ЦРУ докладывало американскому президенту в середине 90-х годов, что талибы, овладев Кабулом и другими крупными городами страны и оттеснив противников далеко на север, стали решающей политической и военной силой, способной обеспечить стабильность в Афганистане. Несмотря на непризнание «Талибана» международным сообществом, включая Соединенные Штаты, Вашингтон вел тайные переговоры с талибами, рассчитывая договориться с ними о том, чтобы проложить через афганскую территорию нефтепроводы из Закавказья и Центральной Азии к пакистанским портам на Индийском океане.[30]
Просочилась информация, что талибам взамен обещано признание их режима и экономическая помощь по линии ООН. Вашингтон даже пошел на то, что приостановил расследование дел по совершенным террористическим акциям. Где пахнет нефтью, все другое отходит на второй план, даже кровавые теракты.
Французские журналисты докопались еще до одного обстоятельства, объясняющего странную медлительность Вашингтона в организации охоты за бен Ладеном (об этом поведал А. Пушков в одной из телевизионных передач «Постскриптум» в марте 2002 года). Почему не торопились на Западе с розыском и наказанием человека, подозревавшегося в подготовке и совершении страшных преступлений? Ведь запрос в Интерпол об аресте Усамы бен Ладена поступил уже в 1998 году, но запрос не от США, а от Ливии, был и ордер на арест саудовца. Оказалось, что бен Ладена разыскивали ливийские власти, имевшие основания считать, что саудовский миллионер тесно связан с группировкой вооруженной оппозиции режиму Муаммара Каддафи. В «черном списке» США и Великобритании Ливия занимает одно из ведущих мест. Каддафи ненавистен Западу не столько за уничтожение американского «Боинга» над Шотландией в 1988 году (что приписывается террористам из Ливии), но за национализацию ливийской нефтяной компании «Бритиш петролеум». Именно по этой причине Ливию подвергали экзекуции с воздуха, а СИС попыталась организовать покушение на ливийского лидера. Усама бен Ладен оказался по странной прихоти судьбы союзником СИС и ЦРУ. Устранять его было невыгодно.
Увертки лидеров «Талибана» в ответ на нерешительные даже не требования, а пожелания Вашингтона найти предполагаемых террористов, а главное, усиление противостояния талибов с Северным альянсом привели к срыву секретных контактов.
11 сентября 2001 года «лев прыгнул» — произошла трагедия в США. Это тоже аналогия с Пёрл-Харбором, которому предшествовали японо-американские переговоры, так и не приведшие к позитивным результатам. Сентябрьские события оказались той каплей, которая переполнила сосуд — не столько коварным ударом боксера в незащищенное место, пославшим соперника в нокдаун, сколько, как ни цинично это звучит, обстоятельством, которое в конечном счете пришлось впору вашингтонским стратегам. Теперь уже все равно, стоял ли за трагедией Усама бен Ладен или кто-то другой, попытавшийся таким чудовищным способом поквитаться с американцами за прошлые обиды. Затеянная лидерами талибов игра в кошки-мышки, невозможность использовать территорию Афганистана для транспортировки нефти к Индийскому океану — все это перекрыли теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне и взращенная на их основе стратегия «международной террористической операции», сулившей многообещающие перспективы. Появился удобный повод начать ее именно с Афганистана, которому предстояло стать ее первым этапом. «Несгибаемая свобода» — так претенциозно нарекли ее в Вашингтоне.
Объявленная антитеррористическая кампания позволяет США решать многие стратегические задачи, возможно, впрочем, все ее выгоды стали видны Белому дому уже в процессе осуществления, другие обнаружатся позднее.
Главная цель Вашингтона, закамуфлированная необходимостью бескомпромиссной борьбы с международным терроризмом, — обеспечение господства Соединенных Штатов в мире. Она должна вписаться в стратегию глобализма, проникнутую заботой об интересах «золотого миллиарда», а в более узком смысле — об интересах самого Вашингтона.
