- Вы сейчас от него? Вам что-нибудь сказали?.. Ради бога!..
- Сказали-с... От него, от него-с!.. Но видать его не видал: не допустили... Родного дядю не допустили, - может быть, вас допустят... Вы ему кто приходитесь, Илье?..
Он говорил шумовато, как всегда, и выныривал шеей из воротника шубы после каждой фразы.
- Если вас, дядю, не допустили, то меня, значит, и подавно!.. Значит, он очень плох, Илья!.. Боже мой!
И как-то сами собой покатились по ее щекам частые слезы.
- Сказали: "Особых причин для беспокойства нет"... Так буквально сказали, - смягчился старик, следя за ее слезами, как они катились по щекам и падали. - Буквально именно так: "особых причин"... Неособые, поэтому, остаются... Одну пулю, изволите видеть, нашли на диване, другая в шубе застряла, а третья - собачка - в нем...
- В нем?..
- Но сидит, однако, под кожей: нащупали... Сегодня достанут...
- Ну слава богу!.. - перекрестилась Наталья Львовна.
- Слава богу!.. И я точь-в-точь то же сказал... А вы, стало быть, с моим племянником хорошо знакомы?
- Еще бы!.. Я!..
- У-г-у... Та-ак... Да вы уж и с этим, с Алексеем-то Иванычем проклятым, не знакомы ли?
- И с ним знакома...
- Так вот через кого, стало быть, племянник-то мой... - приготовился сказать что-то ядовитое очень Асклепиодот, но Наталья Львовна перебила его, как будто сожалеющим тоном:
- Не через меня, - нет!.. Не через меня!..
А Макухин в этот самый момент вспомнил наконец, где он видел этого шумоватого старика раньше, и сказал медленно:
- Как будто видал я где-то вашу личность... Кажись, судно одно мы с вами не поделили в Керчи: вы его под хлеб фрахтовали, а я под камень...
- А-а, хлюст козырей!.. - вдруг дружелюбно хлопнул по плечу Макухина старик. - "Николая" у меня перебил, помню!.. Ну, хорошо, что не грек!.. Поэтому я тогда уступил: вижу, - свой!.. А греку ни за что бы не дался... Помню!..
Но вдруг еще что-то, видимо, вспомнил, потому что добавил, спохватясь:
- Надо мне тут в одно место слетать...
И, повернувшись к одному из корпусов, вдруг пошел не прощаясь, даже не кивнув шапкой.
- Когда же... Когда же его можно увидеть? - крикнула вслед ему Наталья Львовна. - Сегодня нельзя?
Старик остановился на полушаге, стал вполоборота и отозвался вполголоса, но едко, метнув в нее селезневый взгляд:
- А вам какая же экстренность сейчас его тревожить?.. Раз "особых причин", сказано, нет, - увидитесь в свое время.
И Наталья Львовна поклонилась ему почтительно, опять сказавши:
- Ну, слава богу, что нет!..
Это потому, что вспомнила она вдруг очень ярко разбитую ее пулей розовую лампадку и кошку с задранным кверху стремительным хвостом.
И Макухину сказала она кротко:
- Ну что же, поедем? - и пошла к воротам, но когда дошла уже, прокричал ей вслед Асклепиодот:
- В хирургическом отделении!.. В этом корпусе - второй этаж!.. А приемный день - четверг!.. В три часа!..
И, обернувшись на его крик, еще два раз подряд поклонилась ему Наталья Львовна почтительно, как девочка, и безмолвно.
- Теперь куда же? В тюрьму?.. Как там Алексей Иваныч бедный... Он, наверное, там уже? - спросила Наталья Львовна Макухина, когда отъехали они от ворот больницы.
Макухин отозвался:
- Подождем денек, - зачем спешить... Алексею Иванычу теперь сидеть долго: успеем.
- Долго?.. Как долго?
- До суда... сколько там, пока следствие... Полгода... может быть, год.
- Си-деть до су-да го-од? - испугалась она и заглянула ему в лицо, не шутит ли.
- Сидят люди!.. Ну, раз, конечно, раненый поправится, суд ему гораздо легче будет.
- Да ведь он и сам болен!
- На суде разберут.
- А теперь?.. Надо поехать к адвокату!.. - вспомнила Наталья Львовна и добавила:
- Как же это: на суде разберут, а до суда целый год сидеть?
- Да ведь раз он на такое дело шел, - должен же он знать и... и думать, что сидеть - не миновать потом!..
- Ничего он этого не знал... и не думал!
Повернул к ней все лицо в пушистых подусниках Макухин и, улыбаясь, но не осуждающе или насмешливо, а как взрослые детям, сказал:
- Значит, выходит, - вам их обоих жалко: Илью, - этого своим порядком, а Алексея Иваныча - своим?
- Что это? - не поняла она.
- А вот дядя его, старик этот, он Алексея Иваныча, похоже, ненавидит, - объяснил Макухин.
- Он ненавидит, а я жалею, - догадалась она. - Да, мне жалко... очень... Я ведь его понимала очень... Когда он мне говорил про свое, я его понимала... Я ведь только не знала, что это - Илья!.. А вам не хочется к адвокату?