- Ну, так и я на тот.
- Не дело, не дело, купцы!.. Ладился одного везти, садятся двое!.. Слазь!..
Афанасий взял за плечо Макара, но тот вытянул ехидно:
- Ты-ы потихонь!.. Я в силах за себя уплатить.
- А сколько это ты уплотишь?
- Да уж больше, чем с него, с меня не возьмешь...
- Давай сейчас трояк!
- У-ди-вил! - покачал головой Макар, вынул кошелек из запачканной замши и нашел в нем зеленую бумажку.
Федор пожал плечами и отвернулся.
- А дом на кого же бросил? - спросил он, когда уже отчалили.
- А моя баба там.
- Смотри, ежели что стянет, - зло буркнул Федор.
- Да уж много не стянет, - куда ей!.. Больше твоей не стянет!
И заиграл желваками.
Федор поглядел на него, на приземистого, курбатого Афанасия, на море в мелких беляках - не ехать было нельзя, отделаться от Макара тоже нельзя.
- Так бора, говоришь, может быть?
- Очень просто, - ответил Афанасий, выгребая за пристань.
- Ну, авось!
- Авось да небось - их два брата, как все одно вас.
Работая веслами против волны, он выбрался на чистое место, здесь поднялся, огляделся кругом и потянул носом.
- На Палац-горе вон черта белого видали?.. Как выезжали, ведь не было, - откуда взялось?..
Поднявшись, разглядел Федор над самым выступом Четырдага кусок белого облака, круглого, плотного и ледяного на вид.
- Может, так, - сказал равнодушно.
- Так ли, не так, - все одно, - буду парус ставить.
В фуражке приплюснутой, маслянистой, с жилками синими и багровыми на скуластом лице, добротном, но с недобрыми запавшими глазами, Афанасий развернул парус, натянул его, и он сразу захлопал, ловя низовку, как утка крылом; Макар сидел напыженно, мешая матросу крепить парус, и тот прикрикнул на него:
- Черт лесовой!.. Именинник ты, что ли?.. Подвинься! Тебе говорю!
- Говорить - говори, а ругаться оставь! - отозвался надменно Макар, но Афанасий поглядел на него еще злее.
- Тут тебе не земля!.. Это тебе море, - понял?.. А я тут у себя на ялике все одно что капитан... На берег выйдем, судись со мной, а в море обязан ты меня слушать!
Ветер влег в парус до отказа, и вплоть до поворота берега, до того мыса, за которым скрывался уже городок, ялик, покачиваясь, кряхтя, разбивая барашки волн в мелкие брызги, бежал с веселящею даже Федора быстротою, и Афанасий, налегая на корме на руль, несколько отошел и бросил ему отрывисто:
- Водку взял?
- Откуда?
- Из лавки.
- Зачем? - удивился Федор.
- Неужто не взял?.. Очень глупо сделал.
Перевел спрашивающий взгляд на Макара и презрительно сплюнул в хлюпающую у бортов воду:
- Ку-упцы!
Несколько раз потом, отрываясь от воды запавшими глазами, взглядывал он то на Федора, то на Макара зло и презрительно.
Как все в городе, он знал, что когда-то братья были ровни между собою и с ним, но теперь, когда разбогател Федор, было зло на него, что разбогател, и зло на Макара, что стережет он братнино добро, как цепной пес. И с той беззастенчивостью, с какою принято смеяться над чужою глупостью в народе, подмигивая Федору, спросил Макара:
- Проверять свое хозяйство едешь?.. Надо, надо!.. В отделку там без тебя ребята разбаловались!
Макар, покосившись на него (он сидел отвернувшись), отозвался:
- Ты себе свое дело смотри!
А Федор спросил:
- Ты, Афанасий, туда часом не заезжал?.. Как там?
Афанасий подумал и сказал, смотря на Макара:
- Неделю назад там был. Рожнов твой известку сюда пригонял, а туда харч возил.
Кроме каменоломни, дававшей красный гранит, ценимый выше синего, там была у Федора известковая печь, что особенно привлекало Кариянопуло.
- Что же ты мне не сказал? - обернулся Федор к Макару.
- Об чем это не сказал?
- Что Рожнов приезжал...