«Битва будет широкомасштабной и очень длительной», — провозглашал Джордж Буш-младший. Уже порядком подзабытая доктрина Монро должна воскреснуть в новом историческом оформлении и новой трактовке. Теперь уже не только «Америка для американцев» — весь мир для США. Президент Буш-младший, по-видимому, не станет возражать, если новую доктрину назовут его именем.
Белый дом пока не склонен к излишней откровенности, а вот американские политологи и журналисты не скрывают, что международная антитеррористическая кампания направлена на установление нового мирового порядка, в котором США будет принадлежать ключевая роль. И в этих целях небольшая, безопасная для Соединенных Штатов война не помешает. Собственно говоря, «Несгибаемая свобода» должна стать даже не войной, а военной прогулкой. Военно-техническое превосходство США, бомбардировщики и «томагавки», вакуумные бомбы большой мощности сделают свое дело. Афганистан должен стать хорошим полигоном для испытания нового американского высокоточного оружия. Специальным подразделениям ЦРУ останется доделать совсем немногое — пленить Усаму бен Ладена и муллу Омара, а еще лучше — подобрать их мертвые тела.
Еще один немаловажный фактор заставлял Вашингтон спешить, может быть, больше, чем другие, с «военной прогулкой» в Афганистан. Он определялся тяжелыми, паническими настроениями в потрясенном и деморализованном американском обществе, не привыкшем к поражениям и требовавшем мести. Непрекращающимися репортажами и показом телевизионных картинок с места трагедии СМИ нагнетали ярость у населения, призывавшего ответить на этот вызов. Устроители терактов, возможно, и рассчитывали на такую реакцию. Президент США без устали возбуждал у американцев эти чувства. Вашингтонских деятелей не могло не беспокоить то обстоятельство, что намечался определенный экономический спад в самих Соединенных Штатах, вопреки американским требованиям удерживались высокие цены на нефть, один за другим возникали серьезные экономические кризисы — в благополучных странах Юго-Восточной Азии, в Южной Америке, на конференции в Дурбане представители стран третьего мира сурово осудили расизм и глобализм. Израильско-палестинский конфликт грозил перерасти в острую фазу. Образ «врага» требовалось создать без промедления.
Важно отметить, что экономические потрясения на планете и в самих США (спад производства, рост безработицы, лихорадка на фондовых биржах) предшествовали событиям 11 сентября, а вовсе не явились их результатом.
В этих условиях «международная антитеррористическая операция» (как и позднее объявление Вашингтоном новой космической программы вооружений и отказ от соглашения по ПРО) должна была принести колоссальные дивиденды — она сулила американской военной промышленности, вооруженным силам, военной инфраструктуре США за границей, спецслужбам «золотой дождь» из государственного бюджета.
Американский президент предложил конгрессу в январе 2002 года увеличить ассигнования на военные цели на 48 миллиардов долларов. Конгресс теперь не отказывал президенту в ассигнованиях. Огромные военные расходы, рассчитывали в Вашингтоне, помогут преодолеть спад, будут стимулировать экономику, укрепят доллар и финансовую систему США. Под прикрытием антитеррористической операции можно значительно расширить уже существующую сеть военных и разведывательных баз на всех континентах. Особо важное значение для Вашингтона приобретала возможность развертывания баз на южных рубежах России, в бывших Среднеазиатских республиках Советского Союза, в Азербайджане и Грузии, а также вблизи Китая, быстро превращающегося в одного из главных оппонентов Соединенных Штатов.
Не случайно директор ЦРУ Джеймс Вулси говорил в свое время, что США, покончив с «главным противником» — СССР, «оказались в джунглях, кишащих множеством ядовитых змей». Уже в начале 90-х годов закладывалась база для сокрушения неугодных государств, режимов и политических движений. «Мы будем действовать против тех правительств, которые поддерживают терроризм, — заявил Буш-младший, опираясь на поддержку крупного американского капитала и на свой взбухший как на дрожжах престиж в стране. — Любая страна, потворствующая террору, становится врагом США».
