«Да, — говорит она, — либо здесь, в заведении наподобие колледжа Сары Лоуренс или Брауна, либо, возможно, в Канаде или где-то еще».
«Проблема гуманитарного образования здесь, в Штатах, состоит в том, что — стыдно сказать — мое поколение сделало его очень ненадежным делом. В моде крайний постмодернизм, а беда крайнего постмодернизма — то, что им во многом движут нигилизм и нарциссизм. Иными словами, он не верит ни во что, кроме себя самого. Слишком много сегодняшних диссертаций в гуманитарных науках представляют собой просто попытку нового поколения продемонстрировать свое моральное превосходство, предав анафеме все предшествующие работы в области искусства, науки, литературы и философии. Поэтому культурологические исследования зачастую превращаются, по существу, в терапию самооценки для нового поколения, способ продвижения себя за счет всех тех, кто был раньше».
Это суровые слова, но мне вспомнилась недавняя статья в «Lingua Franca»: «Обзор научной жизни» профессора Франка Лентриччиа, в которой он разоблачает эпидемию нигилизма и нарциссизма, ныне выступающую в качестве культурологических исследований в американских университетах. Она «проистекает из чувства морального превосходства по отношению ко всем авторам, которых человек предположительно описывает». «Эта позиция превосходства, — говорит он, — рассматривает все, что было до нее, как «клоаку, которую литературные критики выставляют на свет божий для блага человечества». Затем он разоблачает ее: «Основная суть является лицемерием, которое принимает такую форму: «Т.С. Эллиот ненавидит гомосексуалистов, а я — нет; значит, я лучше, чем Эллиот». На что надлежит отвечать: «Но Т.С. Эллиот действительно умел писать, а ты не умеешь»». Неудивительно, что Лентриччиа так завершает свой обзор современного состояния гуманитарных наук в Америке: «Ясно одно — невозможно преувеличить напыщенное самодовольство научной литературной и культурной критики». Ох.
«А есть ли что-то хорошее в постмодернистских движениях?» — интересуется Сара.
«О, безусловно. Я критикую экстремистов. Но постмодернизм в целом привнес три, на мой взгляд, очень важных истины: конструктивизм, контекстуализм и плюрализм. Конструктивизм означает, что мир, который мы воспринимаем, не просто изначально дан нам, а частично конструируется нами. Многое — но не все — из того, что мы считали универсальной данностью, в действительности социально и исторически конструируется и потому различается от культуры к культуре. Контекстуализм показывает, что смысл зависит от контекста. Например, в предложениях «спортивный лук» и «лук на грядке» слово «лук» означает совершенно разные вещи — смысл определяется контекстом. Это отводит интерпретации (также именуемой герменевтикой) центральное место в нашем понимании мира, поскольку мы не просто воспринимаем мир, а интерпретируем его. А плюрализм означает, что именно из-за зависимости смысла и интерпретации от контекста — а всегда существует множество контекстов — мы в своем поиске понимания не должны ставить в привилегированное положение ни один отдельный контекст. (Это также называется интегрально-аперспективным, зрительно-логическим или сетевым логическим подходом.)
«Поэтому эти три истины составляют ядро различных постмодернистских движений, и я решительно поддерживаю эти основные истины. В этом смысле я, безусловно, постмодернист. Проблема, как и в случае любого движения, состоит в том, что вы можете взять эти истины и непропорционально раздуть их, в результате чего они становятся внутренне противоречивыми и обреченными на провал. Так, крайние постмодернисты не просто говорят, что некоторые истины являются социально конструируемыми и относительными, а утверждают, что таковы все истины и потому универсальных истин не существует. Но в действительности они претендуют на то, что их собственная истина универсальна. Таким образом, они защищают себя от обвинений, которые выдвигают в адрес всех остальных, и снова мы видим, что в основе их нигилизма лежит нарциссизм».
«Понимаю, — говорит Сара, — так что мы хотим избежать не столько постмодернизма, сколько его крайней разновидности».
