- Отпустите собаку. Ну? Кому говорю?
- Чтобы вы ее задавили? - спросил я.
- Моя собственность, что хочу, то и делаю. А вы не суйтесь не в свое дело.
Тип был явно пьян. Он схватил меня за руку, пытаясь вырвать собаку. Та взвизгнула жалобно. Я знаком с приемами самбо. Тип взвыл.
Из кабины лениво вылез шофер с папиросой в зубах:
- Ну, что тут у вас?
- Ты еще меня узнаешь! - заорал толстомордый. - Едем, Васька!
Фикусы протряслись мимо и исчезли вдали. Из кабины грозил мне кулак. Я опустил овчарку на землю.
Она прижалась к моим ногам.
- Идем, милая! - позвал я ее.
Я назвал ее Вестой. Она спала у меня в ногах, вздрагивая, повизгивая. Наутро я, накормив ее, запер. Не успел я прийти в соединение, как меня вызвали к адмиралу. Тип в кожаном пальто был уже у него.
- На вас поступила жалоба, Строганов, - строго сказал адмирал. - Вы избили человека, по фамилии Лазурченко, прораба строительства?
Дрожа от негодования, я доложил адмиралу о случае на дороге. Тип в кожаном пальто развязно сказал, что собаки - его личная собственность и охраняли его дом и сад. А теперь, когда он переезжает на новую квартиру, они больше ему не нужны. Он оставил их, а они, подлые, увязались за ним. Что же ему оставалось делать?
- Значит, пока они берегли вашу гнусную собственность, они вам были нужны, а когда надобность миновала, вы поступили, как варвар, - сказал адмирал с нескрываемым презрением. - Собака у вас, Строганов?
- Так точно.
- Если вам трудно будет кормить, определим на котел. А о вашем, Лазурченко, поведении, недостойном высокого звания коммуниста, мы поговорим в горкоме.
- Тоже мне, напугал, - нагло сказал прораб.
- Строганов, вызовите караул, - очень спокойно приказал Сергей Иванович.
Прежде чем я успел выйти из кабинета, Лазурченко попятился, загородил собой дверь, задом толкнул ее и исчез.
- Дом - собственность, и сад - собственность, жена - собственность, фикус - собственность, - поглядел ему вслед адмирал. - Вот и расцветают на почве собственности подобные махровые типы. Вы свободны, Строганов. Простите, что оторвал вас от дела. Как собаку назвали?
- Вестой.
- Идите.
На катере Весту сразу же полюбили, особенно после того как я рассказал о ее злоключениях. Матросы приласкали ее, и она стала членом нашего экипажа.
Адмирал увидел собаку, придя к нам на катер.
- А-а, Веста! Красавица. А прораб Лазурченко, - сказал он, - высоких имел покровителей... в масштабе нашего города. Еще бы! Настроил им дач за казенный счет... да и себя не обидел. Горком вывел всю братию на чистую воду...
Но он был живуч, Лазурченко. Мне привелось с ним встретиться еще один раз. В свободное время я брал Весту в город, и она терпеливо, насторожив уши, ждала меня возле библиотеки. Потом я заходил в "Гастроном", покупал колбасы, и мы устраивали пиршество на Приморском бульваре. Веста не боялась никого и ничего, кроме "пикапов". Очевидно, призрак смерти остался навсегда в ее памяти в виде этой скромной машины. Встречая "пикап", она пряталась. И успокаивалась, когда он был далеко.
Однажды в дальнем углу бульвара, неподалеку от ресторана "Волна", я услышал начальственный окрик:
- Альма, ко мне!
Веста вся ощетинилась, зарычала.
- Альма! Кому говорят? Ко мне, стерва!
Это был Лазурченко.
- У-у, чтоб тебя разорвало...
Веста угрожающе зарычала.
Он на меня замахнулся.
Веста прыгнула и укусила его. Шерсть у нее встала дыбом. Она вся дрожала от ненависти. Я с трудом отозвал ее. Закрыв руками лицо, Лазурченко удирал на ломающихся ногах, бормоча проклятия.
Адмирал учил нас тому, чему сам неуклонно следовал.
- Обойдись ты с матросом грубо, - говорил он, - озлобишь его и ожесточишь, потом приводи его в равновесие... Теплое слово, забота смягчают горе, обиду, несправедливость.
Он интересовался, что мы читаем. Заговаривал то о последних зарубежных романах, то о только что вышедших мемуарах флотских героев. Как-то спросил меня:
- Вы никогда не бывали в доме Чехова в Ялте? Обязательно съездите, обязательно.
Однажды в столовой сказал:
- Приехал ленинградский театр на гастроли. Я бы всем посоветовал... Играют Шекспира, Островского...
Я пошел на "Ромео и Джульетту". Джульетту играла... Т. Л. Иванова. Я взял билет в первом ряду. Она была прелестной Джульеттой.
Какой-то человек вышел в антракте из-за кулис и попросил меня зайти после спектакля в уборную Т. Ивановой. Я зашел. Тома спросила, как я живу. Я сказал: превосходно. Поговорили о том о сем. Вдруг она предложила:
- Мы можем начать все сначала.
Я вспыхнул:
- Не стоит.
- Почему? - удивилась она (ей показалось, что она меня осчастливила).
- Слишком дорого мне стоило.
- Дорого?