Совсем нетрудно определить те государства, которые Вашингтон занес в свой зловещий «черный список». И вовсе не какая-то «вина» или подозрения в связи с террористом номер один лежат в основе этого списка. Его костяк — Ирак, Иран, Ливия, Куба, КНДР, уже давно занесенные в разряд так называемых стран-«изгоев», объявленных врагами Соединенных Штатов. Фронты сражений с терроризмом могут быть открыты в Судане, Сомали, Йемене, на Филиппинах, в Либерии, Замбии, Индонезии, Алжире и в некоторых других странах, где существуют лояльные к США режимы, но действуют движения и организации, объявленные Вашингтоном террористическими. Госдепартамент США в конце 2001 года обнародовал составленный американцами список 28 организаций, отнесенных к террористическим и находящихся во многих государствах планеты. Правда, напрасно было бы искать в числе объектов Международной антитеррористической операции такие страны, как, скажем, Саудовская Аравия, Пакистан, Турция, Израиль и некоторые иные, скомпрометировавшие себя собственным государственным терроризмом. Например, ряд стран НАТО в Европе и тем более сами Соединенные Штаты, применяющие политику государственного терроризма к своим политическим противникам или к странам, чем-то им не угодившим. Короче говоря, мы снова сталкиваемся со «своими» и «чужими» «сукиными сынами», со «своими» и «чужими» боевиками и террористами, — «двойной стандарт» в политике.
Международная антитеррористическая операция открывает широкий простор для разведывательно-подрывной деятельности спецслужб США. Понимая это, Вашингтон не скупится на финансирование разведки и контрразведки. В Лэнгли производится дополнительный набор кадров. Востребованы многие уволенные в отставку разведчики ЦРУ, имевшие опыт работы в Афганистане и других регионах, объявленных зоной антитеррористической операции.
В первые дни и недели после трагических сентябрьских событий американская разведка подверглась разносной критике, в основном, со стороны средств массовой информации и оппозиции президенту за неумение предотвратить теракты. Критика ЦРУ и ФБР, впрочем, с самого начала носила конъюнктурный характер. Спецслужбы отбивались от нападок как могли, связанные невозможностью раскрывать существо дела. Постепенно, правда, выплывала некоторая информация, которая кое-что объяснила в действиях американской разведки. Появлялись сенсационные материалы об охоте ЦРУ за бен Ладеном, начавшейся чуть ли не в 1996 году, о неудачных попытках покушения на террориста номер один, о его «живучести» и «двойниках». На захват Усамы бен Ладена отряжались лучшие силы ЦРУ. Президент Джордж Буш-младший отступать от своего обязательства уже не мог — бен Ладен нужен Вашингтону живой или мертвый. Лучше все же мертвый. Живой Усама бен Ладен мог бы доставить Соединенным Штатам массу хлопот, журналисты добрались бы до него и в тюрьме Гуантанамо, куда свозились захваченные в Афганистане члены «Аль-Кайды».
Однако, как показали развернувшиеся события, в операции «Несгибаемая свобода» Вашингтон заботил не столько Усама бен Ладен, сколько овладение плацдармом, выгодным и нужным для реализации последующих американских планов.
Внушительных размеров достигала вербовка агентов в странах, на которые США намеревались распространить действие «Международной антитеррористической операции», там создавались базы и опорные пункты. Все это служило удобным поводом для укрепления в зоне кампании американского военного, политического и экономического влияния. С началом самой операции ЦРУ,АНБ и военная разведка наводили ракетно-бомбовые удары по тем местам в Афганистане, которые считались штабами, командными пунктами, лагерями боевиков. Через агентов, с помощью космической разведки и других технических средств будущий театр военных действий скрупулезно изучен. В Афганистан заброшены небольшие группы нелегалов и оперативных работников из специального отдела Оперативного директората ЦРУ. Для Лэнгли не составило труда переквалифицироваться из друзей и партнеров бен Ладена и «Талибана» в их противника.