«По моему мнению, да. К сожалению, сегодня экстремисты играют заглавные роли на гуманитарных факультетах большинства американских университетов». Еще одно воспоминание из недавней статьи, на этот раз статьи Ричарда А. Познера в «Нью рипаблик»: «Постмодернистский левый край определяется своей оппозицией к ценностям, убеждениям и культуре «Запада», причем «Запад» понимается как сфера физически полноценных гетеросексуальных белых мужчин европейского происхождения и их восточно-азиатских и западно-азиатских «подражателей», наподобие японцев (по Гитлеру, «почетных арийцев») и евреев. Постмодернистский левый край радикально поликультурен, но даже больше того, поскольку «Запад», который он очерняет, не является исторически конкретным: он включает в себя либерализм, капитализм, индивидуализм, логику, науку, ценности, связанные с иудео-христианской традицией, понятие личных достоинств, и возможность объективного познания». Иными словами, нигилистическое отрицание всего на свете, кроме своей собственной ценности: нигилизма, нарциссизма. И унылый вывод: «Левый постмодернизм прочно засел в американских университетах».
«Так где же можно получить хорошее гуманитарное образование?» ─ с естественной озабоченностью спрашивает Сара.
«Ну, один хороший профессор может превратить почти любой университет в стоящее место. В Штатах их множество, нужно просто поискать».
«Я уже думала о нескольких университетах в Канаде, например, Университете Виктории».
Тут снова вступает Сэм.
«Всегда есть Кембридж и Оксфорд».
«Что скажешь, Сара?»
«Я поеду в Лондон в этом году, так что, возможно, я подумаю о них».
«Огромное преимущество таких мест, как Кембридж или Оксфорд, состоит в том, что ты можешь помогать планировать и создавать свою собственную учебную программу, так что сможешь превратить ее в настоящее поликультурное образование, изучая все лучшее, что могут дать Запад и Восток, Север и Юг, не рискуя увязнуть в массовых идеологических программах и глупости крайнего постмодернизма. Мы медленно движемся в этом направлении в Штатах, но пока что...»
Четверг, 10 июля
Сэм затевает проект, который представляется мне исключительным; я согласился быть консультантом. Это документальный сериал под названием «Паломничество», состоящий из шести часовых серий. Каждая серия посвящена человеку, совершающему паломничество в одно из главных религиозных мест и представляет собой рассказ от его лица. Пока намечено таких шесть мест: Шри-Ланка для индуизма, Бодхгайя для буддизма, Гренландия для религии инуитов, Конийя для традиции исламских дервишей, Австралия для традиции аборигенов и Иерусалим для христианства/иудаизма/ислама. Фильм будет распространяться по всему миру путем показа по обычному, кабельному и спутниковому телевидению, а также в кинотеатрах.
За сценарий отвечает Руди Вурлитцер, за музыкальное сопровождение — Филип Гласс. Идея сериала состоит в том, чтобы избежать «антропологического туризма», характерного для фильмов «Нэшнл Джиогрэфик», и вместо этого постараться дать сочетание субъективного путешествия и объективного места паломничества. По пути к святыне каждый герой отдельной серии будет делиться своими надеждами, страхами, желаниями и заботами. Таким образом, подробные красочные съемки объективного места будут соединяться с очень личным рассказом о духовных исканиях. И что самое главное, фильм позволит показать каждую из великих традиций не как пережиток отдаленного и приуменьшаемого прошлого, а как приглашение заняться подлинной духовной практикой и, таким образом, открыть для себя великолепие приближающегося большего будущего.
Пятница, 11 июля
Вечеринка в честь Алекса Грея у меня дома, с Марси, Сэмом, Сарой, Тамми, Кейт, Филом и т.д. Алекс — удивительный человек. И дело не только в том, что он блестящий художник-новатор. У него золотое сердце, и его доброта — признак не слабости, а великой силы. Кроме того, он способен почти самозабвенно восхвалять других, что болезненно редко встречается в нашей ироничной культуре.
