...На днях он встретил на улице капитана первого ранга Измайлова - тот вышел в отставку "по сердцу". Он проклинал всех врачей, не умеющих разрешить "проблему номер один", и говорил, что он, жизнелюб, не живет, а прозябает: "Я любил выпить с друзьями малую толику - запрещено. Любил покурить заветную трубочку - запретили. Волноваться тоже нельзя: запретили. Жену любить - и то с осторожностью. Нет уж, это не жизнь! Я не живу, а доживаю. Лучше уж сдохнуть!"
Долго ли это будет еще продолжаться?
- Оленька, ложись, милая, спать.
Пойти завтра к врачу? Уложит, чего доброго, в госпиталь. А у меня на носу учения, стрельбы. Дивизион Забогалова выходит в отличные. Забегалов у меня молодец!
- Фу, отпустило немного. Теперь я, пожалуй, лягу, посплю. Ты не возражаешь?
Он поцеловал теплую руку жены.
Кажется, действительно отпустило. Легче дышать. Рука болит меньше.
Он добрался до кровати и лег. Теперь заснуть. И все будет в порядке. А завтра... Сколько дел накопилось на завтра! Разве можно ложиться в госпиталь?!
На другое утро он пошел на свои катера. Ничего больше страшного не было. Дышалось легко.
Тучков вышел в море и почувствовал себя молодым человеком. Стоял на мостике рядом со Строгановым, и его радовало, что Строганов показывает себя опытным командиром. Поход был сложным и длительным. Ночью на них опустился густой, как каша, туман - вечный враг моряков.
Сергей Иванович помнил время, когда в тумане, окутавшем море, гулко и страшно били колокола кораблей.
Теперь удивительные приборы позволяют плавать в тумане, не снижая скорости хода. Тревожный колокол никому больше не нужен.
Бывало, Сергей Иванович мог простоять на мостике много часов. Теперь не мешало бы спуститься в каюту командира или помощника, прилечь на часок, другой. Он устал. Но усталость переборол. "Я должен быть молодым офицерам примером".
Катера шли вперед, прорезая туман, словно масло.
Шум волн, гул моторов - все это было привычно; и то, что катер переваливался, раскачивался волнами, тоже было знакомо уже много лет. Многочасовой поход закаляет молодых моряков. Он вспомнил тех, которые маются, наглухо запертые рядом с моторами, пожалел их. Но и к этому моряки привыкают.
И вдруг боль, словно придя из ночного тумана, вцепилась в лопатку, в плечо, потом ударила в ногу...
- Товарищ адмирал, помочь вам спуститься вниз? - участливо склонился к нему Строганов.
"Что он заметил? Исказившееся от боли лицо? Может быть, я застонал?"
- С чего вы взяли? Я не хочу отдыхать.
- А мне показалось...
- Да, вам показалось, я не устал.
Ему пришлось прокричать эти слова. Иначе бы Строганов их не услышал.
И он не сошел с мостика до тех пор, пока не почувствовал, что ему надо принять эти мерзкие капли, а для того чтобы принять их, надо откупорить пузырек, найти стакан или рюмку, накапать, залить их водой... Значит, надо спуститься в каюту.
И он ушел с мостика без посторонней помощи, сам, и никто не заметил, с каким трудом он спускался по трапу.
Принял лекарство и тяжело упал в кресло, чтобы просидеть в нем совсем неподвижно десять минут или тридцать, а может быть, целый час...
А потом он опять поднялся на мостик, в ночной, уже начинавший рассеиваться туман и увидел Строганова, сосредоточенного и все такого же свежего, как будто поход не продолжался двенадцать часов.
И хотя на ветру, разгонявшем туман, дышалось легко, Сергей Иванович решил: придется идти к эскулапам. Капитан-лейтенант Говорущенко провоевал всю войну, скрывая от всех порок сердца, и выходил в атаки с больным сердцем, но то было во время войны. А сейчас - имеет ли право он скрыть?
И вот Сергей Иванович выполнил все, что ему полагалось: раздевался, ложился, садился, вставал и поеживался от охватившего его холодка. Его выслушивали, выстукивали, просвечивали, снимали кардиограмму. Наконец все было закончено. Его судьба решена. И не в его пользу, хотя лицо у врача было веселое.
- Ну, что? - спросил адмирал.
- Я думаю, вам лучше всего отдохнуть, подлечиться, полежать у нас в госпитале. Как раз освободилась палата для одного. Вам будет спокойно, как в санатории, товарищ адмирал.
- И долго, вы думаете, придется мне вылежать?
- Я полагаю, не меньше двух месяцев.
- Значит, дело серьезное?
- Ну, не сказал бы, что очень.
- Я, полковник, привык говорить в глаза правду.
И не боюсь правды, сказанной мне.
- Вам необходимо долго и серьезно лечиться.
- Когда я должен к вам лечь?
- Чем скорее, тем лучше.
- Сегодня?
- Ну, зачем. Можно завтра. Даже послезавтра.
- А если я откажусь?
- В вашем положении - это риск.
- Ну, а после? После того как я отлежу у вас дватри месяца, отставка? Не отводите, полковник, глаза.
- Вы сами сказали, товарищ адмирал, то, что я мог бы сказать вам...
- Спасибо. Люблю морской разговор. Приготовьте вашу одиночную камеру. Я приду послезавтра с утра. Не беспокойтесь, мое слово твердо.
Сергей Иванович оглядел белые стены:
- Мне, очевидно, долго придется их видеть...
Вот и все.