К началу военной части операции «Несгибаемая свобода», которая осуществлялась с 7 октября 2001 года, у границ Афганистана сосредоточены весьма значительные силы Соединенных Штатов, вполне сопоставимые (и наверняка даже превосходящие по отдельным компонентам — авиация, ВМФ, ракетные соединения и базы) те силы и средства, которыми располагал Советский Союз на этом направлении в декабре 1979 года. Не считая вооруженных сил Северного альянса, которым на сухопутном театре военных действий предстояло выполнить наиболее грязную работу.
Сейчас, когда прошла эйфория от ликвидации военного сопротивления «Талибана», можно хладнокровно говорить о достижении или недостижении целей, поставленных в кампании, — и военных, и политических. Конечно, о какой-то аналогии между двумя проведенными операциями говорить не приходится, но полная неопределенность существует и в том (СССР — Афганистан), и в другом (нынешнем) случаях.
«Несгибаемой свободе» не удалось обезглавить «Талибан» и «Аль-Кайду». Возвращаясь к Усаме бен Ладену, придется вспомнить о требовании американского президента «взять бен Ладена живым или мертвым». Ради этого Джордж Буш-младший пошел на экстраординарный шаг — разрешал ЦРУ, вопреки существующему в США закону, физически уничтожить террориста номер один, если необходимо. К бен Ладену добавили еще два десятка имен людей, будто бы связанных с ним участием в террористических актах. Пока что выполнить это поручение президента ЦРУ не удалось, хотя и применялся такой прием, как обещание крупного вознаграждения за информацию о его местонахождении и еще более крупного — за его поимку и доставку американцам. Вспомним также, что до сентября 2001 года ЦРУ миловало саудовца, — вероятно, срабатывали тайные пружины, о которых упоминалось. В самом деле, Усама бен Ладен (если верить Интернету) был в поле зрения американской разведки и с ним даже поддерживали контакт сотрудники ЦРУ. До Афганистана бен Ладен открыто передвигался по Пакистану, проходил курс лечения в госпитале в одном из арабских государств.
Конечно, можно отдать должное ЦРУ: очевидно, изучив ход и результаты прошлых англо-афганских войн и опыт боевых действий советских вооруженных сил в Афганистане, эксперты разведки не рекомендовали Вашингтону развертывать в стране крупную военную группировку, а ограничиться ударами авиации и ракет по выявленным мишеням, операциями сил специального назначения и поддержкой местных формирований, оппозиционных «Талибану».
С течением времени громкая критика ЦРУ и ФБР в США несколько ослабла. Ее поглотили военно-политические успехи Вашингтона и его союзников в «международной антитеррористической операции» и отсутствие чувствительных потерь среди самих американцев. А о таких мелочах и издержках, как то, что точечные удары приводили к большим жертвам и разрушениям мирных объектов, не попадая по намеченным целям, нисколько не заботились.
Однако раздражение по адресу спецслужб не исчезло. В американских СМИ появляются материалы на тему неспособности ЦРУ и ФБР (получают огромные бюджетные средства, отлично оснащены технически) справиться с проблемами терроризма. Критики требовали реформирования разведывательного сообщества, созданного в годы «холодной войны» и не поспевающего ныне за развитием обстановки, не способного противодействовать новым угрозам национальной безопасности Соединенных Штатов. На повестку дня остро выдвинулись меры по перестройке контрразведывательной работы ФБР и укрепления контртеррористического центра Оперативного директората ЦРУ. В этом же ряду создание нового органа — Министерства внутренней безопасности. Расходы на обеспечение этой «внутренней безопасности» должны возрасти до 39 миллиардов долларов (из послания президента США конгрессу в январе 2002 года). Вот оно, облачко золотого дождя, который прольется в США.
Настойчивое стремление Вашингтона втянуть Москву в Международную антитеррористическую операцию — тема, требующая отдельного рассмотрения. Коснемся лишь некоторых сторон, важных для Соединенных Штатов с точки зрения самой операции в Афганистане, от которой американцы ожидали самых радикальных результатов. Позиция России имела серьезное значение не только потому, что она становилась, пусть временно, геополитическим союзником США, но и из чисто прагматических соображений: на территории ряда стран СНГ можно разместить базы для военной акции в Афганистане и для воздействия на такие непокорные государства, как Иран и Ирак, которые, хотя и не возразили против антитеррористической кампании, значатся в числе злейших врагов Соединенных Штатов.
