{209} Там король Теодорид, объезжая войска для их ободрения, был сшиблен с коня и растоптан ногами своих же; он завершил свою жизнь, находясь в возрасте зрелой старости. Некоторые говорят, что был он убит копьем Андагиса 532, со стороны остроготов, которые тогда подчинялись правлению Аттилы. Это и было тем, о чем вначале сообщили Аттиле гадатели в их предсказании, хотя он и помышлял это об Аэции.
{210} Тут везеготы, отделившись от аланов, напали на гуннские полчища и чуть было не убили Аттилу, если бы он заранее, предусмотрев это, не бежал и не заперся вместе со своими за оградами лагерей, которые он держал окруженными телегами, как валом; хотя и хрупка была эта защита, однако в ней искали спасения жизни те, кому незадолго до того не могло противостоять никакое каменное укрепление.
{211} Торисмуд533, сын короля Теодорида, который вместе с Аэцием захватил раньше холм и вытеснил врагов с его вершины, думая, что он подошел к своим войскам, в глухую ночь наткнулся, не подозревая того, на повозки врагов. Он храбро отбивался, но, раненный в голову, был сброшен с коня; когда свои, благодаря догадке, освободили его, он отказался от дальнейшего намерения сражаться. {212} Аэций, равным образом оторванный от своих в ночной сумятице, блуждал между врагами, трепеща, не случилось ли чего плохого с готами; наконец, он пришел к союзным лагерям и провел остаток ночи под охраной щитов. На следующий день на рассвете [римляне] увидели, что поля загромождены трупами и что гунны не осмеливаются показаться; тогда они решили, что победа на их стороне, зная, что Аттила станет избегать войны лишь в том случае, если действительно будет уязвлен тяжелым поражением. Однако он не делал ничего такого, что соответствовало бы повержению в прах и униженности: наоборот, он бряцал оружием, трубил в трубы, угрожал набегом; он был подобен льву, прижатому охотничьими копьями к пещере и мечущемуся у входа в нее: уже не смея подняться на задние лапы, он все-таки не перестает ужасать окрестности своим ревом. Так тревожил своих победителей этот воинственнейший король, хотя и окруженный. {213} Сошлись тогда готы и римляне и рассуждали, что сделать с Аттилой, которого они одолели. Решили изнурять его осадой, так как он не имел запаса хлеба, а подвоз задерживался его же стрелками, сидевшими внутри оград лагерей и беспрестанно стрелявшими. Рассказывают, что в таком отчаянном положении названный король не терял высшего самообладания; он соорудил костер из конских седел и собирался броситься в пламя, если бы противник прорвался, чтобы никто не возрадовался его ранению и чтобы господин столь многих племен не попал во власть врагов.
{214} Во время этой задержки с осадой везеготы стали искать короля, сыновья - отца, дивясь его отсутствию, как раз когда наступил успех. Весьма долго длились поиски; нашли его в самом густом завале трупов, как и подобает мужам отважным, и вынесли оттуда, почтенного с песнопениями на глазах у врагов. Виднелись толпы готов, которые воздавали почести мертвецу неблагозвучными, нестройными голосами тут же в шуме битвы. Проливались слезы, но такие, которые приличествуют сильным мужам, потому что, хотя это и была смерть, но смерть - сам гунн тому свидетель - славная. Даже вражеское высокомерие, {215} казалось, склонится, когда проносили тело великого короля со всеми знаками величия. Отдав должное Теодориду, готы, гремя оружием, передают [наследнику] королевскую власть, и храбрейший Торисмуд, как подобало сыну, провожает в похоронном шествии славные останки дорогого отца.
Когда все было кончено, сын, движимый болью осиротения и порывом присущей ему доблести, задумал отомстить оставшимся гуннам за смерть отца; поэтому он вопросил патриция Аэция, как старейшего и зрелого благоразумием, чтo надлежит теперь делать. Тот же, {216} опасаясь, как бы - если гунны были бы окончательно уничтожены - готы не утеснили Римскую империю, дал по этим соображениям такой совет: возвращаться на свои места и овладеть королевской властью, оставленной отцом, чтобы братья, захватив отцовские сокровища, силою не вошли в королевство везеготов и чтобы поэтому не пришлось ему жестоким или, что еще хуже, жалким образом воевать со своими. Торисмуд воспринял этот совет не двусмысленно, - как он, собственно, и был дан, - но скорее в свою пользу и, бросив гуннов, вернулся в Галлии. Так непостоянство человеческое, {217} лишь только встретится с подозрениями, пресекает то великое, что готово совершиться.
В этой известнейшей битве самых могущественных племен пало, как рассказывают, с обеих сторон 165 тысяч человек, не считая 15 тысяч гепидов и франков; эти, раньше чем враги сошлись в главном сражении, сшиблись ночью, переколов друг друга в схватке - франки на стороне римлян, гепиды на стороне гуннов.
{218} Аттила, заметив отход готов, долго еще оставался в лагере, предполагая со стороны врагов некую хитрость, как обыкновенно думают обо всем неожиданном. Но когда, вслед за отсутствием врагов, наступает длительная тишина, ум настраивается на мысль о победе, радость оживляется, и вот дух могучего короля вновь обращается к прежней вере в судьбу.
