С заходом солнца крейсеры из группы прикрытия Крэтчли (за исключением флагмана «Австралии», на котором контр-адмирал отбыл к восточному побережью Гуадалканала, где как раз должно было состояться вышеупомянутое совещание) патрулировали в прибрежных водах острова, прикрывая таким образом транспортные корабли. Крейсеры разделились на две подгруппы — северную и южную. Кроме того, неподалеку несли дозор два эсминца — из той же группы Крэтчли. В целом же эта группа охраняла огромное водное пространство, лежавшее между островами Гуадалканал и Флорида и простиравшееся дальше к северо-западу — до небольшого вулканического островка Саво. Небо затянуло облаками — на море опустилась кромешная мгла. О том, что последовало дальше, кратко, но точно поведал в своих воспоминаниях адмирал Кинг: «В 1 час 45 минут утра неприятельская эскадра в составе 6 крейсеров и нескольких эсминцев незаметно проникла в контролируемую нами зону и нанесла по нашим патрульным кораблям пушечный и торпедный удары. Он оказался настолько неожиданным и эффективным, что за считанные минуты наши корабли получили довольно серьезные повреждения и уже не могли дать противнику достойный отпор». А вот, к примеру, как тот короткий бой запечатлелся в памяти капитана I ранга японских ВМС Тошикасу Оамае, начальника штаба адмирала, командовавшего ударной крейсерской эскадрой, — своими воспоминаниями он позднее поделился с американцами: «Когда мы миновали траверз Саво, то тут же заметили вашу южную крейсерскую группу. Через пару минут мы произвели запуск торпед и открыли огонь из бортовых орудий, а немного погодя слева по курсу показалась ваша северная группа. Взяв чуть влево, наша эскадра разделилась: первый дивизион крейсеров обошел ваши корабли с правого борта, другой — с левого. Закончив маневр, мы снова выпустили торпеды и открыли огонь из всех орудий».
В «Канберру» угодило зараз двадцать шесть пушечных снарядов и две торпеды — на австралийском крейсере даже еще не успели расчехлить орудия. На его верхней палубе, усеянной телами убитых, вспыхнул пожар; командир крейсера погиб одним из первых. Не прошло и двух минут, как положение корабля стало и вовсе безнадежным: окутанный клубами дыма и языками пламени, он пошел ко дну.
Находившийся неподалеку «Чикаго» приготовился было дать ответный огонь. Но тут наблюдатель на правом крыле капитанского мостика крикнул, что видит след приближающейся торпеды. Капитан тотчас скомандовал: «Руль право на борт — самый полный!» Однако не успел рулевой выполнить команду, как в левый борт крейсера ударили две торпеды, а через несколько секунд третья торпеда попала в носовую часть корабля. От страшной силы взрыва из-под искореженного форштевня взметнулся гигантский водяной столб, доставший аж высоты мачт. Вслед за тем на «Чикаго» сбило снарядом правую опору передней мачты — и она всей своей тяжестью обрушилась на носовую палубу. Прожекторы «Чикаго» шарили в ночи в поисках невидимого противника — но тщетно. Как бы там ни было, крейсер, невзирая на довольно серьезные повреждения, остался на плаву.
В «Асторию» прямым попаданием угодил первый же снаряд, выпущенный японцами с расстояния чуть меньше мили. В результате пострадала одна из орудийных башен крейсера, а на верхней палубе вспыхнул пожар. Другими снарядами у него перебило все водосборники. От высокой температуры рванул запасной зарядный погреб и силой взрыва разметало в разные стороны всех, кто в ту минуту находился поблизости. «Астория» стала медленно погружаться в воду, и экипажу пришлось спешно покинуть обреченный корабль. «Куинси», оказавшийся под перекрестными лучами японских прожекторов, представлял собой идеальную мишень для неприятельских орудий. И те не преминули открыть по нему прицельный огонь. «Вскоре он полыхал вовсю, от носа до кормы, — вспоминал потом командир крейсера «Венсенн». — Мы находились совсем рядом, и он был у нас как раз слева по борту. Я тут же скомандовал: «Право руля — самый полный!» — чтобы уклониться от пламени, ведь оно могло перекинуться на нас в любую секунду. В это самое время один из японских эсминцев выпустил по нам торпеду, она угодила во внешнюю переборку первого котельного отделения. Вторая торпеда вслед за тем взорвалась в четвертом котельном отделении. Вокруг мостика рвались снаряды. Японцы обстреливали нас всю дорогу, пока мы маневрировали, ложась то на один галс, то на другой. У нас тут же вырубился весь свет. Потом нас стало заваливать на левый борт. И тогда я приказал всем покинуть судно. Матросы кинулись к спасательным плотам и стали живо спускать их на воду». Между тем один из японских крейсеров продолжал добивать полыхающий «Куинси» из всех своих орудий. Из дымовой трубы потерявшего управление крейсера вырвалась струя пара, и «Куинси» начал медленно заваливаться на левый борт. В ярком свете пламени на поверхности моря показалась развороченная торпедами нижняя часть его корпуса: она вздымалась прямо над головами моряков, бултыхавшихся в черной воде и отчаянно хватавшихся за все что попало — плавающие повсюду обломки и спасательные плотики.
В итоге короткого боя близ острова Саво четыре американских крейсера были потоплены и два эсминца получили значительные повреждения. «Необходимо посмотреть правде в глаза, — заявил позже контр-адмирал Крэтчли, — и признать очевидное. Мы располагали силами, вполне достаточными для того, чтобы отразить любое нападение надводных кораблей, однако внезапный удар противника сковал эти силы, вследствие чего большая их часть была уничтожена». Как же такое могло случиться? Причиной тому была чудовищная халатность: эсминцы, которым надлежало вести радиолокационное наблюдение в водах острова Саво, вовремя не забили тревогу. Из отчетов, составленных по поводу происшедшего, явствует, что «японцам удалось проскользнуть в непосредственной близости от берега Саво и незаметно для радаров, постольку поскольку радиолокационные изображения неприятельских кораблей слились с очертаниями острова — в силу того, что радиолокаторы с технической точки зрения были весьма далеки от совершенства». Однако в одном из последующих отчетов адмирал Нимиц списал все не на недостатки технического обеспечения, а на огрехи в профессиональной подготовке наблюдателей, равно как и на их физическую усталость. Выходит, никто ничего не видел, хотя все знали, что японцы того и гляди нагрянут. Но неужели американские моряки не слышали рокота двигателей самолетов, прикрывавших неприятельскую эскадру с воздуха, тем более что гул стоял на протяжении целого часа? «Внезапность — вот первопричина того, что мы оказались застигнутыми врасплох, и вытекала она из неблагоприятного для нас стечения обстоятельств, — к такому заключению пришел в свою очередь адмирал Кинг. — Нам хотелось поскорее и любой ценой захватить Гуадалканал, на все же остальное мы как будто закрыли глаза. А неполадки и сбои в системе связи только усугубили наше и без того критическое положение. Прибавьте к этому физическую и моральную усталость, вследствие чего у нас притупилась бдительность.
