Я отдыхал в Крыму, он неожиданно ко мне приехал. Это было в июле 1964 года.
Он не уговаривал меня, он просто рыдал, ударялся в слезу. Он же артист был, большой артист. Вплоть до того, что, когда выпьет, - взгромоздится на стул и декламацию какую-то несет. Не Маяковского там и не Есенина, а какой-то свой каламбур.
...Он приехал ко мне:
- Как живешь? Как дела?
- Да как живу, - отвечаю, - работа сложная.
- Как тебя, поддерживают?
- Если бы не поддерживали, нечего и делать. Только суму брать и удирать. Демьян Сергеевич Коротченко оказывает большую поддержку. Опытный человек. Секретари обкомов поддерживают.
- А как у тебя взаимоотношения с Хрущевым?
- Как младшего со старшим. А что ты мне такой вопрос задаешь? Ты там ближе, в Москве работаешь.
- Он нас ругает, бездельниками обзывает.
- А может, и правильно?
- Нет, с ним нельзя работать.
- А чего же ты тогда на семидесятилетии выступал? "Наш товарищ, наш любимый, наш вождь, руководитель, ленинец и так далее". Что же ты не выступил и не сказал: "Никита, с вами нельзя работать!"
- Мы просто не знаем, что с ним делать.
Я решил держаться на расстоянии.
- Вы сами там и разбирайтесь. Мы в низах работаем. Какие нам директивы дают, такие и выполняем... А что вы хотите сделать? - все-таки разрешил я себе проявить сдержанное любопытство.
- Мы думаем собрать Пленум и покритиковать его.
- Так в чем дело? Я - за".
На этом разговор, больше напоминающий осторожный зондаж, прекратился. Брежнев свернул разговор и уехал - видимо, что-то в ответах Шелеста насторожило его.
Как я уже писал, когда отец отдыхал в Крыму или на Кавказе, там часто проводились совместные встречи руководства нашей страны с руководителями социалистических стран, коммунистических партий, к нему приезжали отдыхавшие поблизости наши ведущие ученые, конструкторы, члены правительства.
Проходили такие встречи непринужденно. Все приезжавшие были с семьями, ведь собирались отдыхающие. Обычно такие мероприятия проводились в бывшем дворце Александра III в горах над Ялтой.
Очевидно, есть смысл рассказать кое-что об истории крымских дворцов.
До войны в них размещались санатории. При подготовке Ялтинской конференции глав антигитлеровской коалиции в конце войны Ливадийский, Алупкинский и некоторые другие дворцы были срочно приведены в порядок и приспособлены для размещения в них делегаций. Конференция закончилась, а дворцы остались в ведении НКВД. Никто уже не вспоминал старый лозунг "Дворцы должны принадлежать народу!".
Ливадийский дворец считался дачей Сталина, хотя он там отдыхал лишь однажды. В Воронцовском, в Алупке, поселился Молотов. Остальные не имели персональной привязки. После смерти Сталина отец вспомнил о старом решении, предписывавшем передать дворцы знати в пользование народу, и провел постановление правительства об использовании их под профсоюзные дома отдыха. Однако они оказались плохо приспособленными для массового отдыха, и вскоре в большинстве из них были устроены музеи. И только Александровский дворец так и остался на правах государственной дачи. Его решили использовать как резиденцию для приема высоких иностранных гостей. Большую же часть времени он пустовал.
Отдыхая в Крыму, отец иногда заезжал туда, гулял по пустынным аллеям парка. Видимо, во время этих прогулок у него и возникла идея этих встреч. Обычно гости собирались с утра, все вместе гуляли, играли в городки, волейбол. Просто сидели на лавочках, беседуя. Заканчивалось все обедом на открытом воздухе. Без отца такие мероприятия не устраивались. Сначала, видимо, потому, что это была его затея, а потом, очевидно, никто не осмеливался занять его место.
В этом году Леонид Ильич впервые взял инициативу на себя.
Нужно сказать, что, несмотря на общую непринужденность подобных встреч, этикет здесь выдерживался строго. Гости приезжали с семьями, но отдельно от главы семьи ни жен, ни детей сюда, естественно, не приглашали никогда.