Торисмуд же, по смерти отца на Каталаунских полях, где он сражался, вступает в Толозу 534, вознесенный в королевском величии. Здесь, правда, толпа братьев и знатных радостно его приветствовала, но и сам он в начале правления был настолько умерен, что ни у кого не появилось и в мыслях начать борьбу за наследование.
{219} Аттила же, воспользовавшись уходом везеготов и заметив распад между врагами на два [противоположных] лагеря, - чего он всегда желал, - успокоенный двинул скорее войско, чтобы потеснить римлян. Первым его нападением была осада Аквилейи535, главного города провинции Венетии; город этот расположен на остром мысу, или языкообразном выступе, Адриатического залива; с востока стену его лижет [водами своими] река Натисса 536, текущая с горы Пикцис 537. {220} После долгой и усиленной осады Аттила почти ничего не смог там сделать; внутри города сопротивлялись ему сильнейшие римские воины, а его собственное войско уже роптало и стремилось уйти. Однажды Аттила, проходя возле стен, раздумывал, распустить ли лагерь или же еще задержаться; вдруг он обратил внимание, что белоснежные птицы, а именно аисты, которые устраивают гнезда на {221} верхушках домов, тащат птенцов из города и, вопреки своим привычкам, уносят их куда-то за поля. А так как был он очень проницателен и пытлив, то и представил своим следующее соображение: "Посмотрите, - сказал он, - на этих птиц: предвидя будущее, они покидают город, которому грозит гибель; они бегут с укреплений, которые падут, так как опасность нависла над ними. Это не пустая примета, нельзя счесть ее неверной; в предчувствии событий, в страхе перед грядущим меняют они свои привычки"537а. Что же дальше? Этим снова воспламенил он души своих на завоевание Аквилейи. Построив осадные машины и применяя всякого рода метательные орудия 538, они немедля врываются в город, грабят, делят добычу, разоряют все с такой жестокостью, что, как кажется, не оставляют от города никаких следов. {222} Еще более дерзкие после этого и все еще не пресыщенные кровью римлян, гунны вакхически неистовствуют по остальным венетским 539 городам. Опустошают они также Медиолан 540, главный город Лигурии, некогда столицу; равным образом разметывают Тицин 541, истребляя с яростью и близлежащие окрестности, наконец, разрушают чуть ли не всю Италию. Но когда возникло у Аттилы намерение идти на Рим, то приближенные его, как передает историк Приск, отвлекли его от этого, однако не потому, что заботились о городе, коего были врагами, но потому что имели перед глазами пример Алариха, некогда короля везеготов, и боялись за судьбу своего короля, {223} ибо тот после взятия Рима 542 жил недолго и вскоре удалился от дел человеческих. И вот, пока дух Аттилы колебался относительно этого опасного дела - идти или не идти - и, размышляя сам с собою, медлил, подоспело к нему посольство из Рима с мирными предложениями. Пришел к нему сам папа Лев 543 на Амбулейское поле 544 в провинции Венетии, там, где река Минций 545 пересекается толпами путников. Аттила прекратил тогда буйство своего войска и, повернув туда, откуда пришел, пустился в путь за Данубий, обещая соблюдать мир. Он объявил перед всеми и, приказывая, угрожал, что нанесет Италии еще более тяжкие бедствия, если ему не пришлют Гонорию 546, {224} сестру императора Валентиниана, дочь Плацидии Августы, с причитаающейся ей частью царских сокровищ. Рассказывали, что эта Гонория по воле ее брата содержалась заточенная в состоянии девственности ради чести дворца; она тайно послала евнуха к Аттиле и пригласила его защитить ее от властолюбия брата - вовсе недостойное деяние: купить себе свободу сладострастия ценою зла для всего государства.
{225} Аттила вернулся на свои становища и 547, как бы тяготясь бездействием и трудно перенося прекращение войны, послал послов к Маркиану 548, императору Восточной империи, заявляя о намерении ограбить провинции, потому что ему вовсе не платят дани, обещанной покойным императором Феодосием 549, и ведут себя с ним обычно менее обходительно, чем с его врагами. Поступая таким образом, он, лукавый и хитрый, в одну сторону грозил, в другую направлял {226} оружие, а излишек своего негодования [излил], обратив свое лицо против везеготов. Но исхода тут он добился не того, какой имел с римлянами. Идя обратно по иным, чем раньше, дорогам, Аттила решил подчинить своей власти ту часть аланов, которая сидела за рекой Лигером 550, чтобы, изменив после их [поражения] самый вид войны, угрожать еще ужаснее. Итак, выступив из Дакии и Паннонии, провинций, где жили тогда гунны и разные подчиненные им племена,
{227} Аттила двинул войско на аланов. Но Торисмуд, король везеготов, предвосхитил злой умысел Аттилы с не меньшим, чем у него, хитроумием: он с крайней быстротой первый явился к аланам и, уже подготовленный, встретил движение войск подходившего Аттилы. Завязалась битва почти такая же, какая была до того на Каталаунских полях; Торисмуд лишил Аттилу всякой надежды на победу, изгнал его из своих краев без триумфа и заставил бежать к своим местам. Так достославный Аттила, одержавший так много побед, когда хотел унизить славу своего погубителя и стереть то, что испытал когда-то от везеготов, претерпел теперь вдвойне и бесславно отступил.
