1
Встреча с подводной лодкой, на которой Непрядову предстояло служить, оказалась на удивление деловой, будничной. В экипаже Егора приняли так, словно все его давно знали и наконец-то дождались после затянувшейся побывки на берегу. Ему искренне обрадовались ещё и потому, что должность командира БЧ-1 долгое время оставалась не занятой: чтобы вести в море штурманскую прокладку, поневоле приходилось на каждый выход брать "варягов" с соседних лодок.
С облегчением вздохнул командир корабля капитан третьего ранга Христофор Петрович Дубко, когда наконец-то предстал перед ним юный навигатор, только что прибывший в бригаду из училища. Не дав Егору опомниться, командир забросил его чемодан в свою канцелярию на береговой базе, а самого прямиком повёл на пирс.
Дубко внешностью вполне оправдывал свою фамилию. Как лесной великан сутул и кряжист, с густой кроной курчавившихся рыжих волос. В расщелинах каменно-волевого лица будто вмёрзли неподвижные льдинки глаз. "Какой-то тролль, да и только", - невольно заметил Егор, поспешая за молчаливо и широко шагавшим командиром. Первым ввязываться в разговор Непрядов считал для себя верхом бестактности, и потому ничего не оставалось, как тоже молчать.
За деревьями, размалёванными осенним разноцветьем листвы, за приземистыми, прокопчёнными от времени береговыми постройками завиднелось море - такое же неприветливое и стылое, как командирские глаза. Даже чаек нигде не было видно. От подёрнутого дымкой горизонта исходило давление надвигавшегося шторма. Крепкий ветер выскрябывал на воде мелкую нервную рябь. Дышало сырой рыбьей утробой глубины...
К пирсу вела неширокая асфальтированная дорога, тянувшаяся от ворот береговой базы через густой перелесок. С обеих сторон к ней вплотную подступали невысокие кусты вереска, да по-солдатски пропылённые, жёсткие полчища татарника. Ощущалась первозданная дикость земли и моря, существовавшая как бы вне Егорова разумения. Охватив это всё единым взглядом, он ничего ещё не мог осмыслить, сообразуясь с собственным настроением. Так бывает, когда тебя ведут неведомо куда с завязанными глазами, а потом неожиданно сдергивают повязку, ошарашивая видом какого-то незнакомого и жуткого места.
Под ногами загудел деревянный настил пирса. У трапа вытянулся вахтенный матрос, прижимая локтем висевший на плече автомат и приветствуя проходивших офицеров поворотом головы.
- Прибыли, - глухо бросил Дубко, кивая на ошвартованную первым корпусом малую подводную лодку, или попросту "малютку", как их называли на флоте.
Егор окинул её быстрым взглядом с носа до кормы. Узкое тело субмарины походило на запутавшегося в швартовых концах угря, на хребтине которого высоким плавником топорщилась рубка. "Малютка" оказалась далеко не новой постройки: судя по всему, старушка доживала свой век, продолжая служить верой и правдой в предчувствии неизбежной отставки. "Нечего сказать, молчком съязвил Егор. - Чудо корабельной архитектоники, гроза морей и мелких речек!.."
- Что, лейтенант, думаешь: коробочка не подарочек, скорее гроб с музыкой? - насмешливо спросил Христофор Петрович, поймав на Егоровом лице тень разочарования и досады.
- Угадали, товарищ командир, - сознался Непрядов, рискуя показаться нахалом. - Кому-то из наших ребят, надо полагать, больше повезло...
Но Дубко ничуть не обиделся. Его тяжёлый, леденящий душу взгляд даже чуть оттаял, просветлел.
- Не расстраивайся, Егор Степанович, - сказал запросто, как-то по-домашнему. - И на этой коробочке служить можно. Ты полюби её как женщину, как мать или как невесту. Ведь у каждой лодки своя глубинная душа и её надо понять. Суть не в том, чтобы она тебе приглянулась, а чтобы ты ей понравился. Конечно же, лучше заканчивать на ней службу, а не начинать, впервые его жёсткие губы чуть дрогнули в едва заметной улыбке. - Только вот что скажу я тебе: любая беспредельная глубина всегда ж начинается с малого отсчета. Прими суть этой истины пока что на веру, а сердцем и разумом, всем нутром после поймёшь, - и добавил, хитровато прищуриваясь, - если прежде, конечно, не попросишься на берег. И такое бывает.