Хотя главная причина того, что неприятель застал нас врасплох, все же заключается в недостатке опыта и неподготовленности ко всякого рода неожиданностям».
К счастью, японцы убрались восвояси, решив не атаковать американские транспорты. Как они сами потом признавались, к утру их эскадра осталась бы без воздушного прикрытия и попала в радиус действия американских самолетов. Японцы не знали, что американцы к тому времени отвели свои авианосцы от Гуадалканала. Кроме того, одним из снарядов, выпущенных из орудий «Венсенна», разворотило штурманскую рубку на японском флагманском крейсере, а вести корабли в малоизученные воды без карт, да еще ночью, было крайне опасно.
Итак, поздно вечером 8 августа авианосная группа Флетчера вместе с кораблями сопровождения покинула воды Гуадалканала, а 9 августа, пополудни, подальше от острова отошли крейсеры, уцелевшие в бою при Саво, и недоразгруженные транспорты. Иначе говоря, у берегов Гуадалканала не осталось ни одного американского корабля. Эскадра отступила, потеряв четыре крейсера и бросив плохо вооруженных морских пехотинцев (при поддержке всего лишь нескольких танков и зенитных орудий) на произвол судьбы в малярийных джунглях Гуадалканала, где все еще таился недобитый неприятель; в довершение ко всему у рейдеров были на исходе и боеприпасы, и запасы провизии. Как впоследствии заметил кто-то из американских военных историков, «мысль о том, что по каким-то там тактическим соображениям возникла необходимость отвести флот от берегов Гуадалканала, не укладывалась в голове ни у одного морского пехотинца». Но такова участь рядового солдата: зачастую ему бывает не понять суть того или иного стратегического хода, разработанного в высших командных сферах, который, по его скромному разумению, лишен всякого здравого смысла. И тут уж ничего не попишешь: таков непреложный закон войны. Что же касается главнокомандующих, посчитавших более безопасным подставить под удар людей, которых высадили на остров явно преждевременно, нежели авианосцы, то они ничуть не удивились, узнав, что их подчиненные, все как один, восприняли решение об отводе эскадры как чистое предательство. Командование же посчитало, что время сделает свое дело — и морские пехотинцы в конце концов забудут все обиды. И они действительно их забыли. Только не так скоро, как рассчитывало командование.
В первые дни блужданий по джунглям острова морским пехотинцам казалось, что выданного довольствия им хватит на год вперед: ведь поначалу они практически ничего не ели. В результате непрерывных стычек с противником нервы у них были на пределе, что аппетита никому, понятно, не прибавляло; потом им всякий раз казалось, что даже содержимое пайка насквозь пропитано тлетворным запахом джунглей. А посему неудивительно, что с каждым днем силы у них все убавлялись. Офицерам то и дело приходилось упрашивать солдат, чтобы они поели. Спустя время люди привыкли к новой обстановке, немного расслабились и у них снова появился аппетит. Тогда-то они и заметили, насколько скудны их запасы. И вскоре главной их пищей стал трофейный рис — благо его было в избытке. В ход пошло и содержимое странных маленьких желтых бутылочек: это был яблочный лимонад «Митсуби» — что-то вроде газированного сидра.
Между тем остававшиеся на острове японцы отступили к западному побережью Гуадалканала и перегруппировались. Они продолжали свои ночные вылазки — хотя и меньшим числом, зато с не меньшей яростью. К тому же каждую ночь к западному берегу Гуадалканала подходили японские крейсеры и эсминцы и снабжали своих солдат всем необходимым — боеприпасами и провизией. Следом за тем неприятельские корабли принимались обстреливать из пушек сектор, захваченный морскими пехотинцами. И тогда американцам ничего не оставалось, как падать ничком наземь и укрываться где попало от рвущихся шальных снарядов. Рейдеры лежали неподвижно, уткнувшись лицом в землю, а у них над головами шатались, точно от ураганного ветра, трещали и ломались высоченные пальмы и другие диковинные деревья; да и земля вокруг ходила ходуном и гудела как громадный гонг. Небо во время ночных артобстрелов было сплошь иссечено огненными шлейфами снарядов — все это напоминало смертоносный звездопад. А японцы, затаившись за деревьями и совершенно не страшась погибнуть от «своих» же снарядов, пересвистывались и вели пальбу наудачу. И так — ночи напролет. Однажды пехотинцы попытались было захватить прибрежную туземную деревушку Матаникау — из рейда вернулись только трое. Следующая неделя прошла, впрочем, как обычно — ночные стычки и перестрелки под громовой аккомпанемент рвущихся повсюду артиллерийских снарядов. 18 августа от генерал-майора Вандегрифта поступил приказ выдвигаться вперед и во что бы то ни стало захватить Матаникау. По странному стечению обстоятельств, возможному, пожалуй, только на войне, жалкая туземная деревушка — всего-то с десяток убогих соломенных хижин — в один прекрасный день стала важным тактическим объектом. Штурм и оборона Матаникау носили уже привычный ожесточенный характер. За время боев в джунглях Гуадалканала американцы возненавидели японцев до крайности. Если рейдерам удавалось захватить в плен японского солдата — а такое случалось редко, — их товарищи, потрясая винтовками, кричали: «Расстрелять гада, и все тут! Но сперва надо дать ему крепких пинков под зад!..» Японцы как будто сами хотели, чтобы их ненавидели лютой ненавистью, и делали для этого все возможное. Даже раненые, они из последних сил вырывали зубами чеку из гранаты, предпочитая погибнуть самим, а заодно унести с собой жизни тех, кто намеревался их пленить.
В ночь на 19 августа к Гуадалканалу подошли несколько малых транспортов и высадили войска, которым предстояло взять в осаду аэродром, а следующей ночью десантный корпус, высаженный на восточной оконечности острова, двинулся в контрнаступление вдоль берега реки Тенару. Однако путь японцам преградила колючая проволока, которую натянули накануне. Рейдеры тут же открыли по неприятелю шквальный пулеметный и ружейный огонь — и уничтожили его почти подчистую. Тех же японцев, которые уцелели благодаря тому, что вовремя успели окопаться прямо на месте, наутро добили с помощью трех танков и бомбометов. Хотя позднее выяснилось, что стычка произошла не у Тенару, а у другой реки — Илу, в историю тот ночной бой тем не менее вошел под названием сражения при Тенару. Впрочем, какая разница — уж если по большому счету?
