следующий день повторить, можно даже несколько раз!
— О, какие у тебя интересные садо-мазо фантазии на ночь глядя. Ты уверена, что с такими мыслями сможешь заснуть, а не будешь ворочаться до утра? Тем более после столь напряжённого дня? А ведь лекарство от стресса можно переложить к себе под бочок и получить незабываемую ночку! Давай же, никто не узнает, если сама не проболтаешься! — я заразился от женщин Троун оптимизмом и продолжал совратительские речи, игнорируя все ранее полученные отказы.
— Никто за всю жизнь не смог ещё выбесить меня так, как это удалось тебе всего за один день! — прорычали мне в ответ, — Ты даже не представляешь, как я мечтаю увидеть тебя растянутым на раме для наказаний!
— Радость моя, у меня тоже есть некоторое количество эротических фантазий на твой счёт. Но поскольку сейчас я хочу спать даже сильнее миньета в твоём исполнении, позволь пожелать тебе спокойной ночи и осознания упущенных возможностей!
Не дожидаясь, когда задохнувшаяся от возмущения эйра бросится оставлять за собой последне слово, я демонстративно отвернулся и накрыл голову подушкой, давая ей возможность покипеть "вхолостую". Хоть лишение девственности моей нынешней тушки в очередной раз отложилось на неопределённый срок, я был не в обиде. Как и Штирлиц, я знал, что запоминается последняя фраза и действие. Так что на утро эйра Лорейн будет с возмущением вспоминать только настойчивые попытки залезть ей в трусы и склонить к развращению малолетних. В крайнем случае, припомнит мои пения, завершившиеся зажигательным гимном, призывающим к борьбе за права местного слабого пола. А весь предшествующий тому разговор и выболтанные ею подробности будут для неё как в тумане.
***
Удивительно, но, несмотря на весь стресс сегодняшнего дня, эйра Лорейн заснула сразу сном счастливого, сытого младенца. Мне же спать было никак нельзя. В аурном зрении из внетелесного состояния внимательно изучил надетый на мою шею ридитовый ошейник. Радует, что эта чертова железка не мешает ни покидать тело, ни переключаться на аурное зрение. Но магия во внетелесном состоянии тоже не работает, поскольку источник остаётся в физическом теле, а за астральным телом тянется только канал с эльмом на конце. Даже в обычном углублённом зрении видно, как из ошейника исходит тонкая плёнка-паутинка, образующая сплошную поверхность над всем моей тушкой, пересекающая в том числе "серебряный шнур" между физическим и астральным телами. Внимательное изучение самого материала показало, что у меня нет никаких идей, чем мне это может помочь: ни одной знакомой перворуны в нём я не нашёл. Единственное, что обнаружил, что у ридита красивая кристаллическая решётка из нескольких видов атомов. Похоже это какой-то сплав металлов, с которыми я раньше не сталкивался. Тихо чертыхнувшись, я подвёл свой эльм к горлу и попытался тончайшей струйкой огненной энергии перерезать ошейник. И тут результаты был тот же: индейское жилище "фигвам". Энергия благополучно рассеивалась, не причиняя материалу никакого видимого вреда. Какой интересный, однако, материал, этот ваш ридит!
Что же делать? Тут мне пришла довольно дерзкая идея. Поскольку баиньки меня загнали прямо в одежде, в одном из карманов моих штанов нашлась одна заныканная на всякий случай галька размером с крупную монету. Подсунув её под ошейник с удовольствием обнаруживаю, что могу прямо так на ней создать артефакт. Тут-то мне карта и пошла. Первым делом тонкой вязью на поверхность камешка легло плетение генератора метаэнергии. Следом добавилось плетение перехода в полуматериальное состояние. И перед тем, как всё это хозяйство активировать, добавил универсальный скрыт. Помолясь своему драгоценному учителю активирую сие творение. И — о радость — я вместе с камешком легко пронырнул сквозь ошейник. Возвращаюсь в материальное состояние. Редитовый ошейник должен стать моим трофеем. Моё, выстраданное, не отдам, не брошу! Трансформирую стоящий тут табурет в мощный болторез, зачаровываю древесину на прочность, перекусываю цепочку у самого основания и возвращаю табурет на место, а добытый ошейник — за пазуху. Номерной ошейник с клеймом госбезопасности Драуры — мало какой коллекционер среди людей сможет похвастаться обладанием такой реликвией!
У внимательного читателя может возникнуть вопрос, почему я не прорастил генератор и плетения нематериальности прямо в себе. Был и такой вариант на самый крайний случай. Но вживление плетения в живую ткань несравнимо сложнее и дольше. В этом случае побег растянулся бы на несколько суток. Без крайней необходимости я делать его себе пока не хотел.
Эйра спит, блаженно улыбаясь во сне, даже не подозревая, что её мучения со мной были напрасными. Не могу удержаться от доброго хулиганства и накладываю на неё отработанное за последнее время до идеала плетение наслаждения. Конечно не в той дозировке, что потребляет Каваяшка, а в лучшем случае одну десятитысячную от него. Но эйре Лорейн этого хватает за глаза, она начинает сладострастно извиваться и стонать так призывно, что хочется отложить все дела и оказать ей посильную первую помощь… Но, делу — время, а часа на потеху у меня сегодня не осталось. Активирую плетение маскировки и прямо сквозь стену отчаливаю в туманные дали.
***
Стоя незримый, нематериальный под ночным небом и осознаю, что у меня есть две проблемы: первая — решить, что делать и вторая — как при этом не сдохнуть с голоду. Денег — кот наплакал, а кушать хочется уже сейчас. До границы с Гренудией лёгким бегом может выйти и трое суток, с учётом остановок "на поспать и сходить до кустиков". Но сколько не ной, а надо двигаться в Ограс, где ждёт меня давно перезревший печальный разговор с сестрёнкой.
-----
[1] если что, то это ГГ нагло переделал "Владимирский централ" Михаила Круга
[2] полуэскадрон — тактическая единица в кавалерии численностью 60–80 всадников.
[3] автозак — автомобиль для перевозки заключённых, подозреваемых и обвиняемых
[4] серое вещество — главный компонент центральной нервной системы позвоночных животных и человека, содержащий нейроны. Противопоставляется белому веществу мозга, не содержащему нейронов и состоящему главным образом из пучков миелиновых волокон.
[5] пальпация — прощупывание с целью диагностики
[6] песня барда Сергея Данилова "Посвящение фее"