Я знал, что Алекс уже в течение некоторого времени работал над книгой об искусстве. Он удивил меня, показав готовый вариант рукописи. В прилагавшемся к ней отдельном томе содержались десятки его поразительных художественных произведений. Сэм предложил опубликовать оба тома, и Алекс был просто ошеломлен. Он едва мог говорить.
Я очень рад за Алекса. Я думаю, он вскоре получит международное признание. Ах, если бы все вечеринки были такими веселыми и такими полезными.
Суббота, 12 июля
Приближается конференция по экопсихологии в Институте Наропы. Экопсихология может гордиться кое-какими замечательными достоинствами. Среди всего прочего, она пытается исцелить болезненное разобщение между познающим субъектом-человеком и познаваемой объективной природой; она стремится покончить с высокомерным антропоцентризмом; она хочет защищать окружающую среду не как «Другого», а как часть нашей глубочайшей Самости. Она считает, что человеческий невроз обусловлен именно этим (необязательным) разрывом между организмом и средой, и ищет пути избавления от многих из наших бед в исправлении этого (самонадеянного) раскола между человеком и природой.
Все это убедительно говорит в пользу экопсихологии. Но меня заботит то, что экопсихология, пытаясь быть подлинно холистическим подходом, в действительности соскальзывает на чисто Нисходящий путь мира флатландии (или «холизма флатландии»), в чем ее и обвиняет Майкл Зиммерман [см. запись от 11 мая]. Вот что меня беспокоит (и это, по существу, касается практически всех разновидностей экофилософии — глубинной экологии, экофеминизма, неоязычества, неоастрологии, экопсихологии):
1. Экопсихология в лучшем случае прекрасно имеет дело с Мировой Душой, Гайей или Эконоэтической Самостью, как бы ее ни называть (уровень 7). Иными словами, это самое большее, подлинный мистицизм природы грубой сферы. Но она полностью игнорирует божественный мистицизм тонкой сферы, бесформенный мистицизм каузальной сферы и интегральный мистицизм недвойственного. (Кажется, экопсихология привлекает некоторых буддистов, но они должны отдавать себе отчет в том, что она имеет дело только с Нирманакайей и не учитывает Самбхогакайю, Дхармакайю и Свабхавикакайю.)
2. Хотя экопсихология в своих лучших вариантах ориентируется на Мировую Душу или Эконоэтическую Самость, в основной массе она, под влиянием до/над заблуждения, путает Мировую Душу (уровень 7) с биосферой (уровень 2). Судя по всему, она не понимает, что Мировая Душа — это то, что превосходит физиосферу (материю), биосферу (жизнь) и ноосферу (ум), — и потому может включать в себя и объединять их все. Вместо этого она просто пытается сводить все к биосфере (что многие критики называют экофашизмом).
3. Даже тем экопсихологам, которые понимают действительную природу Мировой Души, как правило, недостает внутренней технологии преобразования, то есть у них нет каких бы то ни было предписаний, образцов или парадигм для подлинного преобразования сознания на уровень Мировой Души. Они пропагандируют цель, не зная пути к ней. В такой ситуации экопсихология, даже в своих лучших проявлениях, склонна к вырождению в системную теорию и карты флатландии — чисто ментальные понятия, не способные вести к надментальному.
4. Магическую структуру собирательских племен зачастую путают с холистическим охватом зрительно-логического и возвеличивают до такового, и в результате регрессивный экопримитивизм сочетается с системной теорией флатландии, что нередко представляют в качестве «новой парадигмы», которая, скажем, довольно сомнительна.
Короче говоря, по-видимому, лишь немногие экопсихологические подходы понимают природу Мировой Души или Эконоэтической Самости, и среди таковых лишь немногие располагают надежной методикой достижения этого уровня. Почти вся экопсихология под влиянием до/над заблуждения путает Мировую Душу с биосферой, что сводит к нулю внутренние измерения сознания, отвращает людей от подлинно преобразующих практик, способствует регрессии к чисто сенсорно-витальному уровню и содействует распространению точки зрения флатландии, которая и вносит основной вклад в экологический кризис.