20 августа американские разведывательные самолеты обнаружили, что в водах близ Рабаула японцы собрали большую эскадру, куда входили 3 или 4 авианосца, 2 линкора, 12 крейсеров, 20 эсминцев, 15 крупнотоннажных транспортов и несколько танкеров, и что на авиабазе под Рабаулом сосредоточено 160 наземных бомбардировщиков и истребителей. 23 августа вице-адмиралу Флетчеру, командующему американской эскадрой, которая крейсировала с юго-востоку от Гуадалканала, сообщили, что южнее островов Трук (архипелаг Каролинские острова) замечены 3 японских авианосца и корабли сопровождения, следующие курсом зюйд-ост. Получив это сообщение, Флетчер приказал эскадре срочно выдвинуться навстречу неприятелю. Американская эскадра состояла из двух ударных групп, ядро которых составляли авианосцы: «Саратога» (флагман) шла в сопровождении 2 тяжелых крейсеров и 5 эсминцев, а «Энтерпрайз» эскортировали 1 линкор («Северная Каролина»), 1 тяжелый крейсер, 1 легкий крейсер ПВО и 6 эсминцев.
24 августа, в 6 часов 30 минут, с «Энтерпрайза» взлетело первое звено истребителей-разведчиков — однако впереди по курсу эскадры летчики ничего не обнаружили. Между тем утром было получено сообщение от командующего ВВС в южной части Тихого океана, подтверждавшее разведдонесение летчиков от 20 августа. Тогда Флетчер распорядился поднять с «Энтерпрайза» второе звено разведчиков. Эти истребители вернулись на авианосец поздно вечером, и летчики доложили, что примерно в двухстах милях к северо-западу движется целая эскадра: 3 авианосца, 8 тяжелых и 6 легких крейсеров, 16 эсминцев и несколько крупных транспортов. Армада шла в сильно рассредоточенном дугообразном порядке, растянувшись в ширину на 60–80 миль. Другими словами, японцы держали курс на Гуадалканал с целью отбить его у американцев.
Высланные вперед американские самолеты-разведчики сбросили на японские авианосцы несколько бомб — но мимо цели. Во время этой первой короткой атаки был сбит один американский самолет. Пилот погиб, а хвостовому стрелку, Делмару Уили, хотя его и ранило, удалось выбраться из самолета, когда тот упал в море, и надуть спасательный плот. Уили провел в океане две недели, прежде чем его наконец прибило к небольшому островку, названия которого он даже не знал. Туземцы радушно встретили несчастного летчика, долго ухаживали за ним, кормили и поили, а потом дали лодку, чтобы он смог доплыть до острова Флорида. Уили добрался туда лишь 11 апреля 1943 года — через 218 дней после того, как его самолет рухнул в море.
Вслед за истребителями-разведчиками с обоих авианосцев поднялись в воздух пикирующие бомбардировщики и торпедоносцы. Первыми на цель вышли самолеты «Саратоги». Это был легкий авианосец «Риуджу», водоизмещением 7500 тонн. Выпустив по нему торпеды, американцы потом забросали его бомбами. В результате полетная палуба авианосца превратилась в груду обломков, а сам корабль, охваченный пламенем, остался дрейфовать с сильным креном на один борт.
Но японцы тоже не сидели сложа руки — успели поднять в воздух свою авиацию. Самолеты с «Энтерпрайза» и «Саратоги» едва успели взлететь, как их засекла система радиолокационного наблюдения японской эскадры.
(Начиная с этого времени, американцы стали широко использовать радиолокационные станции — РЛС, — и польза от них, как оказалось впоследствии, была огромная. Мы не станем здесь подробно описывать принцип действия корабельной РЛС — на то есть специальная литература, притом в избытке. Скажем только, что на борту крупных кораблей устанавливали не по одному, а сразу по несколько функциональных радиолокаторов: РЛС ближнего и дальнего обнаружения воздушных целей; РЛС управления артиллерийским огнем; РЛС опознавания самолетов («свой» — «чужой») и другие... С 1942 года на линкорах и авианосцах начали монтировать целые радиолокационные комплексы, состоявшие из 12 или 15 различных РЛС, которые, соответственно, обслуживали команды по 100–150 человек. Все данные, полученные с помощью РЛС и прочих сигнальных систем, поступали потом на корабельный центральный информационный пост.)
В атакующий эшелон неприятельских самолетов входили 36 пикирующих бомбардировщиков, 12 торпедоносцев и 24 истребителя. На перехват японцам вылетело звено истребителей прикрытия американской эскадры, однако 30 бомбардировщикам и многим истребителям противника все же удалось уйти от американских перехватчиков, и они снова двинулись грозным строем вперед, но их тут же засекла РЛС наблюдения «Энтерпрайза». Моряки, находившиеся на верхней палубе авианосца, впились глазами в горизонт, откуда вот-вот должны были появиться японцы. Через некоторое время кто-то из моряков воскликнул: «А вот и они, гады!» И действительно, на синем, озаренном солнцем горизонте показались сверкающие точки.
Вскоре послышались громовые залпы зенитных орудий — это открыли огонь корабли прикрытия. В синее небо полетели сотни трассирующих снарядов, оставлявших за собой ослепительно яркие шлейфы. Линкор «Северная Каролина», следовавший на некотором удалении от «Энтерпрайза», палил из пушек так неистово, что со стороны казалось, будто на его борту вспыхнул пожар. Первые японские самолеты, оказавшиеся в пределах досягаемости корабельных орудий американской эскадры, разнесло буквально на куски, но истребители и бомбардировщики, летевшие следом, продолжали прорываться вперед, ни на метр не уклоняясь от курса. Пробившись один за другим через огненный щит, бомбардировщики вошли в крутое пикирование и, снизившись под углом 70 градусов до менее чем пятисотметровой высоты, начали бомбометание. Многие из них были сбиты из орудий «Северной Каролины», остальные же ринулись на главную цель — «Энтерпрайз», который начал маневрировать, стараясь уклониться от удара. Но вот рев пикирующего бомбардировщика уже послышался прямо над авианосцем. И в следующий миг моряки увидели, как на верхнюю палубу под небольшим углом упала сверкающая бомба. Судя по всему, это была бомба замедленного действия: она пробила верхнюю и вторую палубы и разорвалась только на третьей. В результате погибли 35 моряков и вспыхнул пожар. На место взрыва тотчас же прибыли спасательная команда и группа живучести. Спасателям открылась ужасная картина: потемневшие от копоти переборки отсеков твиндека разорвало в клочья, точно сделаны они были не из металла, а их картона; кругом было черным-черно от дыма, а там, где бушевал пожар, языки пламени жадно пожирали разбросанные по палубе тела убитых взрывом матросов. Но корабль, содрогаясь всем корпусом, продолжал, однако, маневрировать, ничуть не убавив скорости. А наверху меж тем слышался грохот зенитных орудий и пронзительный вой заходящих в пикирование бомбардировщиков. Спасатели принялись тушить огонь, и вода, вырывавшаяся из брандспойтов мощными струями, попадая на раскаленную палубу, тут же вскипала и превращалась в пар.