Тем летом в одном из ялтинских санаториев отдыхала моя старшая сестра Юлия Никитична. Она была чрезвычайно удивлена, когда получила приглашение на такую встречу, устраиваемую Брежневым. В этом необычном приглашении, видимо, сыграли роль прямо противоположные эмоции. С одной стороны, Леониду Ильичу очень хотелось показать и, очевидно, в первую очередь себе, что он тут без пяти минут хозяин. С другой - опасаясь Хрущева, он демонстрировал верноподданнические чувства, пригласив Юлию Никитичну.
Сестру буквально поразило поведение Брежнева на приеме. Причем говорила она об этом еще до отставки отца. По ее словам, Брежнев вел себя как полновластный хозяин и был со всеми необычайно фамильярен. Таким она его не видела никогда. К концу вечера он даже забрался на стул и стал декламировать стихи собственного сочинения. По всему чувствовалось, что он чрезвычайно доволен собой.
Резкая перемена в поведении Леонида Ильича вызвала недоумение у многих, но мотивов ее не разгадал никто. Как у нас водится, решили, что он выпил лишнего.
В августе аналогичная история приключилась и со мной. Отца тогда не было в Москве, он уехал на целину. По служебным делам я с коллегами поехал в Центр подготовки космонавтов. Приняли нас радушно. Мы ходили по залам, разглядывали тренажеры, разговаривали с космонавтами. Сопровождал нас генерал Николай Петрович Каманин, в то время заместитель начальника Главного штаба ВВС, занимавшийся вопросами подготовки космонавтов. В конце этой экскурсии мы зашли в одну из лабораторий посмотреть тренажер первого пилотируемого корабля "Восток". Внезапно в дверь вбежал запыхавшийся адъютант Каманина:
- Товарищ генерал! Товарища Хрущева просили позвонить товарищу Брежневу. Только что звонили из ЦК.
Представьте мое удивление: ведь никогда прежде Леонид Ильич мне не звонил - кто я и кто он?.. Я быстро прошел с адъютантом в кабинет Каманина и набрал номер телефона Брежнева в ЦК.
Он поднял трубку:
- Вот что, - услышал я, - Никиты Сергеевича нет, а завтра открытие охоты на уток. Мы все едем в Завидово, приглашаю и тебя. Ты поедешь?
- Конечно. Спасибо, Леонид Ильич. В субботу вечером буду там, - обалдело ответил я, пораженный предложением.
Я не ожидал от члена Президиума ЦК личного приглашения на утиную охоту! Отец, бывало, брал меня, но исключительно в виде "бесплатного приложения". Иногда привозил с собой сына и Дмитрий Степанович Полянский. Но одно дело поехать на охоту с отцом, а тут вдруг приглашают на равных. Не скрою, такое приглашение мне очень польстило.
Когда я вернулся в лабораторию, Каманин смотрел на меня влюбленными глазами.
- Наверное, Леонид Ильич вам частенько звонит? - спросил он.
Я не знал, что ответить, и пробормотал:
- Да. Нет... Не очень...
В то время я не слишком задумывался над этим звонком, приняв его за простой знак внимания и симпатии.
Вернувшись в Москву, отец спросил меня:
- Ну как поохотился? Мне по телефону Брежнев сказал, что он тебя не забыл и пригласил с собой в Завидово.
Видимо, этот звонок был еще одним шагом, чтобы задобрить отца. Другого объяснения я, признаться, не нахожу.
Однако едва ли утиная охота была главной целью, привлекшей в тот сезон в Завидово Брежнева, Подгорного, Полянского и других "охотников".
В уютных домиках, вдали от чужих любопытных глаз и ушей, они имели большие возможности обработать тех, кого после долгих колебаний решились посвятить в свои планы.
Вот что говорит об этом Геннадий Иванович Воронов, в то время член Президиума ЦК, Председатель Совета Министров РСФСР:
- Все это готовилось примерно с год. Нити вели в Завидово, где Брежнев обычно охотился. Сам Брежнев в списке членов ЦК ставил против каждой фамилии плюсы (кто готов поддержать его в борьбе против Хрущева) и минусы. Каждого индивидуально обрабатывали.