{228} Торисмуд же, отогнав гуннские полчища от аланов без всякого ущерба для себя, отправился в Толозу, но, создав для своих мирное существование, заболел на третий год царствования и, когда выпускал кровь из вены, был убит 551, потому что Аскальк, враждебный ему его клиент, рассказал, что (у больного] отсутствовало оружие. Однако при помощи одной руки, которая оставалась у него свободной, он схватил скамейку и убил несколько человек, покушавшихся на него, став таким образом мстителем за кровь свою.
{229} После его смерти ему наследовал в королевстве везеготов брат его Теодерид 552, который скоро нашел себе врага в Рикиарии 553, короле свавов, своем зяте. Этот самый Рикиарий, опираясь на родство свое с Теодеридом, решил, что ему надлежит захватить чуть ли не всю Испанию. Он считал удобным для отторжения время, когда еще можно было попробовать [пошатнуть] неустановившееся начало правления. {230} Местом поселения свавов были раньше Галлиция 554 и Лизитания 555, которые тянутся по правой стороне Испании по берегу океана, имея с востока Австрогонию 556, с запада на мысу - священный монумент Сципиону Римскому 557, с севера - океан, с юга - Лизитанию и реку Таг 558, которая, перемешивая с песками своими золотой металл, влечет богатство вместе с дрянным илом. Оттуда-то и вышел Рикиарий, король свавов, намереваясь захватить целиком Испании. {231} Зять его Теодорид, по умеренности своей, послал к нему послов и миролюбиво передал, чтобы он не только отступил из чужих пределов, но и не дерзал покушаться на них и подобным честолюбием не вызывал к себе ненависти. Он же преспесиво изрек: "Если уж и на {232} это ты ропщешь и упрекаешь меня, что я пришел только сюда, то я {233} приду в Толозу, в которой ты сидишь; там, если будешь в силах, сопротивляйся!" Услышав это, разгневался Теодорид и, заключив мир с остальными племенами, пошел походом на свавов, имея верными себе помощниками Гнудиуха и Гильпериха, королей бургундзонов. Дело дошло до сражения близ реки Ульбия 559, которая протекает между Астурикой 560 и Иберией 561. Завязав бой, Теодерид вместе с везеготами вышел из него победителем, так как боролся за справедливое дело, а племя свавов было повержено чуть ли не все вплоть до полного уничтожения. Их король Рикиарий бежал, покинув разбитое войско, и сел на корабль, но, отброшенный назад бурей на Тирренском море, попал в руки везеготов. Переменою стихии несчастный не отсрочил смерти.
{234} Теодерид-победитель пощадил побежденных и не дозволил зверствовать вне битвы; он поставил над покоренными свавами своего клиента по имени Агривульф. Но тот через короткое время, под воздействием уговоров со стороны свавов, вероломно изменил свое намерение и стал пренебрегать выполнением приказаний, возносясь скорее наподобие тирана: он полагал, что получил провинцию в силу той доблести, с которой он некогда вместе с господином своим ее покорил. Был он мужем из рода Варнов, значительно отдаленный от благородства готской крови, и потому ни к свободе не прилежал, ни верности патрону не соблюдал. Узнав об этом, Теодорид сразу же направил против него отряд, который должен был изгнать его, [лишив] захваченной власти. [Воины] явились без замедления, в первой же стычке одолели его и потребовали соответственной его поступками кары. Тут-то он и почувствовал гнев господина, милостью которого думал пренебречь; схваченный и лишившийся помощи своих, он был обезглавлен. Свавы же, видя погибель правителя, послали жрецов своей страны к Теодериду, чтобы умолить его. Он принял их с подобающей их жреческому сану почтительностью и не только снизошел к свавам, не изгнав их, но, движимый милосердием, разрешил им поставить князя из своего рода. Так и случилось: свавы выбрали себе царьком Римисмунда. Совершив все это и укрепив все кругом миром, Теодерид умер на тринадцатом году своего правления.
{235} С жадной поспешностью наследовал ему брат его Еврих562 и потому был попрекаем неправильным подозрением. Пока все это и многое другое происходило в племени везеготов, император Валентиниан был убит 563 вследствие коварства Максима 564, сам же Максим захватил власть как тиран. Услышав об этом, Гизерих565, король вандалов, пришел из Африки в Италию с вооруженным флотом, вступил в Рим и все разорил. Максим бежал и был убит неким Урсом, римским воином. {236} После Максима, по повелению Маркиана, императора Восточного, Западную империю получил в управление Майюриан 566, однако, и он правил недолго, потому что, когда двинул войско против аланов, нападавших на Галлии, был убит в Дертоне 567, около реки по названию Гира 568. Место его занял Север 569, который умер в Риме на третий год своего правления. Учтя это, император Лев, который в Восточной империи наследовал Маркиану, послал своего патриция Анфемия 570 в Рим, сделав его там принцепсом. Тот, прибыв туда, направил против аланов зятя своего Рекимера 571, мужа выдающегося и чуть ли не единстве иного тогда в Италии полководца. В первой же битве он нанес поражение всему множеству аланов и {237} королю их Беоргу 572, перебив их и уничтожив. Тогда Еврих 573, король везеготов, примечая частую смену римских императоров, замыслил занять и подчинить себе Галлии. Обнаружив это, император Анфемий потребовал помощи у бриттонов.