Через минуту в «Энтерпрайз» угодила еще одна бомба — она разорвалась в каком-нибудь десятке метров от кормового бомбового подъемника, расположенного по правому борту, где как раз находилось человек шестьдесят моряков. По всей корме авианосца разлетелись снопы ослепительных ярко-оранжевых искр. Взрывом убило 38 человек сразу.
Взрывом третьей бомбы сорвало огромную лючину на полетной палубе авианосца, а под нею, в межпалубном пространстве, вспыхнул пожар. Четвертая бомба, едва не зацепив «Энтерпрайз», упала в море, взметнув в воздух гигантский столб воды, который, обрушившись на полетную палубу как раз в том месте, где зияла полыхающая пробоина, почти сбил пламя. Но тут матросы, кинувшиеся было тушить огонь, заметили, что зенитные орудия вдруг разом смолкли и в небе уже не видно из одного самолета.
Налет японских бомбардировщиков длился не больше четырех минут, но за это короткое время на «Энтерпрайзе» погибли 74 моряка, 95 человек были ранены, и четверо из них смертельно. Через час после атаки японцев пожар на авианосце был потушен и корабль мог следовать дальше со скоростью 24 узла. Вице-адмирал Флетчер приказал командиру «Энтерпрайза» идти на ремонт в Перл-Харбор, куда тот вскоре и отбыл в сопровождении крейсера и четырех эсминцев.
О других воздушно-морских боях, произошедших тогда же — 24 августа, сохранились лишь обрывочные и довольно неточные сведения. Единственное, о чем тут, пожалуй, следует упомянуть, так это о том, что бомбардировщики, взлетевшие с авианосца «Риуджу», едва успели атаковать аэродром Хендерсон-Филд, как их отбросили, а следом за тем уничтожили прямо в воздухе американские истребители, которые к тому времени частично перебазировались на Гуадалканал. В тот же день японскую эскадру атаковали американские бомбардировщики, поднявшиеся с Хендерсон-Филда, а утром 25 августа они же нанесли по ней повторный удар. В этом налете также участвовали армейские бомбардировщики Б-17, прилетевшие с Эспириту-Санто[23].
Короче говоря, в результате двух бомбовых ударов японцы потеряли, кроме «Риуджу», один или два транспорта, а два или три японских крейсера получили разной степени повреждения. Неприятель не отважился высадиться на Гуадалканале и повернул обратно — в точности как при Мидуэе. Воздушно-морские бои 24 и 25 августа 1942 года вошли в историю под названием «Битва за Восточные Соломоновы острова».
Второй атакующий эшелон самолетов «Энтерпрайза», вылетевших навстречу японской эскадре во второй половине дня 24 августа, состоял из одиннадцати пикирующих бомбардировщиков под командованием лейтенанта Тернера Колдуэлла. С трудом построившись в боевой порядок — организованному взлету помешала воздушная атака японцев, — эта группа прибыла в квадрат, где, предположительно, находилась неприятельская эскадра, с опозданием и, ничего не обнаружив, была вынуждена повернуть обратно. Однако ночь застала эскадрилью на полпути к авианосцу и горючее у самолетов было на исходе. Тогда Колдуэлл принял решение садиться на Гуадалканал. Он тут же связался по радио с аэродромом Хендерсон-Филд и предупредил, что на подлете «свои». На аэродроме зажгли несколько посадочных огней. Подлетая к земле, летчики с «Энтерпрайза» наблюдали печальную картину: по обе стороны посадочной полосы стояли самолеты, развернутые как попало; некоторые из них были полностью разрушены, да и сама полоса в отдельных местах больше напоминала наспех залатанную шоссейную дорогу. На аэродроме новоприбывших летчиков встречали их товарищи — лица у всех были изможденные, осунувшиеся.
— Будьте как дома, — обратились они к летчикам с «Энтерпрайза». — Сколько у вас машин — одиннадцать? Стало быть, нашего полку прибыло. Здорово! Вот только к ужину вы, к сожалению, опоздали. Ну да не беда, сейчас что-нибудь сообразим. Следуйте за нами.
Лагерь Хендерсон-Филд был совсем маленький и убогий. Столовая размещалась в низком деревянном бараке. Гостей усадили за стол и принялись потчевать скудной снедью — наполовину американской — наполовину японской. Но гости и этому были несказанно рады и сердечно благодарили хозяев за оказанный теплый прием.
После ужина они рассказали защитникам Хендерсон-Филда, отрезанным здесь — на Гуадалканале от остального мира, о том, что происходило в море и воздухе неподалеку от острова, хотя на самом деле они мало что видели и знали.
— Вы, наверное, смертельно устали. Вам надо бы поспать. Свободные койки — там. Идемте.
Спальней защитникам Хендерсон-Филда служил соседний барак — соломенный. А койками — санитарные носилки, сплошь в бурых пятнах: то была кровь их товарищей.
— Надо бы вам еще показать наше убежище. Это самая обыкновенная траншея, зато совсем рядом — в двух шагах.
Уставшие летчики молча улеглись на носилках, и тут же заснули как убитые. Однако спать им пришлось недолго. Вскоре начался очередной артобстрел — стреляли корабельные пушки японской флотилии.
Поскольку «Энтерпрайз» получил повреждения, Колдуэллу и летчикам из его группы было приказано оставаться на Хендерсон-Филде — их временно приписали к 223-й эскадрилье поддержки морской пехоты. И летчикам с «Энтерпрайза» пришлось несколько недель кряду делить участь брошенных на произвол судьбы защитников Хендерсон-Филда. Вот как этот период позднее описывал в свойственной ему сдержанной манере адмирал Кинг: «Одним из последствий битвы за Восточные Соломоновы острова стало то, что в юго-западной части Тихого океана примерно в течение полутора месяцев не было предпринято ни одного широкомасштабного боевого действия. Вместе с тем, однако, в этом районе по-прежнему довольно активно действовали японские подводные лодки и авиация и кое-где завязывались бои местного значения, в результате чего мы потеряли авианосец «Уосп» и 5 эскадренных миноносцев. Японские корабли почти еженощно вели артиллерийский огонь по Гуадалканалу. И наши подразделения, оборонявшие остров, даже придумали этим кораблям оригинальное название — «Токийский экспресс». Кроме того, неприятельские бомбардировщики денно и нощно бомбили позиции, которые удерживали наши морские пехотинцы». Ко всему прочему «Токийский экспресс» доставлял на Гуадалканал десантные части и боевую технику. С наступлением дня он рассредоточивался: все корабли, выстраиваясь в одну линию, прижимались к берегу — под прикрытие мангровых джунглей, дабы не быть замеченными с воздуха; ночью они шли к мысу Эсперанс, северной оконечности острова, и разгружались. Они подходили к берегу почти вплотную и, оказавшись в непосредственной близости от аэродрома, принимались обстреливать его из орудий, а отстрелявшись, спешно снимались в открытое море.