Стратеги Вашингтона принимали в расчет еще и то обстоятельство, что арабский и мусульманский мир, где уже располагались военные и разведывательные базы США, без энтузиазма воспринимал американскую операцию в Афганистане, — даже такие надежные союзники Вашингтона, как Саудовская Аравия и Пакистан.
Чтобы заручиться согласием России, Вашингтону пришлось временно пожертвовать одним из своих козырей — нападками на Москву за Чечню. Американцы старательно внушали российской стороне, что бен Ладен — общий враг наших двух стран: снабжает чеченских боевиков оружием и деньгами и чуть ли не сам проник туда для руководства антироссийской кампанией, саудовский миллионер стоит за террористическими взрывами в Москве и Буйнакске.
У американского руководства и другие, далеко идущие планы — поссорить Россию с мусульманским миром (более чем миллиардное население), с арабскими странами и палестинцами, попытаться обострить межнациональные отношения внутри нашей страны (до 40 миллионов исповедуют ислам), выдвижением своих военных баз к западным границам Китая вбить клин в отношения Москвы и Пекина. С Усамой бен Ладеном или без него Афганистан превращался в узел острейших противоречий в регионе, втягивая в потенциальные разборки государства Центральной Азии, Россию и Китай, Индию и Пакистан. В конечном счете Россию нужно вытеснить из Центральной Азии и воспользоваться новыми нефтяными источниками и другими экономическими выгодами господства в этом регионе. Неважно, что Усама бен Ладен уцелел и положение в самом Афганистане еще долго останется нестабильным. Все можно сделать «томагавками» и, конечно, деньгами, щадя жизни своих солдат.
Новая доктрина Вашингтона становилась понятнее еще и потому; что давала возможность США, пользующимся теперь привилегиями жертвы, снять или приглушить неприятную проблему государственного терроризма. Ведь уже много лет Соединенные Штаты, некоторые их друзья и союзники подвергались обвинениям в агрессивных действиях по отношению к другим странам, в подавлении национального движения, осуществлении тайных операций по свержению неугодных режимов и физическому уничтожению иностранных государственных и политических деятелей, — все же не очень приятно клеймо мирового жандарма. Проблема государственного терроризма в XX веке вышла на передний план и в наступившем столетии не потеряла остроты. Международная антитеррористическая операция — универсальное средство перебросить обвинения на тех, кто упорно не хочет принять цивилизаторскую миссию Соединенных Штатов.
После трагедии 11 сентября в Соединенных Штатах в мире появилось немало охотников до правильных фраз о жертве и преступнике, о тесной связи террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне с разделом мира на богатых и бедных, о «конфликте цивилизаций». Произносилось немало правильных слов о том, что в нашем неспокойном мире найдется много фанатиков, готовых пожертвовать собой ради идеи. Находились и такие, кто видел вечные причины для недовольства и возмущения миллионов людей, живущих в нищете и притеснении. Связь между терроризмом и бедностью признавали даже лидеры Запада, в том числе Джордж Буш-младший и Энтони Блэр. Никто из них, правда, не выдвинул программы эффективной помощи богатого Запада бедному третьему миру.
В громогласном хоре приверженцев Международной антитеррористической операции, которым умело дирижировал Вашингтон, звучали и российские голоса. Лишь немногие государственные деятели, и в их числе глава Кубы Фидель Кастро, решительно осуждая варварские акции террористов в Соединенных Штатах, обратили внимание на политику терроризма самих США, напомнили об «отвратительных террористических действиях», направляемых из Вашингтона, которым уже более сорока лет подвергается не подчиняющийся диктату американцев их маленький южный сосед.