Их король Риотим 574 пришел с двенадцатью тысячами войска и, высадившись у океана с кораблей, был принят в городе битуригов 575. {238} Ему навстречу поспешил король везеготов Еврих, ведя за собой бесчисленное войско; он долго сражался, пока не обратил Риутима, короля бриттонов, в бегство еще до того, как римляне соединились с ним. Тот, потеряв большую часть войска, бежал с кем только мог и явился к соседнему племени бургундзонов, в то время римских федератов. Еврих же, король везеготов, занял Ареверну 576, галльский {239} город, когда император Анфемий уже умер. Он [Анфемий] соперничал в Риме с зятем своим Рикимером; свирепствовала междоусобная война, и он был убит зятем 577, оставив государство Олибрию 578. В это самое время в Константинополе, израненный мечами евнухов, во дворце умер Аспар 579, первый из патрициев, славный готским своим родом вместе с сыновьями Ардавуром и Патрикиолом: первый был давно патрицием, второй же - цезарем и считался зятем императора Льва 580. Когда Олибрий на восьмом: месяце по вступлении на престол умер 581, цезарем сделан был в Равенне Гликерий 582, причем скорее путем захвата, чем избрания. Но не успело пройти и одного года 583, как Непот 584, сын сестры покойного патриция Марцеллина, сверг его и поставил епископом в Римском порту 585.
{240} Как мы уже сказали выше, Еврих, замечая столько превратностей и перемен, занял город Ареверну, где в то время римским военачальником был Экдиций, благороднейший сенатор и сын бывшего недавно императором Авита 586, который захватил престол всего на несколько дней (пробыв у власти лишь немного дней перед Олибрием, он затем ушел в Плаценцию 587, где был поставлен епископом). Итак, сын его Экдиций, после длительной борьбы с везеготами и не будучи в силах им противостоять, оставил врагу страну и, что особенно важно, город {241} Аревернский и укрылся в более защищенных местах. Услышав об этом, император Непот приказал Экдицию покинуть Галлии и явиться к себе, поставив вместо него магистром армии Ореста 588. Этот же Орест, приняв командование над войском и выступив из Рима на врагов, пришел в Равенну, где задержался и поставил императором сына своего Августула. Когда Непот узнал об этом, он бежал в Далмацию и там, сложив с себя власть, стал частным человеком; бывший недавно императором Гликерий имел там епископию в Салоне.
Спустя некоторое время после того как Августул отцом своим {242} Орестом был поставлен императором в Равенне, Одоакр 589, король торкилингов, ведя за собой скиров, герулов и вспомогательные отряды из различных племен, занял Италию и, убив Ореста 590, сверг сына {243} его Августула с престола и приговорил его к каре изгнания в Лукулланском укреплении в Кампании 591.
Так вот Гесперийская империя римского народа, которую в семьсот девятом году от основания Рима 592 держал первый из августов - Октавиан Август, погибла 593 вместе с этим Августулом в год пятьсот двадцать второй правления всех его предшественников 594, и с тех пор Италию и Рим стали держать готские короли.
Между тем Одоакр, король племен 595, подчинив всю Италию, чтобы внушить римлянам страх к себе, с самого же 596 начала своего правления убил в Равенне комита Бракилу; укрепив свою власть, он держал ее почти тринадцать лет, вплоть до появления Теодориха 597, о чем мы будем говорить в последующем.
{244} Впрочем, вернемся к тому порядку, от которого мы отступили, а именно, каким образом Еврих, король везеготов, заметив шаткость 598 Римского государства, подчинил себе Арелат 599 и Массилию 600. Гизерих, король вандалов, заманил его подарками 601 на это дело, потому что сам он, сильно опасаясь козней против себя со стороны Льва и Зинона 602, подстраивал, чтобы остроготы разоряли Восточную империю, а везеготы - и Гесперийскую 603 и чтобы, пока враги будут раздирать друг друга в обеих империях, самому спокойно править в Африке. Еврих с сочувствием отнесся к этому и, держа в подчинении все Испании и Галлии, покорил также бургундзонов; он умер в Арелате, на девятнадцатом году своего правления 604. Ему наследовал собственный его сын Аларих, воспринявший королевство везеготов девятым по счету 605, начиная от того великого Алариха. То же самое, что было с Августами, о которых мы говорили выше, произошло, как известно, и с Аларихами: царства часто кончаются на тех самых именах, с каковых они начались. Однако, включив все это между прочим, продолжим, по нашему обещанию, сплетать [историю] происхождения готов.
Ввиду того что, следуя сказанному старшими писателями, я, насколько {245} сумел, развил [те события], когда оба племени, остроготы и везеготы, составляли еще одно целое, а также с достоверностью проследил [историю] везеготов, уже отделившихся от остроготов, придется нам вновь вернуться к древним их скифским поселениям 606 и представить так же последовательно генеалогию и деяния остроготов. Про них известно, что по смерти короля их Германариха 607 они, отделенные от везеготов и подчиненные власти гуннов, остались в той же стране 608 причем Амал Винитарий удержал все знаки своего господствования 609. Подражая доблести деда своего Вультульфа, он, {246} хотя и был ниже Германариха по счастью и удачам, с горечью переносил подчинение гуннам. Понемногу освобождаясь из-под их власти и пробуя проявить свою силу, он двинул войско в пределы антов 610 и, когда вступил туда, в первом сражении был побежден, но в дальнейшем стал действовать решительнее и распял короля их Божа 611 с сыновьями его и с семьюдесятью старейшинами для устрашения, {247} чтобы трупы распятых удвоили страх покоренных 612. Но с такой свободой повелевал он едва в течение одного года: [этого положения] не потерпел Баламбер 613, король гуннов; он призвал к себе Гезимунда, сына великого Гуннимунда, который, помня о своей клятве и верности, подчинялся гуннам со значительной частью готов, и, возобновив с ним союз, повел войско на Винитария. Долго они бились; в первом и во втором сражениях победил Винитарий. Едва ли {248} кто в силах припомнить побоище, подобное тому, которое устроил Винитарий в войске гуннов! Но в третьем сражении, когда оба [противника] {249} приблизились один к другому, Баламбер, подкравшись к реке Эрак 614, пустил стрелу и, ранив Винитария в голову, убил его; затем он взял себе в жены племянницу его Вадамерку и с тех пор властвовал в мире над всем покоренным племенем готов, но однако {250} так, что готским племенем всегда управлял его собственный царек, хотя и [соответственно] решению гуннов.