«Мы повскакивали с носилок и как угорелые кинулись в укрытие, — рассказывал потом один из летчиков «Энтерпрайза». — К тому времени кого-то из наших уже ранило. И так постоянно — каждую ночь мы теряли по пять человек как минимум. Но хуже всего было то, что никому из нас не удавалось сомкнуть глаз. Да уж, на Гуадалканале нам пришлось раз в десять хуже, чем в воздухе». Сразу же после артобстрела трое летчиков с «Энтерпрайза», имевшие опыт ночных полетов, вызвались нанести ответный удар по японским кораблям. Благополучно поднявшись в воздух, они забросали неприятельскую флотилию бомбами и обстреляли из пулеметов. Из полета не вернулся только один летчик — по имени Браун. Однако следующей ночью «Токийский экспресс» снова был тут как тут, как ни в чем не бывало. А еще через два дня один из пилотов разглядел подбитый американский самолет: тот лежал на песчаном берегу соседнего островка. Летчик шел на малой высоте, и ему не составило труда узнать самолет своего товарища Брауна. Вокруг обломков самолета толпились туземцы — человек пятьдесят, — один из них, напялив на себя летный костюм погибшего пилота, важно рассиживал в его кресле и покачивался из стороны в сторону.
Каждое утро летчики собственными силами обслуживали свои самолеты — устраняли неисправности и заправляли горючим перед предстоящим вылетом. Все это время почти беспрестанно поливали дожди. Бочки с горючим были сложены либо прямо на берегу, где высадились морские пехотинцы, либо в небольших хранилищах, сооруженных на скорую руку в разных местах — прямо в джунглях. На аэродром бочки свозили в грузовиках, брошенных японцами. Затем их разливали (вручную) по канистрам, а потом горючее закачивали (опять-таки вручную) в топливные баки самолетов. В каждой бочке было по 260 литров горючего — таким образом, весили они по 185 килограммов каждая. Вслед затем летчики собственноручно же загружали бомбовые отсеки самолетов. Погрузочные тележки и тягачи, на которых обычно подвозили авиационные бомбы, выгрузить с транспортов не успели, так что в ход пошли самодельные тележки, сколоченные из подручных материалов. Как же теперь летчикам не хватало дорогих друзей-механиков и техников, которые перед каждым полетом чуть ли не языком вылизывали каждую машину.
Днем аэродром атаковали японские высотные бомбардировщики, прилетавшие под прикрытием «зеро». Как только наблюдатели замечали их на горизонте и подавали сигнал тревоги, «донтлесам» приходилось тут же подниматься в воздух и отлетать от острова подальше — километров эдак на тридцать-пятьдесят, предоставляя единственную возможность отражать налет на аэродром истребителям морской авиации. Во время первого такого налета экипажи двух «донтлесов» не сумели взлететь — и бомбовый удар застиг их на земле. Летчики едва успели покинуть машины и прыгнуть в первую попавшуюся канаву, как на аэродром горохом посыпались бомбы. Летчиков с головой засыпало вздыбленной взрывами землей, но ни один из них, к счастью, даже не был ранен, хотя в каких-нибудь десяти метрах от них осколками бомб убило пятерых морских пехотинцев. Не было дня, чтобы на воздух не взлетел хотя бы один склад боеприпасов или горючего, не был сожжен дотла какой-нибудь барак либо не разворотило взлетно-посадочную полосу. Японские бомбардировщики всегда атаковали малым числом и накрыть аэродром одним ударом им никак не удавалось. Но какая разница: главное для японцев было бомбить, бомбить и бомбить — без устали. Редкими ночами, когда «Токийскому экспрессу» случалось не выйти на огневую позицию, вместо него там же на поверхность всплывала одиночная подводная лодка, — обстреляв «американский» сектор, она снова погружалась и уходила прочь. Иногда в небе появлялся ночной бомбардировщик — покружив недолго над лагерем, он сбрасывал зажигательные бомбы и вслед за тем также убирался восвояси. Порой сразу же за бомбардировкой следовал артобстрел с моря. Но чаще все заканчивалось только «фейерверком». Словом, японцы были совершенно непредсказуемы и действовали лишь по им одним ведомому тактическому плану. Защитники Хендерсон-Филда в шутку прозвали ночную гостью — подводную лодку «Клопом Оскаром», а поднебесного одинокого странника — «Чарли», или «Прачкой». Прозвища, согласитесь, вполне безобидные, хотя их носители уж больно докучали американцам, заставляя бодрствовать ночи напролет. Когда же в игру вступал «Токийский экспресс» (состав его обычно был один и тот же: несколько эсминцев да два-три легких крейсера), защитники Хендерсон-Филда сначала подсчитывали количество произведенных им залпов, а после сверяли его с числом прогрохотавших взрывов: выстрел — а секунд через двадцать пять взрыв. Американцы уже узнавали калибр того или иного орудия и без труда угадывали направление, куда летел выпущенный из него снаряд. К примеру, снаряд крупного калибра летел, издавая гул, очень похожий на шум ветра в разлапистых кронах пальм: если же этот звук походил на пронзительный свист вырывающегося из лопнувшей шины воздуха, значит, жди — рванет где-то поблизости. Впоследствии защитники Хендерсон-Филда не стеснялись признаваться, что большего ужаса, чем во время тех ночных бомбардировок и артобстрелов, они не испытывали никогда в жизни: «Хотя кошмар продолжался каждую ночь, привыкнуть к этому было невозможно». И не удивительно, что после двухмесячных мытарств на Гуадалканале нервы у них были взвинчены до предела.