- Не дождётесь, не так воспитан, - уязвлённо бросил Егор.
- Добро, ловлю на слове, - согласился командир, поначалу вскинувший было от удивления брови и в знак примирения широкой, сильной ладонью запросто подтолкнул Непрядова к трапу.
Ещё недавно, подъезжая на электричке к маленькому прибалтийскому городку, Егор мечтал об этой минуте беспредельного торжества и волнения. Он загодя облачился в парадную форму и даже нацепил кортик, чтобы таким способом запечатлеть своё явление экипажу. Но устраивать в его честь ритуал торжественного построения команды по большому сбору было некогда и незачем. Подлодка готовилась к выходу в море на торпедные стрельбы. Предстояло тотчас принимать штурманские дела и без долгих размышлений "вживаться" в центральный отсек, попутно знакомясь с людьми. Как ни досадно, пришлось убедиться в полной нелепости собственных желаний. Новенькая чёрная тужурка в блеске золотых погон и шевронов, подчёркнутая белизна накрахмаленной сорочки теперь невольно тяготили, казались неуместными и даже вызывающими среди засаленных рабочих комбинезонов, поношенных кителей и роб.
Выручил Теняев, помощник командира лодки. Он как бы между прочим, мимоходом сунул Егору свой хлопчатобумажный китель, хотя и далеко не новый, но вполне подходящий по размеру и даже с подшитым свежим подворотничком. Как и Егор, Теняев был таким же высоким, плечистым и худощавым. Пришлось только на погонах отцепить по две звездочки, чтобы не возвышать себя до капитан-лейтенантского звания, которого пока не выслужил.
На лодке до Непрядова будто никому не было дела. Шло проворачивание механизмов. Люди проверяли приборы и агрегаты, готовили к действию различные системы, крепили к бортам по-походному отсечный инвентарь. И всё-таки Егор ощущал на себе чей-то изучающий, пристальный взгляд. Невозможно угадать, кто же именно уделял ему столь повышенное внимание в царившей на корабле предпоходной суматохе. Только ощущение стеснённости не проходило, заставляя постоянно держаться в напряжении.
На "малютке" Непрядов оказался впервые. До этого случалось проходить практику на подлодках более современных и ёмких, нашпигованных новейшим оборудованием и умнейшими чудо-приборами.
Даже в центральном отсеке теснота как в переполненном вагоне: в проходе можно едва боком разойтись. Шахты перископов и РДП будто в дремучем лесу частоколом стояли посреди отсека, по подволоку плющами проросли жилы электроцепей и трубопроводов. Ещё более тесня пространство, с бортов выпирали переходные коробки, маховики клапанов, туго перехваченные ремнями водолазные сумки. Отсечный сумрак с трудом разгонялся по углам тусклым светом гермоллафонов, прятавшихся где-то на подволоке между змеившимися трубопроводами и кабелями. Здесь устоялся неистребимый запах резины, краски и непросыхавшей влаги.
Надо было осмыслить отсек таким, каков он есть, чтобы уже потом попытаться найти в нём какие-то достоинства и прелести, отвечающие представлениям о подводном корабле его мечты. Не он, Егор Непрядов, выбирал себе здесь службу, она сама нашла его как испытание судьбы. На этой лодке предстояло ходить в море и возвращаться к берегам, погружаться в неизведанные глубины и всплывать. Собственную судьбу следовало непременно соединить с судьбами всего экипажа, чтобы, как водится в подплаве, почувствовать себя своим среди своих.