Вскоре после смерти Винитария стал править ими Гунимунд, сын могущественнейшего покойного короля Германариха, отважный в бою и выдающийся красотою тела. Он впоследствии успешно боролся против племени свавов. После его смерти наследовал ему сын его Торисмуд, украшенный цветом юности, на второй год своего правления он двинул войско против гепидов и одержал над ними большую {251} победу, но убился, как рассказывают, упав с коня. Когда он умер, остроготы так оплакивали его, что в течение сорока лет никакой другой король не занимал его места, для того чтобы память о нем всегда была у них на устах и чтобы подошло время, когда Валамер обретет повадку мужа; [этот Валамер] родился от Вандалария, двоюродного брата [Торисмуда]; сын же последнего Беремуд, как мы сказали выше, пренебрег племенем остроготов из-за гуннского господства [над ними] и последовал за племенем везеготов в Гесперийские страны; от него-то и родился Ветерих. У Ветериха был сын Евтарих, который, вступив в брак с Амаласвентой, дочерью Теодериха, вновь объединил разделившийся было род Амалов и родил Аталариха 615 и Матесвенту 616. Аталарих умер в отроческих годах, а Матесвента, привезенная в Константинополь, родила от второго мужа, а именно от Германа 617 (племянника императора Юстиниана), но уже после смерти мужа, сына, которого назвала Германом.
{252} Однако, чтобы соблюдался порядок [изложения], с которого мы начали, следует нам вернуться к потомству Вандалария, распустившегося тройным цветком 618. Этот Вандаларий, племянник Германариха и двоюродный брат вышеупомянутого Торисмуда 619, прославился в роде Амалов, родив троих сыновей, а именно Валамира, Тиудимира и Видимира. Из них, наследуя сородичам, вступил на престол Валамир в то время, когда гунны вообще еще властвовали над ними [остроготами] в числе других племен. {253} И была тогда между этими тремя братьями такая [взаимная] благосклонность, что удивления достойный Тиудимер вел войны, [защищая] власть брата, Валамир способствовал ему снаряжением, а Видимер почитал за честь служить братьям. Так оберегали они друг друга взаимной любовью, и ни один не остался без королевства, которым и владели они все втроем в мире [и согласии]. Однако так им владели, - о чем часто уже говорилось, - что сами [в свою очередь] подчинялись власти Аттилы, гуннского короля 621; им не было возможности отказаться от борьбы против своих же родичей, везеготов, потому что приказание владыки, даже если он повелевает отцеубийство, должно быть исполнено. И не иначе смогло любое скифское племя 622 вырваться из-под владычества гуннов, как только с приходом желанной для всех вообще племен, а также для римлян смерти Аттилы, которая оказалась настолько же ничтожна, насколько жизнь его была удивительна.
{254} Ко времени своей кончины он, как передает историк Приск 623, взял себе в супруги - после бесчисленных жен, как это в обычае у того народа, девушку замечательной красоты по имени Ильдико. Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения и отяжеленный вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его. Так опьянение принесло постыдный конец прославленному в войнах королю.
На следующий день, когда миновала уже большая его часть, королевские прислужники, подозревая что-то печальное, после самого громкого зова взламывают двери и обнаруживают Аттилу, умершего без какого бы то ни было ранения, но от излияния крови, а также плачущую девушку с опущенным лицом под покрывалом. Тогда, {255} следуя обычаю того племени, они отрезают себе часть волос и обезображивают уродливые лица свои глубокими ранами, чтобы превосходный воин был оплакан не воплями и слезами женщин, но кровью мужей 624.
В связи с этим произошло такое чудо: Маркиану, императору Востока 625, обеспокоенному столь свирепым врагом, предстало во сне божество и показало как раз в ту самую ночь - сломанный лук Аттилы, именно потому, что племя это много употребляет такое оружие. Историк Приск говорит, что может подтвердить это [явление божества] истинным свидетельством. Настолько страшен был Аттила для великих империй, что смерть его была явлена свыше взамен дара {256} царствующим.