Я держу в руках фотографию, которую снял на Гуадалканале кто-то из морских пехотинцев. На ней запечатлена в общем-то самая обыкновенная, повседневная картина: в лагерь возвращается разведывательный дозор. На фотографии отчетливо видны высокие пальмы с крепкими стволами, и стоят они не прямо, а под разным наклоном; их массивные, развесистые кроны, переплетаясь в вышине, образуют как бы сплошной волнообразный свод. Меж пальмовых стволов вьется некое подобие тропы — по ней-то и возвращаются разведчики. Хотя на самом деле это речушка или ручей, потому как ноги у солдат по колено в воде. Они идут в колонну по одному — друг за другом, и явно не торопятся. На снимке четко различимы всплески воды, поднятые ногами, которые, как нетрудно догадаться, ступают по вязкому, илистому дну ручья. Одеты разведчики кто во что горазд: на ком-то куртки, на других рубахи с закатанными до локтей рукавами, а кто-то и вовсе идет с обнаженным торсом. Все глядят в одну сторону — на своего товарища, который их как раз фотографирует. Но никто не улыбается; лица у всех осунувшиеся, заросшие бородой; глаза глубоко ввалились. Берега ручья заболочены. По обоим берегам, сразу же за болотом, стоят низенькие бараки и палатки — под дождем они как будто поблескивают, сливаясь с окружающим пейзажем. У входа в лагерь разведчиков встречают их товарищи — они просто стоят и молча глядят в их сторону. По всему лагерю, насколько можно разглядеть, разбросаны пустые бочки и канистры — наверное, из-под горючего. А на переднем плане высится мощный, слегка конусообразный пальмовый ствол — он вздымается как бы из воды и, изгибаясь дугой, тянется вверх. Словом — место дикое, неприютное и нездоровое.
И вряд ли можно удивляться, что самой частой гостьей в лагере была тропическая лихорадка, или малярия. От нее страдали все без исключения. Но больше всех остальных — летчики. Одного из них приступ малярии застал даже в воздухе — летчик потерял сознание, и самолет разбился. (Кстати, скоро выяснилось, что Браун, тот самый пилот с «Энтерпрайза», которого, как думали его товарищи, съели туземцы-людоеды, на самом деле остался жив. Жизнь ему, оказывается, спасли туземцы. И в знак благодарности летчик с радостью отдал им свою амуницию.) Впрочем, одной лишь лихорадкой тогда не обошлось — на смену ей пришла дизентерия. Больных надо было срочно эвакуировать. Но как? И американцы придумали некое подобие «Токийского экспресса», приспособив под санитарные транспорты старенькие эсминцы, брошенные у берегов Гуадалканала еще во времена первой мировой войны. И эти ветхие на первый взгляд посудины с лихвой оправдали свое новое предназначение: они стали своеобразными «челноками» и связывали Гуадалканал с Нумеа и Эспириту-Санто.
Однако, невзирая на болезни, летчики продолжали регулярно подниматься в воздух и бомбить неуязвимый, вернее, пополнявшийся время от времени «Токийский экспресс». Однажды они подбили крупный японский почтово-пассажирский пароход, водоизмещением 20 000 тонн, переоборудованный в войсковой транспорт. На судне, битком набитом солдатами, вспыхнул пожар. А корабли сопровождения вместо того, чтобы спасать людей с горящего транспорта, бросили их на верную смерть у берегов Гуадалканала. Но не всем кораблям прикрытия удалось уйти из-под удара американских бомбардировщиков — два или три эсминца пошли ко дну, а один или два крейсера получили повреждения. В то время, надо заметить, подсчеты потерь в стане неприятеля велись весьма приблизительно — на глаз: атакующих было мало, и пилоты просто не успевали с точностью оценить результаты налета, тем более что после нанесения удара им приходилось улетать прочь, чтобы не угодить под артобстрел неприятельских корабельных орудий. Тем не менее совершенно точно известно, что в последующие дни пикирующие бомбардировщики с «Энтерпрайза» отправили на дно несколько крупных десантных барж, заполненных целыми войсковыми подразделениями, — японцы подогнали их к острову ночью, под прикрытие пальм, подступавших к самому берегу. Американцы же за это время потеряли, как уже было сказано, 5 эсминцев и авианосец «Уосп», водоизмещением 17 000 тонн, который только недавно сошел со стапелей. Это случилось 15 сентября. «Уосп» шел на выручку конвою, но по пути его торпедировала японская подводная лодка.
Вечером 12 сентября начался очередной артобстрел Хендерсон-Филда, и длился он всю ночь напролет, не прерываясь ни на минуту. Японские орудия смолкли лишь под утро. Только тогда защитники Хендерсон-Филда наконец оторвали головы от земли и огляделись по сторонам и друг на друга. Выпачканные грязью с ног до головы, они стали осторожно, один за другим, выбираться из укрытий. А некоторое время спустя земля снова сотряслась от взрывов. Японцы, оказывается, выпустили по лагерю несколько десятков снарядов замедленного действия — они взрывались лишь через одиннадцать часов. И так продолжалось весь следующий день 13 сентября. То был сущий кошмар среди бела дня. Американцы пребывали в ужасе и смятении: снаряды рвались совершенно внезапно, застигая людей врасплох. Вечером последовал новый артобстрел с моря, а в полночь японцы высадили на остров крупный десант, и тот атаковал Хандерсон-Филд под покровом ночи, взяв аэродром и лагерь в кольцо. Но американцы отбросили атакующих с обоих флангов, и тем пришлось отступить к хребту Лунга. Тем не менее небольшому отряду японских десантников удалось проникнуть на командный пункт генерал-майора Вандегрифта и убить сержанта, прикорнувшего в палатке. Лазутчиков, несмотря на кромешную тьму, все же обнаружили — завязался бой. В ход пошло все — начиная от гранат и заканчивая ножами. Когда же японцы предприняли вторую массированную атаку, американцы прибегли к помощи полевой артиллерии. И неприятель снова был отброшен — на земле остались лежать 500 японских солдат.
После боя у хребта Лунга наступило затишье. Однако в результате летчики с «Энтерпрайза» лишились всех самолетов — по ним-то японцы и нацелили главный удар. Так что пилотам ничего не оставалось, как помогать морским пехотинцам, тем более что и на земле было дел невпроворот. Самые крепкие из них выполняли различные работы по лагерю, ходили в дозоры и наряды, а когда не было дождя, отправлялись на реку стирать изрядно потрепанную амуницию — река протекала в полутора километрах от аэродрома. Со своего берега они видели японцев: те плескались на другом берегу и как будто нарочно натирались душистым мылом — крепкий его аромат доносился даже через реку и кружил голову. Иногда японцы заводили фонографы и крутили одну и ту же американскую песенку: «О дом, родной дом!». А иной раз, набравшись дерзости, они окликали американцев по именам — наугад. Между тем в небе над Гуадалканалом господствовали только японские высотные бомбардировщики. Теперь они прилетали уже не так часто и заодно с бомбами сбрасывали прокламационные листовки с фотографиями обнаженных пышнотелых красавиц на одной стороне. Однако американцев роскошные женские тела, что называется, не грели: лихорадка с дизентерией давно притупили все их чувства. И эти никчемные картинки так и остались лежать там, куда упали, словно пришпиленные к земле каплями дождя. А через несколько дней джунгли сделали свое дело, и от них осталась одна труха — тела на картинках, запечатленные навеки, оказались менее стойкими, чем настоящие — из плоти и крови. Наконец некоторое время спустя к Гуадалканалу подошел долгожданный американский конвой — тот самый, что должен был сопровождать авианосец «Уосп», который перед тем торпедировала японская подлодка. А вместе с конвоем прибыли продовольствие, лекарства, оружие, боеприпасы и пополнение — тысячи свеженьких морских пехотинцев, и все как один одеты с иголочки. Летчиков «Энтерпрайза» эвакуировали с острова вместе со всеми остальными защитниками Хендерсон-Филда. Напоследок они окинули прощальным взглядом свой убогий, полуразрушенный лагерь: низенькие, прохудившиеся соломенные бараки и брезентовые палатки посреди заболоченных джунглей и опрокинутые бочки из-под горючего. Как же долго мечтали они убраться подальше от этого проклятого, гиблого места! И вот теперь, когда их мечта наконец осуществилась, они покидали лагерь с тяжелым сердцем и даже стыдом. Ведь так оно всегда бывает: мы тяжело расстаемся с местами, где нам случилось испытать сильные переживания — будь то горе или счастье.
