— Обо мне не беспокойтесь. Я не пропаду, не пропаду!
Теща тряслась с нами. Обхватив руками зеркало, вделанное в длинную узкую тумбочку, приникла к нему грудью — защищала от толчков. Ее правая щека обтирала запотевшее от дыхания стекло.
Я, жалея ее, предложил свои услуги, но теща испуганно затрясла головой:
— Нетучки уж, нетучки! Если ему суждено треснуть, так пусть лучше в моих собственных руках!
Была бы честь предложена.
Грузовик только возле нашего дома, замедлил скорость, но подъехать к нему поближе не было никакой возможности: десятка два машин, если не больше, загруженных, как и наша, домашним скарбом и непременно зеркалом, в котором отражался весь суетливый дворовый мир, столпились тут, как у переправы.
Теща расстроилась, что мы не первые приехали, ска-зала чуть ли не плача:
— Ну вот, спешили, спешили... Что за народ пошел! Поятся, квартиру утащат?
— Но вы этого тоже боялись? — усмехнулся шо-<|>ер.
Дом еще не заселен, а ребятишки уже вовсю хозяйничали во дворе, звенели у обледенелого сугроба, забирались на него и скатывались в снег с визгом, хохотом, теряя шапки, рукавицы. Кто-то уже успел вылепить смежную бабу с носом-морковкой и даже с короной на голове — консервной банкой.
Мне хотелось, чтобы и наш с Клавочкой малыш играл здесь в снегу... Клавочка и слышать об этом не хочет. Теща поддакивает: «Она права, Витя! Дураки вы, молодые, сами себе петлю на шею накидываете, с детьми, считай, молодости нет...»
Л сама ведь молится на свою единственную «доцю», пылинки с нее сдувает.
Но где же Клавочка?
Шофер сказал, что она в кабину не села.
Странно.
Теща забегала, заволновалась:
— Доця, ты где? До-ця-а!
II начали мы бегать по кругу: я за тещей, тесть за мной, потом мои ребята, шофер и тот примкнул, давал указания: «Может, она там? Л за машинами, за теми машинами поищите!»
Клавочки нигде не было. Но не мог же среди бела дня исчезнуть бесследно человек?
Ее украли,— стонала теща. — Увезли! Рассказы-пали, ездит один тут на зеленой машине... Девушек сма-мнпает... О боже, что ж это я ничего не делаю! Надо в милицию заявить, сейчас же заявить надо.
Я попытался ее успокоить, высказал предположение, что Клавочка, вероятно, уже наверху, у квартиры.
— Что ж, о,на, по-твоему, туда через замочную скважину проникла? — Теща, не вынимая из кармана рук, позвенела там ключами. — Господи, с ней случилось что-то, может, ее в живых уже нету!..
— Дайте ключи! — потребовал я.
Она отдала их мне с таким видом, будто никогда назад получить уже не надеялась.
— Пойдемте, бабушка, потихоньку, наверх поднимемся.
— Дайте мне что-нибудь, снесу,— вызвалась она.
— Без вас сделается,— остановил я. — Пойдемте!
Лавируя среди машин, мы с бабушкой сумели пробиться только к парадной, дальше путь заградил сервант: его пытались занести за лифтовую шахту трое мужчин в рабочей одежде. Женщина в черной каракулевой шубке и в такой же шапке, которая ежеминутно съезжала ей на глаза,— она то поправляла шапку, то умоляюще складывала руки на груди и просила:
— Осторожненько, ради бога, я хорошо заплачу, осторожненько...
Я помог подтолкнуть шкаф, и мы с бабушкой пошли вверх по лестнице, отдыхая на каждой площадке.
— Э-э,— вздыхала бабушка. — Это не по мне...
— Лифт будет работать, пешком вам не придется.
— Да, пешком плохо...
Клавочки наверху не было. Я оставил бабушку у дверей нашей квартиры и спустился вниз. Где-то на всю лестницу пели про то, как ревела буря, дождь шумел. Потом: «Степь да степь кругом, путь далек лежит, в той степи глухой умирал ямщик...»
Я, провожая ребят, пообещал устроить законное новоселье.
На тещу жалко было смотреть.
— Чувствует мое материнское сердце, с ней что-то случилось,— стонала она. — О боже, а я тут с тряпками...
Тесть, чего с ним никогда не было, закричал:
— Никуда она не денется! И нечего панихиду по ней служить!
Бабушка притихла в ванной комнате, даже свет там не зажгла, сидела на батарее, горевала.
Я не знал, что и думать. Разделял тревогу семьи: видно, на самом деле что-то случилось. Вызвался пойти в ближайшее отделение милиции — там помогут. Оставаться дальше в неведении было невыносимо.
Но не успел я подойти к двери, как раздался звонок.
— А я три фильма посмотрела! — беспечно заявила Клавочка. — И пообедала в ресторане. Да не смотрите вы на меня так, днем там обеды недорогие, как в обычных столовках.
Тесть сказал:
— Ну и паршивка же ты, Клавдия! Сейчас возьму ремень, задеру юбку и отвожу! Не посмотрю, что замужняя.
Теща быстро подошла к дочери и хлестнула ее ладонью по щеке. А я только взглядом и смог потребовать объяснения: любое слово застряло бы у меня в горле.
— Терпеть не могу чемоданной возни,— сказала Клавочка, взяла меня за руку и потащила в нашу комнату. — Кутерьма на нервы действует. Ой, Витенькаг, наконец-то мы дождались!.. — Разбежавшись, она прыгнула на кровать, покачалась на сетке. — Вы и без меня хорошо справились.
Без нее справились... Страшный суд.
Бабушка ожила, переходила из комнаты в комнату, радовалась, разговорилась: