- Что могло случиться у начальника караула, товарищ командир полка?
"Пропал, совсем пропал". Илюшина прошиб холодный пот. Никогда Киров так его не называл. И в Астрахани, и здесь он всегда звал его просто Илюшей.
- Я думаю, товарищ Киров... Я вспоминаю, что Звягинцев - командир третьей роты - просил разрешения отпустить народ на учение, но я ему не разрешил. Другого ничего как будто бы не могло случиться, товарищ Киров.
Нет, Илюшин не смел выговорить "Мироныч". Он стоял перед Кировым подтянутый, полный тревоги, как командир караульного полка, а не как Илюша.
Потом - кинулся в будку и дал сигнал "Тревога на посту".
Киров подошел к часовому, спросил его:
- Давно служишь в охране?
- Скоро будет три месяца.
- А до этого где служил?
- Немножко работал, немножко вино делал, вином торговал.
- Вином торговал? Ну что же, поезжай домой. Торгуй вином. Это прибыльней, да и спокойней. А тут, того и гляди, можно в трибунал угодить. За сон на посту, например... Ну, иди. Иди, иди! С этой минуты ты свободен. Не вздумай больше идти куда-нибудь в охрану. А сюда мы уж подберем настоящих бойцов. Если нужно будет, они пять смен простоят и глаз не сомкнут. Иди, иди! Не бойся!
Тот недоверчиво посмотрел на Кирова и на командира полка и, зайдя в будку, сунул под мышку узелок с едой, поклонился и ушел, ловко обходя нефтяные лужи.
Киров не сводил с него глаз.
- Ишь ты, вольнонаемный!
По полю, придерживая одной рукой кобуру, другой - фуражку, мчался начальник караула.
Киров потрепал Илюшина по плечу.
- А ты собери бойцов. Приеду на полчаса и поговорю. Ну, будь здоров! Давай-ка вместе очистим твои авгиевы конюшни.
Илюшин от счастья готов был умереть. И он сказал (он снова обрел право называть Кирова Миронычем):
- Спасибо, Мироныч. Буду ждать тебя.
- Ну-ну, приеду.
Илюшин снял буденовку, вытер лоб. Он стоял на посту, смотрел на уходящего по тропке Кирова. Уже давно начальник караула и стрелки стояли перед ним, вытянувшись в струнку, а он с необыкновенной любовью все смотрел Кирову вслед.
2
Было уже светло, но солнце еще не показывалось.
Киров любил рассвет. У него была особая страсть - наблюдать за рассветом, встречать восход солнца. Где бы он ни находился в это время на промысле, на охоте, в лесу, на берегу моря или по дороге домой на пустынных улицах города, - он обязательно останавливался и наблюдал за восходом солнца...
Вот на востоке появилось бледное пятнышко. Пятнышко быстро росло, и серая пелена вокруг него все светлела и светлела. Точно рукой неведомого художника, рисующего рассвет и ищущего нужные ему тона на полотне, к этому светлому фону вдруг стали прибавляться желтые, синие, зеленые и фиолетовые краски, потом все эти краски вдруг стали окрашиваться оранжевым тоном, и весь восток запылал огнем.
Из воды выглянул краешек солнца. Краешек этот был холоден и спокоен по сравнению с той огненной бурей, которая уже простиралась с полнеба вокруг. Солнце будто обозревало воду и землю, раздумывало, стоит ли и сегодня всходить и согревать эти бесконечные просторы. И, словно убедившись, что природа прекрасна, что своим появлением оно пробудит людей к жизни и оживут эти дремотные просторы, - стало подниматься над горизонтом.
Киров посмотрел на часы: восход продолжался три минуты двадцать семь секунд. Солнечная дорога шла через весь Каспий и обрывалась на берегу новой бухтинской земли. Он подошел к самому берегу, где громоздились каменные глыбы для плотины, сел на камень, закурил.
- Нет, вольнонаемные никак не годятся для несения охраны промыслов. Никак! - сказал он вслух и прошелся по берегу. - Вольнонаемные, вольно-наемные, наемные-вольные, - он словно слагал стихи, - и охрана государственного добра... Нелепица!
Он все ходил по берегу, курил, смотрел на горловину Ковша, с двух сторон сжимаемого каменным заграждением, ходил по лесам возводимых на дамбе трех буровых вышек, возвращался, долгим взглядом окидывал появившиеся дымки на горизонте. Что он предложит взамен вольнонаемных?
"Мобилизация коммунистов в охрану? Чистка полка и добор? Передача охраны самим рабочим?"
Он бросил плащ на землю и стал раздеваться.
Позади раздался возглас Тиграна; он бежал по топкой части бухты.
Киров помахал ему рукой и окунулся в воду. Ему было хорошо. Он любил море, солнце и эту тишину, им первым нарушаемую.
- Давай, Тигран! Вода теплая. Может, в этом году больше не придется искупаться.
Тигран добежал до берега, черпнул воду рукой: вода была холодная.
- Не дело делаете, Сергей Мироныч. Разве так рано купаются? Уж сегодня попадет вам, вот скажу Марии Львовне.
- А ты не философствуй и не грози, сам большой! Раздевайся лучше! - И Киров исчез под водой.
Он долго плыл, обозревая дно морское, пугая сонных рыб... Когда же выплыл на поверхность - удивился исчезновению шофера. Но вот Тигран тоже показался из воды недалеко от него.
Киров рассмеялся, поняв, в чем дело.
- А говорил - вода холодная!
Они поплыли друг другу навстречу.
У Тиграна зуб на зуб не попадал - и от холода, и от испуга.
- Все-таки заставили искупаться. Что вы так долго пропадали?.. Полчаса пропадали!
Сергей Миронович поднял над головой заржавленный гаечный ключ.
- Вот этот ключ искал.
- На такой глубине? Ну, Сергей Мироныч, это совсем не дело.
- Дело не дело, а ключ нашел.
- Да чей это ключ?
- Откуда я знаю! Кто-нибудь да уронил. Может, с землесоса. Может, Фома Матвеич.