Не преминем сказать - хоть немногое из многого 626 - о том, чем племя почтило его останки. Среди степей 627 в шелковом шатре поместили труп его, и это представляло поразительное и торжественное зрелище. Отборнейшие всадники всего гуннского племени объезжали {257} кругом, наподобие цирковых ристаний, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях так поминали его подвиги: "Великий король гуннов Аттила, рожденный от отца своего Мундзука, господин сильнейших племен! Ты, который с неслыханным дотоле могуществом один овладел скифским и германским царствами 628, который захватом городов поверг в ужас обе империи римского мира и, - дабы не было отдано и остальное на разграбление, - умилостивленный молениями принял ежегодную дань. И со счастливым исходом совершив все это, скончался не от вражеской раны, не от коварства своих, но в радости и веселии, без чувства боли, когда племя пребывало целым и невредимым. Кто же примет это за кончину, когда никто не почитает ее подлежащей отмщению?"
{258} После того как был он оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане "страву"629 (так называют это они сами), сопровождая ее громадным пиршеством. Сочетая противоположные [чувства], выражают они похоронную скорбь, смешанную с ликованием.
Ночью, тайно труп предают земле, накрепко заключив его в [три] гроба первый из золота, второй из серебра, третий из крепкого железа. Следующим рассуждением разъясняли они, почему все это подобает могущественнейшему королю: железо - потому что он покорил племена, золото и серебро - потому что он принял орнат 630 обеих империй. Сюда же присоединяют оружие, добытое в битвах с врагами, драгоценные фалеры 631, сияющие многоцветным блеском камней, и всякого рода украшения 632, каковыми отмечается убранство дворца. Для того же, чтобы предотвратить человеческое любопытство перед столь великими богатствами, они убили всех, кому поручено было это дело, отвратительно, таким образом, вознаградив их; мгновенная смерть постигла погребавших так же, как постигла она и погребенного 633.
{259} После того как все было закончено, между наследниками Аттилы возгорелся спор за власть, потому что свойственно юношескому духу состязаться за честь властвования, - и пока они, неразумные, все вместе стремились повелевать, все же вместе и утеряли власть. Так часто преизбыток наследников обременяет царство больше, чем их недостаток. Сыновья Аттилы, коих, по распущенности его похоти, [насчитывалось] чуть ли не целые народы, требовали разделения племен жребием поровну, причем надо было бы подвергнуть жеребьевке, подобно челяди, воинственных королей вместе с их племенами
{260} Когда узнал об этом король гепидов Ардарих 634, то он, возмущенный тем, что со столькими племенами обращаются, как будто они находятся в состоянии презреннейшего рабства, первый восстал против сыновей Аттилы и последующей удачей смыл с себя навязанный его позор порабощения; своим отпадением освободил он не только свое племя, но и остальные, равным образом угнетенные, потому что все с легкостью примыкают к тому, что предпринимается для общего блага. И вот все вооружаются для взаимной погибели, и сражение происходит в Паннонии, близ реки, название которой - Недао 635. {261} Туда сошлись разные племена, которые Аттила держал в своем подчинении; отпадают друг от друга королевства с их племенами, единое тело обращается в разрозненные члены; однако они не сострадают страданию целого, но, по отсечении главы, неистовствуют друг против друга. И это сильнейшие племена, которые никогда не могли бы найти себе равных [в бою], если бы не стали поражать себя взаимными ранами и самих же себя раздирать [на части].
Думаю, что там было зрелище, достойное удивления: можно было видеть и гота, сражающегося копьями 636, и гепида, безумствующего мечом, и руга, переламывающего дротики в его [гепида?] 637 ране, и свава, отважно действующего дубинкой 638, а гунна - стрелой, и алана, строящего ряды с тяжелым, а герула - с легким оружием 639.
{262} Итак, после многочисленных и тяжелых схваток, победа неожиданно оказалась благосклонной к гепидам: почти тридцать тысяч как гуннов, так и других племен, которые помогали гуннам, умертвил меч Ардариха вместе со всеми восставшими. В этой битве был убит старший сын Аттилы по имени Эллак, которого, как рассказывают, отец настолько любил больше остальных, что предпочитал бы его на престоле всем другим детям своим. Но желанию отца не сочувствовала {263} фортуна: перебив множество врагов, [Эллак] погиб, как известно, столь мужественно, что такой славной кончины пожелал бы и отец, будь он жив. Остальных братьев, когда этот был убит, погнали вплоть до берега Понтийского моря, где, как мы уже описывали, сидели раньше готы 640.
Так отступили гунны, перед которыми, казалось, отступала вселенная. Настолько губителен раскол, что разделенные низвергаются, тогда как соединенными силами они же наводили ужас. Дело Ардариха, короля гепидов, принесло счастье разным племенам, против своей воли подчинявшимся владычеству гуннов, и подняло их души, - давно пребывавшие в глубокой печали, - к радости желанного освобождения. Явившись, в лице послов своих, на римскую землю и с величайшей милостью принятые тогдашним императором Маркианом, они получили назначенные им места, которые и заселили.
{264} Гепиды, силой забравшие себе места поселения гуннов 641, овладели как победители пределами всей Дакии и, будучи людьми деловыми 642, не требовали от Римской империи ничего, кроме мира и ежегодных даров по дружественному договору 643. Император охотно согласился на это, и до сего дня племя это получает обычный дар от римского императора. Готы же, увидев, что гепиды отстаивают для себя гуннские земли, а племя гуннов занимает свои давние места 644, предпочли испросить земли у Римской империи, чем с опасностью для себя захватывать чужие, и получили Паннонию, которая, протянувшись в длину равниною, с востока имеет Верхнюю Мезию, с юга - Далмацию, с запада - Норик, с севера - Данубий 645. Страна эта украшена многими городами, из которых первый - Сирмий, а самый крайний - Виндомина 646. Из этого 647 же рода был Бливила, пентаполитанский вождь 648, и его брат Фроила и, в наше время, патриций Бесса 649.