Эти критические замечания уже высказывались в ряде пространных примечаний в книге «Пол, экология, духовность» и были повторены в «Краткой истории Всего». Но большинство экопсихологов предпочли игнорировать эту критику и вместо этого сосредоточились на двух тривиальных моментах в «Поле, экологии, духовности», касающихся интерпретации Эмерсона и Плотина. В случае Эмерсона я в одной длинной цитате заменил слово «природа» многоточием, поскольку Эмерсон использует это слово по меньшей мере в трех различных смыслах, что далее становится совершенно очевидно (я дал ссылку на источник цитаты, так что ученые могут проверить это сами; тем не менее я охотно сознаюсь, что это следовало сделать в более явном виде). В случае Плотина я указал, что, если не оговорено иначе, везде используется перевод Уильяма Инге, а затем привел цитату: «Божественное в нас переходит в Божественное во Всем», которая в действительности является переводом Карла Ясперса, а не Инге. Эти незначительные, но прискорбные ошибки были неправленых во всех последующих изданиях, хотя ни одна из них нисколько не меняет обоснованность выводов.
Увы, и поныне, когда многие экотеоретики обсуждают книгу «Пол, экология духовность», то говорят лишь о том, как я исказил Эмерсона и Плотина (я уже отвечал на это ложное обвинение в «Оке Духа», гл. 11, примечания 1, 2 и 3), и в качестве доказательства указывают именно на эти мелочи. Прискорбно, что это позволяет им игнорировать не только мою основную и существенную критику, но и критику самих Эмерсона и Плотина, направленную против мистицизма природы (и потому против почти всех современных форм экопсихологии, глубинной экологии, экофеминизма и неоязычества).
Вот взятое из «Ока Духа» резюме общепризнанной интерпретации точки зрения Эмерсона: 1) природа — не Дух, а символ Духа (или проявление Духа); 2) само по себе чувственное осознание не раскрывает, а затмевает Дух; 3) для раскрытия Духа необходимо Восходящее (или трансцендентальное) течение; Дух может быть понят только при выходе за пределы природы (то есть Дух имманентен природе, но полностью раскрывается только в превосхождении природы, короче говоря, Дух превосходит, но включает в себя природу). Эти положения безоговорочно признают все исследователи Эмерсона.
И Плотин бы полностью согласился с ними. Поэтому забудьте мою критику этих экологических движений: и Эмерсон, и Плотин осудили бы — как верные, но частичные и потому не подлинно холистические — практически все разновидности экопсихологии, поклонения Гайе, неоязычества, глубинной экологии и экофеминизма. Мои критические замечания просто конкретизируют их критику. Но многие экофилософы пытаются избежать всей этой убийственной критики, сосредоточиваясь на том, как в «Поле, экологии, духовности» «искажены» мысли тех, от кого она первоначально исходила.
Главная причина, по которой я об этом упоминаю, состоит в том, что, если бы экопсихология была более последовательной в своих важных попытках понять Мировую Душу, она могла бы в своем заслуживающем уважения духовном проекте пойти еще глубже — в подлинно надличностные области тонких, каузальных и недвойственных явления. Но чтобы это сделать, она должна перестать цепляться за грубый сенсомоторный мир так, будто он представляет собой единственную фундаментальную реальность Космоса. Существуют более глубокие области, более высокие события, более широкие восприятия — от грубых до тонких, каузальных и недвойственных, — ожидающие тех, кто проникнет в Мировую Душу и найдет ее Свидетеля, а оттуда — Один Вкус.
На этом этапе величественные обещания экофилософий могли бы достичь своего осуществления и завершения в Одном Вкусе, который зачастую с самого начала был их замечательным интуитивным предвидением.