Егор сосредоточился, прочь отогнал сомнения и начал править на корабле штурманскую службу, как это столетиями делали до него и как во все года делать станут флотские навигаторы. Забравшись в тесную выгородку, Непрядов принялся разбираться в своём хозяйстве. Не потребовалось много времени, чтобы перетряхнуть содержимое выдвижных ящичков стола и маленького сейфа, привинченного к палубе у переборки. Штурманский инструмент, справочники, таблицы, лоции - всё оказалось на своих местах. Видно предшественник, штурмавивший здесь до Егора, хорошо знал и любил своё дело.
Пока не нашлось повода придраться и к подчинённым: каждый из них, судя по всему, неплохо справлялся со своими обязанностями даже в отсутствие командира БЧ. Гирокомпас ещё загодя был запущен и приведён в меридиан. Эхолоты исправно отщёлкивали глубину под килем, и рули послушно перекладывались в пределах заданных секторов.
Ощущение того самого постороннего взгляда, каким тяготился Егор, немного поубавилось, хотя и не исчезло совсем. Но он всё больше успокаивался, с головой уходя в работу. В штурманских обязанностях, как казалось, не было ничего такого, с чем бы невозможно справиться, чего нельзя хотя бы со временем постичь. Непрядов чувствовал к себе доброе доверие, и поэтому также хотелось всем отплатить ответным добром.
Командир представлялся на корабле, конечно же, самым занятым человеком. И всё же он выкроил несколько свободных минут, чтобы лично объяснить Егору обстановку. Предстояло скрытно привести лодку в заданный квадрат и произвести поиск "неприятельского" транспорта, чтобы затем атаковать его практическими торпедами. Роль этого транспорта, как выяснилось, брала на себя плавбаза. Она вышла в море в сопровождении торпедолова на несколько часов раньше.
Внимание Непрядову уделил и торпедист лейтенант Стригалов. Невысокого роста, худенький, он с крайне озабоченным, независимым видом прошмыгнул пару раз мимо штурманской выгородки, подчёркнуто не замечая Егора. Наконец, на третьем "галсе" остановился около выгородки и, как бы впервые заметив Егора, удивлённо спросил:
- Так это ты и есть наш новый штурманец?
- Я и есть, - подтвердил Егор бесстрастным голосом делового человека, которому недосуг болтать.
- Нелегко тебе, дружище, придётся, - предупредил торпедист. - Ты уж не подкачай: стрельба зачётная.
- Не подкачаю.
- А вообще-то, я тебе не завидую, - не унимался Стригалов. - Зачёты на допуск придётся сдавать в темпе бодрого галопа. Кэп шибко не любит, когда с этим делом затягивают - поверь моему опыту.
- Поверю, поверю, - буркнул Егор, затачивая карандаш. Покровительственный тон "торпедёра" был явно ему не по душе, и он спросил:
- Сам-то давно на лодке?
- Почти год.
- Тоже мне, мореман! Вот с этого и начинал бы, - ухмыльнулся Непрядов. - Можешь со мной запросто, - и протянул руку, - Егор.
- Толя, - ответил Стригалов слегка обескураженный, хотя и не теряя надежды сохранить в глазах штурмана свою торпедистскую значимость. Рукопожатие у Непрядова было до боли крепким, внушительным.
Дали команду "По местам стоять, со швартовых сниматься". Стригалов сорвался с места, на ходу застёгивая оранжевый спасательный жилет. Егор вобрался внутрь просторной меховой куртки, предусмотрительно пожалованной боцманом, и зачастил по трапу ботинками, выбираясь на мостик. Тотчас пристроился у пеленгатора, выискивая ориентиры. Самым заметным из них оказалась кирха, высокий шпиль которой рыцарским копьём вознёсся над крышами домов. Кряжистый, усечённый конус проблескового маяка должен был открыться на мысу при выходе из бухты.
Надвигавшийся шторм не сулил ничего хорошего. Небо всё мрачнее пошевеливало бровями мохнатых туч. Корпус и рубка залоснились от мелкого дождя-косохлёста, который временами просеивался небольшими зарядами.
Дубко распоряжался на мостике не торопясь, основательно. Мощный голос позволял ему вполне обходиться без жестяного раструба: у всех, кто оказывался рядом с ним, порой даже уши закладывало. Егор страдальчески морщился, но помощник снисходительно улыбался, давая понять: "Ничего страшного, привыкнешь... Зато силища какая!"
