А тут новый заговор подоспел - тройка руководителей на тайной встрече в Беловежье объявила о выходе России, Украины и Белоруссии из Советского Союза. Вслед за ними быстренько отделились и другие республики. Пока ошарашенный, замордованный народ безмолвствовал, новые политики приступили к построению демократии с рыночно-капиталистическим лицом.
Бурные волны этих реформ докатились и до Обжоровки. Лексикон ее жителей обогатился неслыханными дотоле словами: "рыночная экономика", "приватизация", "валютный курс", "инфляция"... И некоторые вдруг почувствовали неприятную разницу между тем, что было и что стало. "Разве ж раньше могло такое быть, говорили они, - чтобы в одночасье трудящиеся остались без работы и зарплаты, бабульки и дедульки перестали получать пенсии, а детишки лишились яслей, садиков и пионерских лагерей?". К тому же и рубль сильно полегчал, все начали гоняться за долларами, которых раньше никто даже и не видел.
Многие стали недовольными, но только не Георгий Дворкин. После закрытия райкома партии он расстался с райисполкомом и занялся частным предпринимательством. Имея деньги и связи, Дворкин уже вначале приватизации прибрал к рукам опустевшее здание райкома партии, в левом крыле которого открыл свой офис, остальное сдал в аренду филиалу одной фирмы из областного центра. Затем его смелый взор конкистадора устремился на профилакторий. Меч нахальства и злато подкупа завоевали и этот лакомый кусочек. В нем обосновалось первое в истории Обжоровки казино с рулеткой. Дело было поставлено с размахом. К услугам посетителей имелся буфет с изысканными напитками и закусками, уютная гостиничка и сауна с обслугой из девушек с махровыми полотенцами на голых бедрах. Азартные искатели шальных денег съезжались сюда со всей области.
Со временем, нагуляв жирок от казино, Дворкин приватизировал и знаменитый туалет, посещение которого стало обходиться страждущим в сумму не настолько большую, чтобы отпугнуть посетителя, но все же чувствительную для кармана.
Георгий Натанович стал самым богатым человеком в Обжоровке, но никогда не афишировал этого. Однако по мере того, как рос его авторитет, он все больше испытывал неудобство от своей фамилии. Она казалась ему какой-то мелкой, несерьезной и даже унижающей. Дворкин - Задворкин-Дворняшкин...Какая гадость! Такая фамилия может быть только у мальчика на побегушках. Нет, он-то уж, конечно, заслуживает лучшего. Фамилия - это не просто звук, а второе "я" человека, его родословная. Примеряя как модные костюмы разные варианты фамилий, Георгий Натанович наконец сделал окончательный и по его мнению самый удачный выбор. Отныне он будет не Дворкин, а Дворский. Георгий Дворский...Каково! не правда ли, звучит! Так может зваться только приближенный ко Двору Его Величества, гордый, знающий себе цену благородный дворянин, аристократ.
Деньги и связи и на этот раз открыли все двери. Он снова и снова с любовным трепетом всматривался в свой новенький паспорт и декламировал первую графу, чтобы полнее насладиться чудными звуками своей еще не привычной фамилии.
Теперь он и в самом деле почувствовал себя аристократом. Склонность к озорству и шуткам у него еще нет-нет да и прорывалась, но в осанке все больше и больше проглядывала вельможная величавость.
И так страстно захотелось Георгию Натановичу возвыситься над серостью жизни, испытать опьянение от своего превосходства и своей значимости в этом мире, что прямо вот сию минуту ринулся бы к заветной цели.
Он не удивился, когда узнал, что в России появились дворяне, которых советская власть вроде бы извела под корень. Пусть непризнанные властью, но как здорово, что они снова есть! А что такое дворянин? Это полученное по наследству либо дарованное соизволением Государя почетное достоинство за заслуги перед отечеством и Двором Его Величества. С наследственностью у Георгия дела обстояли неважно. Его папа Натан Самуилович Дворкин был потомственным портным из маленького местечка на Житомирщине, успевший в начале войны эвакуироваться в Зауралье до фашистской оккупации. А мама всю жизнь помогала папе шить костюмы. Зато по части заслуг... ну, конечно, они у Георгия есть. Следовательно, он вполне может претендовать на высокий титул. И тут Георгий задумался. А кокой собственно титул ему больше всего подойдет? Барон? Мелковато. Князь? Не выйдет, слишком высоко. А вот граф - в самый раз. Итак, его сиятельство граф Дворский - перед вами, милостивые государи, собственной персоной! Красиво, не правда ли? Симфония, черт побери!
Приняв это судьбоносное решение, будущий граф с усердием приступил к обдумыванию способа перевода его из стадии сладкого зачатия в стадию трудных родов. И такой способ нашелся. Все дороги, как в Рим, вели на лесной кордон, где главным егерем обосновался Иван Иванович Недогонов после того, как покинул хлопотный пост директора лесхоза.