В конце сентября, несмотря на отчаянные усилия американцев, японцам удалось высадить на Гуадалканале одну дивизию. И хотя американцы не располагали силами, достаточными для эффективного контрнаступления (большинство кораблей эскадры находились тогда на ремонте), вице-адмирал Гормли, тем не менее, задумал нанести по «Токийскому экспрессу» решительный удар, чтобы покончить с ним раз и навсегда. С этой целью по его приказу патрулировать воды близ южной оконечности Гуадалканала отправились три тяжелых и два легких крейсера в сопровождении пяти эсминцев под командованием контр-адмирала Скотта. «Экспресс» заметили 11 октября ближе к вечеру. На сей раз он представлял собой внушительную эскадру: в авангарде шли эсминцы, за ними следовало 4 или 5 крейсеров, а замыкали колонну 7 или 8 транспортов. Ночью американские корабли обогнули Гуадалканал с северо-запада и на траверзе мыса Эсперанс перестроились в кильватерную колонну. А чуть погодя они в том же порядке повернули на другой галс и со скоростью 25 узлов устремились курсом вест — наперерез «Экспрессу». Иными словами, американские корабли заняли так называемую классическую Т-образную позицию, позволявшую накрыть прицельным артиллерийским огнем кильватерную колонну противника всю целиком — от носа до хвоста. Японцы, разумеется, ничего не подозревали и, соответственно, ничего не заметили. Таким образом американцы застигли их врасплох — в точности как это было при Саво, когда японцы объявились в виду американских патрульных кораблей буквально откуда ни возьмись. Первым на прицел был взят японский тяжелый крейсер, расцвеченный яркими огнями, точно рождественская елка. Как ни странно, японцы не могли открыть ответный огонь в течение минут десяти. И за каких-нибудь пять минут американцы сумели отправить на дно четыре неприятельских корабля. Наконец послышались ответные залпы. В результате японцам удалось потопить один американский эсминец и серьезно повредить один легкий крейсер. Но как бы там ни было, понесшему серьезные потери «Экспрессу»: 3 или 4 крейсера, 4 эсминца и 1 транспорт — пришлось поспешно ретироваться. Той же ночью в Окленд прибыл оправившийся после болезни виие-адмирал Хэлси — ему предстояло сменить Гормли, который к тому времени тоже заболел. Так что в Новой Зеландии Хэлси ждала добрая весть — о победе в бою при мысе Эсперанс.
12 сентября на Гуадалканале высадились 6000 американских солдат, а у Тулаги бросили якорь четыре торпедных катера — на случай, если «Токийский экспресс» посмеет пожаловать вновь. И морские пехотинцы уже было вздохнули с облегчением, однако расслабляться было преждевременно. Японцы не заставили себя долго ждать — похоже, им не терпелось взять реванш за поражение у мыса Эсперанс, которое они, должно быть, расценили как обыкновенный тактический просчет. Так что уже на другой день вечером «Токийский экспресс» был тут как тут. Теперь он состоял из двух линкоров, одного крейсера и 8 эсминцев. Не успев подойти к Гуадалканалу, он принялся обстреливать Хендерсон-Филд из всех своих орудий, которые не умолкали на протяжении полутора часов. Думаю, едва ли стоит говорить, что в результате столь интенсивного артобстрела были уничтожены почти все самолеты, дислоцированные на аэродроме. Следующей ночью за дело взялись японские крейсеры и эсминцы. После этого на авиабазе Хендер-сон-Филд остался один-единственный боеспособный самолет. «Токийский экспресс» возвращался с неизменным постоянством — словно по расписанию, и действовал по стандартному плану: высаживал на берег войска, выгружал артиллерию, а после, ночью, открывал пальбу по американскому сектору — с той лишь разницей, что с каждым разом огонь его орудий становился все более ожесточенным. И американцам казалось, что теперь его уже ничем не остановить. К тому же, несмотря на то что американское командование в срочном порядке направило на подмогу защитникам Хендерсон-Филда авиаэскадрильи с Эспириту-Санто и других близлежащих островов, в воздушном пространстве над Гуадалканалом по-прежнему господствовали превосходящие по численности японские ВВС. От неприятельских самолетов-торпедоносцев и пикирующих бомбардировщиков не было никакого спасения: они атаковали каждый божий день. А еще через несколько дней у берегов Гуадалканала объявилась японская подводная лодка — она торпедировала тяжелый крейсер «Честер», патрулировавший в прибрежных водах острова. 20 октября перешли в наступление неприятельские наземные войска — те, что высадились несколько дней назад. Они сильно потеснили оборонительные рубежи американцев, и остановить их удалось только благодаря сплошному заградительному огню артиллерийской батареи, установленной на вершине горы Кайо. А 23-го числа, ночью, «Токийский экспресс» начал самый яростный обстрел американских позиций за все время осады Гуадалканала. Было ясно, что это уже не просто стрельба на изнурение, а целенаправленная «артподготовка», потому как без одной минуты полночь, едва смолкли корабельные орудия, в наступление вновь двинулись наземные силы противника. Батарея на горе Кайо встретила их мощным заградительным огнем — но остановила только танки. Войска же пошли дальше. Японцы предприняли четыре атаки, но американцам всякий раз удавалось отбросить их назад. На рассвете, воспользовавшись дымовой завесой, окутавшей подбитые танки и стелющейся по джунглям, они снова ринулись в атаку. Вандегрифту пришлось бросить в бой все силы — не только морскую, но и наземную пехоту, высадившуюся 12 октября, а также весь технический и обслуживающий состав, который обычно приписывается к любому боевому подразделению: механиков, водителей, пекарей, кашеваров, — словом, всех разом. Лишь таким образом — ценой неимоверных усилий американцы не просто выстояли, но и при поддержке своих бомбардировщиков, нанесших удар по японским транспортам, отбросили неприятеля к самому побережью.