{265} Савроматы же, которых мы называем сарматами 650, и кемандры 651, и некоторые из гуннов поселились в части Иллирика 652, на данных им землях у города Кастрамартена 653. Скиры 654, садагарии 655 и часть {266} аланов со своим вождем по имени Кандак 656 получили Малую Скифию 657 и Нижнюю Мезию 658. Нотарием 659 этого Кандака Алановийямутиса 660 до самой его смерти был Пария 661, родитель отца моего, т. е. мой дед. У сына же сестры Кандака, Гунтигиса 662, которого называли еще База, магистра армии, сына Андагиса 663 (сына Анделы из рода Амалов), нотарием - до своего обращения - был я, Иорданнис, хотя и не обученный грамматике 664.
Руги же и многие другие племена испросили себе для поселения Биццию 665 и Аркадиополь 666. Эрнак, младший сын Аттилы, вместе со своими избрал отдаленные места Малой Скифии. Эмнетзур и Ултзиндур, единокровные братья его, завладели Утом, Гиском и Алмом 667 в Прибрежной Дакии. Многие из гуннов, прорываясь то тут, то там, подались тогда в Романию 668; до сих пор из их числа называют сакромонтизиев и фоссатизиев.
{267} Были еще и другие готы, которые называются Малыми, хотя это огромное племя; у них был свой епископ и примат Вульфила 669, который, как рассказывают, установил для них азбуку. По сей день они пребывают в Мезии 670, населяя местность вокруг Никополя 671, у подножия Эмимонта 672; это многочисленное племя, но бедное и невоинственное, ничем не богатое, кроме стад различного скота, пастбищ и лесов; земли [их] малоплодородны как пшеницей, так и другими видами [злаков]; некоторые люди там даже вовсе не знают виноградников 673, - существуют ли они вообще где-либо, - а вино они покупают себе в соседних областях, большинство же питается молоком.
{268} Итак, возвратимся к тому племени 674, о котором идет речь, т. е. к (племени] остроготов, которые жили в Паннонии 675 [под властью] короля Валамира и его братьев, Тиудимера и Видемира; хотя области их были поделены, но цели объединены (ведь Валамер сидел между реками Скарниунгой и Черной Водой 676, Тиудимер - близ озера Пелсойс 677, Видимер - между тем и другим). И вот случилось, что сыновья Аттилы пошли против готов, как против бежавших из-под {269} их господства и как бы разыскивая беглых рабов; они напали на одного Валамера, тогда как другие братья ничего не подозревали. Но он, хотя и встретил их с малыми [силами], долго изнурял их и разбил настолько, что от врагов едва осталась небольшая часть; о6ращенные в бегство, они направились в те области Скифии, по которым протекают воды реки Данапра; на своем языке гунны называют его Вар 678. В то же время он [Валамер] послал к брату Тиудимеру гонца с радостной вестью, гонец же, в тот самый день как прибыл, обрел в доме Тиудимера еще бoльшую радость: в этот день родился сын Тиудимера Теодорих 679; правда, младенец [происходил] от конкубины Эрелиевы 680, но [возлагали на него] большие надежды.
{270} Немного спустя король Валамир и братья его Тиудемир и Видимир, ввиду того что запоздала обычная выплата от императора Маркиана, которую они получали наподобие стрены 681 и за это соблюдали мирный договор, - послали посольство к императору 682 и узнали, что Теодерих, сын Триария 683, также готского происхождения, но из другого рода, не из Амалов, процветает вместе со своими, {271} связан дружбою с римлянами и получает ежегодную выплату; на них же смотрят с презрением. Охваченные гневом, они взялись за оружие и, пройдя почти по всему Иллирику 684, разграбили и разорили его. Тогда император сразу изменил свое настроение и вернулся к прежней друж6е; он послал [к ним] посольство и не только принес с последним и пропущенные дары, но и обещал в будущем выплачивать их без всякого пререкания; как заложника мирных отношений он получил от них сына Тиудимера Теодориха, о котором мы рассказали выше; он достиг тогда уже полных семи лет и входил в восьмой год жизни. Отец медлил его выдавать, но дядя Валамир умолил его, только бы сохранился прочный мир между римлянами и готами 685.
Итак, Теодорих был дан готами заложником и отвезен в Константинополь к императору Льву; мальчик был красив и заслужил императорскую благосклонность.
{272} После того как установился прочный мир готов с римлянами, готы увидели, что им не хватает того, что они получали от императора; в то же время стремились они проявить присущую им отвагу и потому начали грабить соседние племена, [жившие] кругом; прежде всего двинулись они походом против садагиев, владевших внутренней Паннонией 686. Когда узнал об этом король гуннов Динтцик 687, сын Аттилы, то он собрал вокруг себя тех немногих, которые пока что оставались все-таки под его властью, а именно ултзинзуров, ангискиров, биттугуров, бардоров 688; они подошли к Базиане 689, городу в Паннонии, и, окружив ее валами, начали грабить окрестности. Поняв это, {273} готы там же, где были, приостановили поход, предпринятый против садагиев, и обратились на гуннов; так вытеснили они их, покрыв бесславием, из своих пределов, и с тех пор до сего дня остатки гуннов боятся готского оружия.