В России же на официальном уровне о государственном терроризме США и некоторых их друзей забыли и давно не вспоминают, хотя на наших глазах в чудовищной форме осуществляется государственный терроризм против палестинского народа и в других регионах мира, принимающий разнообразные обличья. Не обязательно это тайные операции спецслужб, ставящие цель «одномоментного» уничтожения конкретных лидеров противника.
Конечно, важен вопрос, кто вскормил и вспоил террористов, но еще важнее — кто и почему создал условия для их действий, кто вообще раздувает атмосферу, в которой терроризм расцветает пышным цветом: и тот, что проявил себя в страшных атаках в Нью-Йорке и Вашингтоне, и тот, что стал частью государственной политики ведущей сверхдержавы планеты, и тот, который взят на вооружение израильскими правыми, стремящимися не допустить создания палестинского государства.
Если сегодня свести воедино все, что стало известно о проявлениях государственного терроризма, взору предстанет ужасающая картина преступлений: вооруженные вторжения на территорию неугодных государств, тайные заговоры, удары «томагавками», диверсии и саботаж, военная и экономическая блокада, война торговая и «психологическая война», покушения на «строптивых» государственных деятелей, воздушный и морской терроризм, бактериологическая война и распространение эпизоотий и многое другое, что может использовать сильный против слабого. Изобретены и пущены в ход легализованные формы преследования и наказания «ослушников», как, например, Гаагский трибунал, с помощью которого рассчитывают окончательно расправиться с бывшим президентом Югославии Слободаном Милошевичем. Могут появиться и другие международные суды и трибуналы, как появилась Международная антитеррористическая операция, под покровом которой можно разделаться с неугодными.
Государственный терроризм может обернуться против тех, кто чем-то провинится и не сможет за себя постоять.
Друг, враг или так? — Зигзаги отношений. — Дарители подарков и те, кто любит их получать. — ПРО и НАТО — проверка на прочность для России
Во второй половине XX века военно-стратегический паритет уравнял шансы Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. Да и по другим позициям развития наши две страны существенно не отличались. Эпитет «главный противник», которым СССР и США награждали друг друга, знаменовал не только высочайшую степень напряженности в межгосударственных отношениях, но и известное равенство сил и возможностей. Определявшее стратегическое равновесие, оно сознавалось руководством двух стран как историческая необходимость.
В 21 столетие Российская Федерация — преемница и наследница Советского Союза — и Соединенные Штаты вступили после завершения «холодной войны» и распада СССР уже в совершенно разных весовых категориях. В обеих странах, впрочем, находились желающие реанимировать воинственный термин «главный противник», прижившийся в прежние времена. Есть, правда, и силы, которые жаждали заменить полновесную вражду на не менее полновесную дружбу, запамятовав, что никаким клонированием невозможно превратить «ястребов» в «голубей».
Равновесие, сформировавшийся баланс сил в мире нарушились в результате событий в нашей стране и Восточной Европе в самом конце 80 — начале 90-х годов, приведших к распаду Советского Союза и крушению социалистического лагеря.
В ходе противоборства двух держав США стремились повергнуть противника, не скрывая планов ликвидации социализма как общественно-политической системы. И все же падение «главного противника» в 1991 году и для Белого дома, и для руководства Лэнгли — приятная неожиданность.
«Главный противник» повержен, и это основное. Как бы ни сетовали руководители Центрального разведывательного управления восьмидесятых—начала девяностых годов, те же Стэнсфилд Тернер, Уильям Уэбстер, Роберт Гейтс, на невозможность точных прогнозов «слома Берлинской стены и падения Горбачева», на «полную непредсказуемость кончины» Советского Союза в 1991 году. Как бы ни причитали они, когда их вызывали «на ковер» в конгресс, насчет «слабости информации» и «коварства русских», сокрушивших московскую резидентуру и тем лишивших ЦРУ доступа к информации из Москвы в годы своего правления в разведке. Признание запоздалое, но характерное для того времени, когда и победители и побежденные еще пребывали в некоторой растерянности (для победителей она, правда, быстро прошла).
