Всадники, проведя Бабека и Абдуллу перед Меджлиси-шурта-ной, доставили их сначала во дворец Афшина в квартале Матира. Горожане обступили дворец. Толпа росла. Купцы, ремесленники и священнослужители раздавали милостыню нищим и убогим. Наемники, обладающие звучными голосами, распевали оды в честь халифа.
Благодарение аллаху,
о, светоч мира, Мотасим!
Мы славим блеск твоей победы,
да будет он неугасим!
И торжеству, и ликованью,
придав невиданный размах,
Тебя, могучий победитель,
благославляет сам аллах.
Твоя великая победа
вершина беспрерывных сеч,
Блестящий, словно меч заветный,
священный меч, небесный меч.
И стар, и млад вывалили на улицы и площади. Каждый, кто способен был двигаться, спешил поглазеть на Бабека. Был в толпе и слепой дервиш, когда-то освобожденный Бабеком. Он стоял у дворцовых ворот с кешкюлем на руке, опираясь на остроконечный посох.
Сильный ветер раздел слепого дервиша. Бог знает, где были сейчас его старая островерхая шапка, обшитая мохнатой коричневой шкурой, и поношенная ряса. Ветер беспорядочно растрепал и спутал его длинные волосы и бороду. Лицо этого несчастного, иссеченное глубокими морщинами, было скорбно. Постукивая оземь посохом, заменявшим ему глаза, он, забыв, что может окоченеть на морозе, пел:
О смерть! Ты надежды повергла во прах,
Мы рады уже находиться в слезах,
Ты ужасом нас подавила давно,
Опомниться весело нам не дано.
Вокруг дервиша собрались женщины в черных чадрах, потерявшие в войне с хуррамитами мужей, сыновей и братьев. Не вникая в смысл выкрикиваемых им слов, они плакали навзрыд. А дервиш мысленно желал счастья Бабеку.
- О боже, всемогущий и всемилостивейший, зарони в сердце халифа Мотасима милосердие и снисхождение. Бабек - сердобольный человек. Однажды в Багдаде он мне подал целый дирхем. В Хаштадсаре я заслужил смерть, но он не умертвил меня. Сказал: "Ступай! Слепой птице гнездо вьет сам бог". А сегодня, кажется, четвертый день месяца сафар150. И в месяце этом проливать кровь - грешно.
Вокруг Джума мечети и Райского сада собралось неисчислимое множество детей. Голодные, они жались к стенам. Отъевшиеся купцы кидали им мелкие монеты, чтобы они громко читали стихи, порочащие Бабека. И дети, еще ничего не смыслящие в делах этого мира, делали то, чего требовали от них взрослые.
Близилось время полуденного намаза. Сейчас Бабека должны были перевезти из дворца Афшина во дворец халифа Мотасима. Вдруг возле дворца поднялся шум.
- Бабека ведут!
- Вон он!
- Подвинься, дай нам тоже глянуть!
Завопили сбитые в давке. Толпа сдвигалась все тесней, ряды колыхались, как волны. Все приподнимались на носки, вытягивали шеи. Два купца толкали один другого.
- Ради бога, наклони голову, я тоже посмотрю!
- Я увидел, а ты обойдешься и так.
- Вон, во-оон! Вижу, вижу. Ишь, сколько на нем цепей! И руки-ноги в кандалах.
- Если бы Афшин не заковал этого баззского дьявола, тот много бы чего натворил.
- О боже мой, он прямо на семиглавого дива похож!
- Где он, где? Дайте гляну! Жаль, стражники его внутрь ввели. Не дали разглядеть как следует.
- Ничего, наглядимся, когда повесят.
- Так сначала же голову отрубят, а я хотел лицо его увидеть. А брата его, Абдуллу, я и не заметил.
- Абдуллу бросили в подземелье афшинского дворца. Говорят, его оттуда в Багдад повезут. Халиф повелел, чтобы для устрашения правитель Багдада Исхак ибн Ибрагим казнил Абдуллу, а тело его повесил на мосту Рас-аль-Чиср. И тело его будет висеть там, пока не сгниет и не рассыплется.
- Вот бы и на него глянуть!..
- Будем здоровы, выпадет дорога в Багдад, там и наглядимся на него.
- А что сделают с этим кяфиром Бабеком?
- Говорят, будет казнен в Самире, а тело повешено на окраине города. И его тело там останется, пока не высохнет и не раскрошится. Говорят, всех пойманных хуррамитов убьют и поволокут туда же. Все вместе покачаются на ветру. Говорят, в Табаристане есть еще Мазьяр, его тоже поймают и повесят с Бабеком рядышком.
- Наверно, окраину города затем и выбрали, что там проходят караваны кяфиров, пусть любуются.
- Да, ты угадал!
Дервиши до небес превозносили Афшина, который обманом завлек Бабека в западню.
Афшин себя в пламя
Решился облечь,
И разум блистал его
Так же, как меч.
Светильник халифа
Бабек отвергал,