7084.fb2
— Да нет, скорее как если бы Клер была виновна в убийстве, которое себе приписывает. Ведь совершила она его на самом деле или просто хочет уверить всех, будто так оно и было, — какая, в сущности, разница… Уверен, мотивы все равно одни и те же — если бы только она была способна объяснить их… Вы не заметили, что мы с вами все время умалчиваем об одном событии того вечера?
— Да, заметил.
— Вы вот тут сказали, что, по-вашему, Пьер должен был весь вечер бояться, как бы Клер не заговорила об отъезде Марии-Терезы.
— Да, помнится, так я и говорил.
— «Боялся» — это именно то слово, какое вы имели в виду?
— Не знаю.
— Если предположить, что кто-то отдал Клер в руки полиции, то кто это? Пьер или Альфонсо?
— Если бы я не знал, то подумал бы, что это скорее Пьер.
— А зная?
— А зная, могу сказать, что в тот вечер у него было такое настроение, что он мог швырнуть в лапы полиции всех обитателей Виорна без остатка…
— А как вы думаете, кого убил бы Пьер Ланн с помощью той адской машины, о которой тогда говорил?
— Себя самого.
— А если мое мнение насчет настроения Пьера Ланна в тот вечер не совпадает с вашим, хотелось бы вам узнать, что я об этом думаю?
— Нет.
II
— Я пригласил вас, чтобы задать несколько вопросов о вашей жене, Клер Ланн.
— Зачем?
— Я собираюсь написать книгу об убийстве, которое совершено недавно в Виорне.
— И как же вы намерены это сделать?
— С помощью магнитофона. Он сейчас включен. Я уже говорил с Робером Лами. Вы можете отвечать на мои вопросы или нет, выбор за вами.
— Я согласен.
— В таком случае, соблаговолите представиться.
— Меня зовут Пьер Ланн. Родом из Кагора. Мне пятьдесят семь лет. Служу в министерстве финансов.
— Вы поселились в Виорне в сорок четвертом, иначе говоря, живете там уже двадцать два года, не так ли?
— Да, это так. Кроме двух лет, проведенных после свадьбы в Париже, мы все время жили здесь.
— Вы женились на Клер Буске в Кагоре в сорок втором году?
— Да.
— Вам, вероятно, известно из материалов следствия, что она показала, будто действовала в одиночку и вы ничего не знали о преступлении.
— Это чистая правда.
— Вы узнали обо всем одновременно с полицией?
— Да, я узнал обо всем, когда она сама призналась вечером тринадцатого апреля в кафе «Балто».
— И что же, неужели до того вечера, целых пять дней после убийства, у вас ни разу не возникло ни малейшего подозрения?
— Нет. Ни малейшего.
— Повторите, пожалуйста, что она говорила вам, объясняя отсутствие своей кузины Марии-Терезы Буске.
— Она сказала: «Представляешь, сегодня рано утром Мария-Тереза вдруг взяла и уехала в Кагор». Было часов семь утра, я как раз только что встал.
— И вы поверили?
— Не то чтобы поверил, будто она сказала мне всю правду, но подумал, что в этом была хотя бы доля правды. Мне и в голову не пришло, что она солгала.
— Вы всегда верили тому, что она вам говорила?
— Да, верил. Ей верили все, кто знал ее. Мне казалось, что если когда-то она и солгала мне насчет кое-каких фактов своего прошлого, то с тех пор уже больше никогда не говорила мне неправды.
— О каком прошлом?
— Да еще до того, как мы с ней познакомились. Это было давным-давно и не имеет никакого отношения к убийству.
— А вас не удивил внезапный отъезд кузины?
— Еще бы, удивил, конечно. Но, признаться, прежде всего я подумал о доме, во что он превратится, пока она будет в отъезде, это был бы полный кошмар. Я попытался расспросить ее поподробней. Она рассказала мне историю, которая звучала вполне правдоподобно, будто Мария-Тереза поехала повидаться с отцом, захотелось увидеть его перед смертью, и вернется через пару дней.
— А когда миновала эта пара дней, неужели вы так ни разу и не заговорили об этом снова, не напомнили ей, что она вам тогда сказала?
— Само собой. Но на это она ответила: «Знаешь, нам так хорошо без нее, я написала, чтобы она больше не возвращалась». И я промолчал.
— Вы все еще ей верили?
— У меня было такое ощущение, будто она чего-то недоговаривает, но мне не показалось, будто она лжет, тогда еще нет. Впрочем, я не особенно-то и пытался докопаться до истины. Отъезд Марии-Терезы Буске и так совсем выбил меня из колеи.
— Но ведь были же у вас хоть какие-то предположения?
— Конечно, были. Единственное, что осталось у меня в памяти, это что Мария-Тереза уехала, потому что ей вдруг стало невмоготу, просто устала от всего — от нас, от Виорна, от дома, но не решилась сказать нам это прямо в лицо. И желание повидаться перед смертью со своим отцом показалось мне просто деликатным предлогом, чтобы дать нам понять, что она покидает нас навсегда.