Президентам Рейгану и Бушу-старшему нравилось слышать то, что проводимый США под их руководством курс на конфронтацию с СССР оправдывал огромные затраты на вооружение, вооруженные силы, на деятельность спецслужб. В ЦРУ не допускали мысли о кончине Советского Союза и конце «холодной войны». Как ни парадоксально это звучит, в Лэнгли действительно не хотели потерять противника, поэтому не воспринимали подобный сценарий и не были готовы к столь драматическому повороту событий.
Теперь, когда американцам предстояло иметь дело с Россией, они усматривали в складывающейся ситуации свою вожделенную цель: устранив «главного противника», уготовить России место второразрядной державы, подчиненной диктату США, наметить новую стратегию и определиться, что делать с побежденной стороной.
Так, при президенте Клинтоне появилась доктрина — насадить в России прозападный режим, лишить нашу страну самостоятельной внешней и внутренней политики, поддержать ультрарадикальные реформы, соответствующие в целом генеральной линии Соединенных Штатов. Директива президента Билла Клинтона 1994 года: «Наша стратегия национальной безопасности строится на расширении содружества демократических стран с рыночной экономикой. Наши усилия сконцентрированы на сохранении демократических процессов в наиболее важных странах, включая Россию». При этом подчеркивалось: «Вооруженные силы США играют ключевую роль в осуществлении новой стратегии».[31] Вот теперь, кажется, неясности устранены.
Руководители разведки поспешили растолковать новую доктрину Вашингтона: «Необходимо иметь источники информации и помощников в сдерживании России, которая остается столь же большой угрозой для США, как и бывший Советский Союз» (Роберт Гейтс, март 1994 года). Новый глава ЦРУ Джеймс Вулси говорил, по свидетельству П. Гилмана, об озабоченности США в отношении стран, владеющих ядерным оружием. Еще откровеннее лондонский «Экономист»: «Народы Запада пусть примут как должное, что их армиям придется идти вперед и ввязываться в бой». Директивы СНБ ставили задачу на 1994–1998 годы: не допустить на территории бывшего Советского Союза нового соперника, представляющего угрозу, аналогичную той, которая исходила от СССР».
Таков язык Белого дома, директив СНБ, руководителей американской разведки, провозглашавших, как Гейтс, Уэбстер, Вулси и все, кто занимал кресло в Лэнгли в последующие годы. Он не претерпевал существенных изменений, вызывая возмущение огромного большинства российских граждан и побуждая еще больше прогибаться тех, кто призывал к «долгосрочному дружескому партнерству». Таких людей немало в Кремле и еще больше — «стоящих у трона». Тем более что со стороны Вашингтона наряду с неприятными речами лились сладкие посулы и обещания, в которых тонули некоторые российские деятели, в том числе занимавшие места на самом верху.
Разведывательные задания, поставленные перед ЦРУ, как раз и исходили из президентских директив, не оставлявших сомнений в характере долгосрочного курса Вашингтона в отношении России. Они охватывали широкий круг вопросов—политических, военных, социально-экономических, научно-технических и иных. При этом просматривалось стремление создать в нашей стране эффективную систему сбора информации по всем этим вопросам, а главное, базу для проведения акций влияния. Хитрость заключалась в том, чтобы разведывательно-подрывные действия не вызвали серьезных осложнений в американо-российских государственных отношениях.
Расчет делался на расслоение и политическую дезориентацию общества, прорехи в системе охраны государственных секретов, возможность преодоления режимных ограничений для иностранцев, существенно расшатанных демократическими реформами, и на другие факторы. Новая оперативная обстановка для деятельности американской разведки диктовала применение новой методики: использование уже известных нам нестандартных источников, опутывание России сетью американских фирм и компаний с засылкой в них кадровых сотрудников и агентов спецслужб США, широкий выход на правительственные и парламентские круги, на министерства и ведомства — для сбора информации из первых рук. При всем этом— на развертывание агентурной работы как важнейшего средства добывания разведывательных материалов и инструмента влияния.