Оказалось, напрасно Дворский боялся, что его новый "Вольво" может пострадать на лесных ухабах. К кордону вела недавно построенная гладко спрофилированная дорога с гравийным покрытием. Чувствовалась заботливая рука областного губернатора, большого любителя охотничьих утех.
Это место было знакомо Георгию. Здесь под охраной егерей поддерживался строгий режим заказника, водились кабаны, лоси, косули, глухари, а на болотных озерцах подкармливались пролетные гуси и утки. В этом охотничьем раю был построен под его руководством гостиничный дом, в котором останавливались и сам губернатор, и депутаты областной думы, и даже московские чиновные гости.
А вот в доме главного егеря бывать Георгию не пришлось. Он, оказывается, стоял поблизости на полянке у ручья. Это был скромный сруб под тесовой крышей с нескладными надворными постройками и с оградой из жердей. Ворота были закрыты, во дворе - никого, и Георгий дважды посигналил. Через несколько минут на крыльцо вышел бородатый мужик, в котором Дворский не сразу узнал Ивана Ивановича. Он раздался в плечах, посвежел на лесном приволье и совсем потерял свой прежний начальственный лоск. На нем были мятые старые брюки и распахнутая камуфляжная куртка, засаленная и в пятнах. В первый момент Иван Иванович держался настороженно и не проявлял особого радушия, видно, не забыл еще про подставные бильярдные шары. Но когда Георгий подарил ему штучную тульскую "вертикалку" с набором патронов, сразу смягчился и пригласил гостя за большой стол под навесом.
- Дома у меня бардак, - сказал Недогонов, - а здесь на вольном воздухе будет хорошо.
Вместе с женой он быстро выставил на стол сало, большое блюдо с вареным мясом, домашнюю колбасу, маринованные грибы, вазочки с медом и вареньем из лесных ягод, помидоры, огурцы, стрелки зеленого лука...
Глядя на все это изобилие, Георгий шутливо заметил, что придется заранее отпускать ремень дырки на три.
- Ничего, мы тут живем по-простому, все свое, натуральное. Пойдет в охотку и не повредит, - успокоил Иван Иванович. - А вот спиртного, извини, нету. Не употребляю, зарок дал.
Когда утолили первый голод, на столе появился самовар, запахло смолистым дымком.
Потягивая зеленовато-черный на смородиновом листе чай, Дворский с любопытством оглядывал большой двор, на котором из всех закутков доносилось мычание, хрюканье, блеяние, квохтанье, гогот, кряканье и писк. Полчища шустрых цыплят шныряли у него под ногами, копошились во дворе и за оградой.
- Сколько ж у тебя всякой живности? - спросил он у хозяина.
- Не считал. Может двести, может триста голов.
- И куда такую прорву деваешь?
- Продаю и себе ни в чем не отказываю. А захочется дичинки - сохатого, либо кабанчика завалю, глухаря добуду. У меня тут с этим без проблем.
- Да ты прямо лесной фон барон. И гостей, наверное, на славу потчуешь?
- А то как же. Они у меня почти каждую неделю бывают.
- Слыхал я, будто сюда не то из Парижа, не то из Москвы собирается пожаловать какая-то высокая особа. То ли великий князь, то ли просто князь, то ли высочество, то ли высокопревосходительство... Так ли это? - с затаенной надеждой задал свой главный вопрос Дворский.
- Вроде так. Обещали быть через две недельки.
- Вот как славно. А у меня к ним одно дельце есть. Ты уж будь другом, Иван Иванович, поспособствуй, сведи меня с ними.
... Расстались они и в самом деле друзьями. Иван Иванович твердо пообещал помочь, а напоследок совсем расщедрился и презентовал Дворскому большую банку лесного меда.
Довольный удачной охотой, его то ли высочество то ли высокопревосходительство не только не отказал Дворскому в аудиенции, но выразил желание посетить Обжоровку дабы познакомиться с кондовой российской глубинкой. Он ожидал увидеть здесь реликты русского крестьянства, этаких мужиков от плуга, в меру простоватых и хитроватых. Однако Георгий Натанович постарался увести его от лицезрения обжоровской экзотики и сразу пригласил посетить свой офис. Здесь-то за шведским столиком с кофе и состоялась их задушевная беседа. Знатный гость - моложавый, поджарый и энергичный, с небольшой плешью на макушке, держался просто и скромно и неосведомленный человек вполне мог бы принять его за конторского клерка. Однако стоило поговорить с ним, как сразу же обнаруживались изысканные манеры и аристократическая вежливость.
Георгий Натанович сначала немного смущался, но видя учтивое внимание гостя, приободрился и вдохновенно отыграл до конца роль страждущего соискателя графского титула. Как хорошо воспитанный человек князь ни разу не прервал его, очень внимательно, с приятным расположением на лице выслушал и пообещал свое полное участие в этом деле.