Однако уже после того как племя гуннов было, наконец, усмирено готами, Гунумунд, вождь свавов 690, проходя мимо [и направляясь] на ограбление Далмации, захватил бродившие в степях готские стада, потому что ведь Далмация соседит со Свавией 691 и расположена невдалеке от пределов Паннонии, особенно тех мест, где жили тогда готы. Что {274} же дальше? Гунимунд со свавами, опустошив Далмации, возвращался в свои земли, а Тиудимер, брат Валамера, короля готов, не столько скорбя о потере стад, сколько опасаясь, как бы свавы - если эта нажива прошла бы для них безнаказанно - не перешли к еще большей разнузданности, так [бдительно] следил за их прохождением, что глухой ночью, когда они спали, напал на них у озера Пелсода 692 и, неожиданно завязав бой, настолько их потеснил, что даже взял в плен самого короля Гунимунда, а все войско его - ту часть, которая избежала меча, - подчинил готам. Но так как был он любителем милосердия, то, свершив отмщение, проявил благоволение и, примирившись со свавами, пленника {275}своего усыновил 693 и отпустил вместе с соплеменниками в Свавию. Тот же, забыв об отчей милости, через некоторое время затаил в душе коварный замысел и возбудил скиров, которые сидели тогда на Данубии и жили в мире с готами, чтобы они, отколовшись от союза с последними и соединив свое оружие с ним, выступили и напали на готский народ. Готы не ждали тогда ничего плохого, будучи особенно уверены в обоих дружественных соседях. Но внезапно возникает война. Вынужденные необходимостью, они хватаются за оружие и, бросившись в привычный (для них] бой, отмщают за свои обиды. В этом бою был {276} убит король их Валамир: чтобы ободрить своих, он скакал перед войском верхом на коне; испугавшись, конь упал и сбросил седока, который тут же был пронзен вражескими копьями.
Готы так сражались, отплачивая мятежникам и за смерть своего короля и за нанесенное им оскорбление, что от племени скиров почти никого, кто бы носил это имя, - да и то с позором, - не осталось; так все они и погибли 694.
{277} Устрашенные их погибелью, короли свавов Гунимунд и Аларик двинулись походом на готов, опираясь на помощь сарматов, которые подошли к ним как союзники с королями своими Бевкой и Бабаем 695. Они призвали остатки скиров, чтобы те вместе с их старейшинами Эдикой 696 и Гунульфом 697 жестоко сразились, как бы в отмщение за себя; были с ними [со свавами] и гепиды, и немалая подмога от племени ругов 698, и другие, собранные отовсюду племена; так, набрав {278} огромное множество [людей], они расположились лагерем у реки Болии 699 в Паннониях.
После смерти Валамера готы поспешили к брату его Тиудимеру; некогда правивший вместе с братьями, но принявший тем не менее знаки высшей власти, он призвал младшего брата Видимера, разделил с ним заботы войны и, вынужденный [положением], выступил в поход. Завязалось сражение; готам удалось одержать верх настолько, что поле, смоченное кровью павших врагов, казалось красным морем, {279} а оружие и трупы были нагромождены наподобие холмов и заполняли собой [пространство] более чем на десять миль. Увидев это, готы возрадовались несказанным ликованием, потому что таким величайшим избиением врагов они отомстили и за кровь короля своего Валамера, и за свою обиду. А из поистине неисчислимого и разнообразного множества врагов, если кто и смог убежать, то эти, кое-как ускользнувшие, едва вернулись восвояси, покрытые бесславием 700.
{280} Через некоторое время, когда установилась зимняя стужа, река Данубий по обыкновению замерзла, а замерзает поток этот таким образом, что, как скала, держит пешее войско, телеги и сани и любые другие повозки, не требуя уже ни лодок, ни челноков 701. Когда Тиодимер, король готов, увидел, что [река] так застыла, то он повел пешее войско и, перейдя Данубий, внезапно появился в тылу у свавов 702. Та свавская область имеет с востока байбаров 703, с запада франков, с юга - бургундзонов, с севера - турингов. {281} Со свавами в союзе были тогда аламанны 704, которые владели вообще круто вздымающимися Альпами, откуда, низвергаясь с сильным шумом, текут многие потоки в Данубий. Вот в это столь укрепленное место король Тиудимер зимним временем и повел войско готов и победил, разорил и чуть ли не подчинил как племя свавов, так и аламаннов, которые были во взаимном союзе. Оттуда он победителем вернулся в свои места, т. е. в Паннонию, и радостно встретил сына своего Теодориха, которого отдавал заложником в Константинополь и который был [теперь] отпущен обратно императором Львом с большими дарами 705.
{282} Теодорих уже приблизился к годам юности, завершив отрочество; ему исполнилось восемнадцать лет. Пригласив некоторых из сателлитов отца и приняв к себе желающих из народа и клиентов, что составило почти шесть тысяч мужей, он с ними, без ведома отца, перешел Данубий и напал на Бабая, короля сарматов 706, который только что одержал победу над Камундом, римским полководцем, и правил с напыщенной гордостью. Настигнув его, Теодорих убил его, захватил семью с челядью и имущество и повернул с победой обратно к своему родителю. Затем напал на город Сингидун 707, который занимали эти сарматы; и, не возвратив его римлянам, подчинил его своей власти 708.