Вторник, 15 июля
Господи Боже, Джианни Версаче сегодня рано утром был застрелен прямо около своего дома в Саус-Бич. Сперва думали, что это могло быть как-то связано с его предполагаемыми связями с мафией, — на протяжении многих лет ходили слухи, что он занимался отмыванием денег гангстеров. Но теперь, похоже, что это был Эндрю Кананен, серийный убийца гомосексуалистов.
Это огромная потеря для мира массовой культуры, и грустно, что ему пришлось умереть так бессмысленно. Счастливых смертей не бывает; но многие обретают искупление в моменте трансценденции, ясности, любви или страдания, переживаемого с достоинством. Но бедняге Версаче не досталось ни милосердия, ни славы — только две пули в голову и внезапная темнота.
Это особенно печально потому, что Версаче — помимо своего потрясающего влияния на мир моды — способствовал обновлению Саус-Бич. Причем в такой степени, что, по словам одного телекомментатора, дом Версаче стал «самым знаменитым домом на самой знаменитой аллее самого знаменитого в мире курорта». Впрочем, небольшое преувеличение никогда никому не вредило. Но Версаче удалось объединить миры развлечений и моды, и его смерть стала поистине прискорбной утратой.
В то же время я не могу не вспомнить, насколько мелкой является и, вероятно, всегда будет массовая культура. Когда эстетика грубой сферы осознанно соединяется с тонкой или каузальной глубиной, чувственное разнообразие моды и формы становится богатым выражением Духа, а не его жалким заменителем. Но такова массовая культура — изобилие удовольствий-заменителей, попыток выжать из тела наслаждение, которое можно найти только в полноте Духа, — море желаний, жаждущих бесконечности, океан страстных желаний Всего, находящих взамен жалкие капли временного облегчения — то оргазм, то минуты славы, то элегантную моду, то понюшку кокаина, приготовленные поставщиками глянцевых, притягательных сияющих поверхностей, один из которых был сегодня жестоко убит.
Очень жутко смотреть телевизионные репортажи, поскольку Версаче был застрелен в точности на том месте, где мы с Марси стояли, любуясь его домом, — прямо на ступеньках за железными воротами. Там, где мы стояли, сейчас небольшая лужица крови.
Суббота, 19 июля
Роджер и Френсис заехали погостить на несколько дней по пути в Фетцер, где Френсис организовала конференцию на тему «Духовный интеллект». Завтра приезжает Тони, чтобы отойти от Эйснера и Аспена, так что здесь немного людно, но это приятно.
Понедельник 21 июля
Роджер и Френсис уехали в Фетцер, оставив нас с Тони. Тони несколько лет был практиком и пропагандистом Алмазного Подхода — метода психодуховного роста, основанного Хамидом Али. На самом деле Тони в своей книге «Что действительно важно» дал Алмазному Подходу одну из высочайших оценок. Но теперь, несмотря на то что он продолжает ценить этот подход, у него, кажется, появились некоторые сомнения.
(В «Оке Духа» я посвятил тринадцать страниц критике Алмазного Подхода [гл. 11, примечание 11]. Я считаю, что он является очень важным и крупным шагом вперед в объединении психологии и духовности. Но он содержит и несколько до/над заблуждений, которые делают его опасно неустойчивым, и я решительно подчеркнул это в своей критике. Тони пришел к аналогичному мнению.)
Говоря очень упрощенно, Алмазный Подход предполагает, что в младенчестве мы в принципе начинаем свою жизнь в тесном контакте со своей духовной Сущностью, однако процесс взросления подавляет или приглушает эту Сущность. Такое подавление Сущности оставляет в нашем существе различные «дыры» — разнообразные симптомы, защиты и страдания. Использование психологических методов для устранения этого подавления позволяет нам восстановить контакт с утраченной Сущностью и таким образом привносит в нашу жизнь духовное осознание. Поэтому Алмазный Подход стремится объединить психотерапию и духовность в одну систему. Сейчас он пользуется растущей популярностью.