Меж тем слух о прибытии важной персоны быстро распространился по Обжоровке.
Оказалось, что горячее желание восстановить права на дворянство питает не один Дворский.
Едва отзвучал последний аккорд захватывающей трагедии в исполнении благородного молодого человека, которого злая судьба оторвала от родовых корней, как на сцене появилось новое действующее лицо. Это была очаровательная Пенелопа Снежинская. Она манерно протянула князю руку ладошкой вниз, и он как благовоспитанный человек поцеловал ее. В ответ прекрасная Пенелопа сказала комплимент по поводу мужских достоинств князя. А когда он с похвалой отозвался о ее шарме, расцвела обворожительной улыбкой и пригласила гостя посетить ее скромное жилище.
- Это, конечно, не дворец на острове Итаке, и я не жду своего Одиссея, а вместо прядения полотна пишу картины, чем и зарабатываю на жизнь, - сказала она, демонстрируя превосходное знание творений бессмертного Гомера и при этом намекая на свою свободу от семейных уз. Заметим в скобках, что в прошлом таковые у Снежинской появлялись дважды и оба раза рвались как гнилые вожжи. Причиной тому был строптивый характер и небрежение Пенелопы к домашнему хозяйству.
Поскольку посещение жителей Обжоровки входило в планы дальнего вояжера, он тотчас с благодарностью принял предложение.
Деревянный домик госпожи Снежинской стоял уединенно и был завален картинами, написанными в стиле примитивного кича, - с уродливыми стариками и старухами, голыми бабами с огромными задами и грудями, какими-то странными, фантастическими пейзажами. Одну из своих картин хозяйка подарила князю. На ней в замысловатом сплетении геометрических фигур и линий едва угадывалось лицо пожилого человека.
- Здесь изображен таким, как я себе представляю, - сказала Пенелопа с великосветской непринужденностью, - один из моих предков - польский шляхтич Казимир Снежинский, сосланный в наши глухие края за антиправительственные выступления. Так что, дорогой князь, я тоже знатного рода. И хотела бы с вашей помощью вернуть свое законное звание.
На этом месте их приятный, многообещающий разговор был прерван шумом во дворе. Пенелопа выглянула в окошко и увидела руководителя клубного драмкружка Витюнчика Громовержцева, который делал ей какие-то знаки.
- Извините, дорогая Пенелопа Андреевна, - сказал он, когда та отворила дверь, - не могли бы вы сообщить князю, что его с нетерпением ждет депутация от местной интеллигенции?
Такая встреча, хоть и была предложена несколько не вовремя, тоже входила в планы высокородного гостя, и он согласился тут же принять всех соискателей высочайшей аудиенции. Их, кроме Громовержцева, было двое: бывший неудачный претендент на должность директора лесхоза, так и оставшийся директором дома культуры господин Бессонов и управляющий конторой "Заготживсырье" господин Волкобоев.
Побеседовав с этими милыми людьми, князь получил ценные сведения о том, что Обжоровка до революции, оказывается, была местом ссылки вольнодумцев из дворян.
- Потомками коих мы, ваши покорные слуги, и являемся, милостивый государь, - с театральной галантностью сказал Громовержцев, а Волкобоев добавил: "никогда не посрамивших честь дворянства".
- Посему позвольте принести нижайшее ходатайство о возвращении нам званий благородного сословия, - заключил Громовержцев цель прибытия депутации.
Князь настолько растрогался, что пообещал всем просителям свое полное содействие в восстановлении их исторических прав на высокие титулы.
По прошествии трех месяцев и в самом деле пришла из Москвы гербовая бумага, потрясшая замшелые устои обжоровского быта.
Высочайшим соизволением всем соискателям дворянских титулов, а также Ивану Ивановичу Недогонову было пожаловано почетное баронское достоинство, Дворский же стал графом.
Вот когда по-настоящему пригодились Георгию Натановичу его организаторские способности, выкованные в райкоме комсомола. Новоиспеченные дворяне аки агнцы нуждались в мудром пастыре и в объединении в крепкую организацию. Принося им поздравления, граф Дворский выступил с предложением образовать дворянское собрание и избрать председателя. Однако не всем оно понравилось. Барон Бессонов ехидно заметил, что бывший комсомольский вожак хочет загнать их в общее стойло новой партячейки. Против дворянского собрания высказался и Громовержцев, который всегда был сам по себе и как творчески одаренная натура не любил связывать себя никакими обязательствами, в том числе семейными. По этой причине он, кстати сказать, ни на одной работе подолгу не задерживался и был местным чемпионом по разводам и внебрачным связям.
Встретив сопротивление, Георгий Натанович, повел тихую осаду и в конце концов перетянул на свою сторону большинство. Дворянское собрание благополучно родилось, а Дворский стал его председателем.