"Ему бы у моего деда в хоре петь, - всё-таки раздражённо думал Егор, цены бы ему не было..." В последнее время Егор всё чаще ловил себя на мысли, что начинает раздражаться по сущим пустякам. Он понимал, что виной всему, конечно же, оставался разрыв с Катей. Как ни старался, не мог он, да и не хотел выкинуть её из своего сердца и уж тем более - из памяти. Мысли о ней неотвязно преследовали всюду, где бы он ни находился. Эти мысли и во сне не давали ему покоя.
И всё-таки Непрядов оставался человеком дела. Он мог заставить себя при необходимости мыслить и поступать вопреки собственной слабости. Во всяком случае, никто на мостике даже не догадывался о личных Егоровых невзгодах, тяготивших ему душу. Быть может, в его характере сухости прибавилось, ну так ведь надо было кому-то его знать прежним, чтобы сравнить с нынешним.
Отдали швартовы. Электромоторы неслышно заработали на винт, взбаламучивая по бортам холодную, тугую воду. Лодка задним ходом начала отваливать от пирса. Берег со всеми постройками, кустами и деревьями нехотя подался в сторону, как бы с трудом отторгнув от себя собственную частицу, какой была ограждённая размахами бортов корабельная палуба.
Посреди гавани лодка развернулась, гукнула напоследок ревуном и нацелилась острием форштевня в распадок боновых заграждений. Утробно кашлянув, заработали дизеля, подмешивая к промозглой сырости сладковатый запах солярового дыма. Егор взял первый пеленг на кирху и заученно, почти не касаясь ботинками перекладин, провалился в шахту рубочного люка. Через пару минут появилась тоненькая карандашная линия истинного курса лодки самого первого в самостоятельной штурманской жизни Егора Непрядова, за точность которого он теперь уже нёс личную ответственность.
Сразу же за бонами дохнуло крепким ветром. Круче пошла ядрёная волна. Море начинало дышать тяжело и хрипло, будто простудившийся исполин, собиравшийся безудержным штормовым кашлем сотрясти могучую грудь. Лодку начало сильнее уваливать с борта на борт. Она будто примерялась, как ей поудобнее улечься на волне, чтобы перетерпеть начинавшуюся качку.
Через полчаса хода мутная дымка наглухо запеленала отдалявшийся берег. Какое-то время подмигивали ещё тусклые проблески маяка, но и они вскоре исчезли. Непрядов повёл прокладку по счислению.
Командир изредка заглядывал в его карту, но серьёзных замечаний не делал. Судя по всему, работа молодого штурмана пока что его устраивала. Но Егор понимал: главная для него проверка начнётся в момент поиска и торпедной атаки - вот когда всем станет ясно, на что он способен и стоит ли ему вообще доверять что-либо серьёзное.
День прошёл незаметно. Непрядов не чувствовал особой усталости, потому что ещё с курсантской поры научился пересиливать качку. Она даже не влияла теперь на его аппетит, как это случалось раньше. В обед он не отказался от наваристого рассольника, съел приличную горку макарон по-флотски. А уходя из кают-компании набил карманы сухарями, по-привычке, во время шторма всегда хотелось чего-нибудь пожевать.
Стоявшие на вахте матросы зауважали Егора, когда определили, что качка его не берёт. Без труда наладился контакт и с командиром отделения рулевых старшиной первой статьи Рустамом Бахтияровым. Стройный, приятно улыбающийся узбек с лёгким румянцем на смуглом лице сам подошёл и запросто представился. Они накоротке поговорили об отсечных делах и оба остались друг другом довольны. Рустам, судя по всему, был толковым специалистом. Сложнее оказалось с гидроакустиком Петром Хуторновым. Когда Егор заглянул в его рубку, тот блаженно дремал, сидя в кресле и прикрыв глаза ладонью. Аппаратура была включена, в динамике трещало и посвистывало.
- Спите? - сказал Егор со сдержанной угрозой.