Утром 25-го числа «Экспресс» пожаловал опять, только теперь к мысу Эсперанс. Высадив под вечер войска и выгрузив вооружение, он открыл пальбу не менее ожесточенную, чем накануне. Пехотинцы из нового пополнения в отчаянии причитали чуть ли не навзрыд: «Господи, Боже, неужто это никогда не кончится!» Стрельба не прекращалась до тех пор, покуда в наступление не перешли наземные войска противника. Единственно, сильный и систематический обстрел перешел теперь в сплошной заградительный огонь — под его прикрытием в атаку устремились японские танки. «В ночь с 25 на 26 октября наступление наземных сил противника достигло своего апогея», — гласили отчеты того времени. Даже бывалые рейдеры, которым уже сам черт был не брат, и те дрогнули, поскольку прежде им не случалось пережить ничего подобного. В конце концов японцы прорвали передний край обороны защитников Хендерсон-Филда и захватили часть территории аэродрома. На рассвете наступление приостановилось и перешло в стычки малыми отрядами на отдельных участках боевых действий. Некоторые защитники Хендерсон-Филда действительно пребывали в состоянии, близком к отчаянию, тем более что японцы ничуть не ослабили натиск. Как потом вспоминал один из участников обороны Гуадалканала, «несметные полчища коротышек, разбившись на мелкие отряды, короткими перебежками кидались в атаку снова и снова, невзирая на то что мы нещадно косили их из пулеметов». Днем Вандергриф перестроил боевые порядки вверенных его командованию подразделений и, поставив во главе полк морских пехотинцев, предпринял контрнаступление, с тем чтобы отбить у неприятеля аэродром и отбросить его назад, в джунгли. Однако японцы не отступили ни на дюйм. В итоге американцы их просто смяли, вследствие чего на аэродромном поле остались лежать 2200 неприятельских солдат. Тем не менее положение американского контингента под командованием генерал-майора Вадегрифта было почти безнадежным: накануне японцы высадили на остров несколько свежих пехотных подразделений, которым еще не довелось участвовать в боевых действиях, а кроме того, как раз тогда к Гуадалканалу приближалась крупная неприятельская эскадра, состоявшая из 4 линкоров, 3 авианосцев, нескольких тяжелых и легких крейсеров, эсминцев и войсковых транспортов.
К тому времени, заметим, американцы научились довольно быстро ремонтировать поврежденные корабли и накопили в этом деле немалый опыт. Еще до того, как пострадавший корабль заходил в док, у судоремонтников, заблаговременно узнававших о наиболее серьезных повреждениях на борту, уже был составлен общий план ремонтных работ. Так, не успел «Энтерпрайз», изрядно потрепанный в бою за Восточные Соломоновы острова, прийти в Перл-Харбор, как на его борту уже вовсю трудились ремонтные бригады, — в точности как некогда на «Йорктауне» после битвы в Коралловом море. Так что 16 октября «Энтерпрайз» уже был готов снова выйти в море. На этот раз он отправился в плавание под командованием капитана! ранга Осборна Хардисона и под флагом контр-адмирала Кинкейда, а сопровождали его линкор «Южная Дакота», 2 крейсера и 8 эсминцев. Авианосец получил приказ идти полным ходом в южную часть Тихого океана, где его поджидал «Хорнет» в сопровождении 4 крейсеров и 6 эсминцев. Авианосцы встретились в полдень 24 октября в точке к северо-востоку от Новых Гебрид. Таким образом сформировалась ударная авианосная группа «КИНГ» и командование ею принял на себя контр-адмирал Кинкейд. Согласно боевому заданию, группе «Энтерпрайз» — «Хорнет» предстояло обогнуть с севера архипелаг Санта-Крус[24] и идти прямым курсом к острову Сан-Кристобаль, самому южному в архипелаге Соломоновы острова.
26 октября пополудни на борт «Энтерпрайза» по телетайпу поступило секретное сообщение от главнокомандующего вооруженными силами на Тихом океане. Оно было составлено на основании донесений, полученных от экипажей разведывательных самолетов и гласило следующее: «В 600 милях к северо-западу от того квадрата, где находится ударная группа «КИНГ», замечены 2 неприятельских линкора и 4 тяжелых крейсера». Через час воздушная разведка уточнила предыдущее сообщение: «Обнаружены 2 японских авианосца и корабли сопровождения; координаты — 08 градусов 51 минута южной широты, 164 градуса 30 минут восточной долготы; курс — 145; скорость — 25 узлов». Иными словами, японцы находились менее чем в 360 милях от ударной группы. Кинкейд тотчас приказал поднять в воздух первую поисково-истребительную авиагруппу. Однако в указанной точке координат она ничего не обнаружила, как ни старалась. Причем летчики настолько увлеклись поисками, что шесть истребителей, превысивших свой радиус действия на 80 миль, на обратном пути упали в море, так и не дотянув до «Энтерпрайза». Чуть позже летчиков сняли прямо с воды, а самолеты затонули. Неудача постигла эту группу потому, что японские авианосцы попросту изменили курс. Между тем самолеты-разведчики наземного базирования продолжали постоянно следить за их продвижением. И вскоре выяснилось, что неприятельские корабли, отклонившись вправо, взяли курс на Гуадалканал. Так что теперь, какой бы маневр ни замыслили японцы, было ясно, что ударная группа «КИНГ» выйдет на неприятеля не позднее завтрашнего утра. На борту американских авианосцев за всю ночь никто не сомкнул глаз. Капитан 2 ранга Кроммлин, командующий авиационным соединением «Энтерпрайза», собрал всех летчиков в кают-компании и ввел их в курс дела. Сначала он в нескольких словах обрисовал положение на Гуадалканале, потом сообщил численный состав японской эскадры, которая оказалась раза в три мощнее американской ударной группы. «Зато теперь, — прибавил он как бы в утешение, — вы летаете на самых лучших в мире самолетах, способных выдержать любой удар, не то что раньше. Кроме того, за плечами у вас большой опыт и вы в совершенстве владеете тактикой современного воздушного боя». Затем, обсудив с подчиненными кое-какие технические детали, Кроммлин отпустил летчиков немного отдохнуть перед завтрашним нелегким днем.
Бой, как и ожидалось, произошел утром 26 октября. А за тем, как он проходил, мы проследим — в буквальном смысле по часам — глазами непосредственных участников нижеописываемых событий — моряков и летчиков «Энтерпрайза».
Итак:
4 часа 30 минут. Летчики завтракают в кают-компании. В воздухе стоит запах кофе, яичницы и ароматного американского табака. Черная доска, закрепленная на переборке, испещрена цифрами и пометками, которые во время ночного совещания сделал Кроммлин. Разговор заходит о затонувших вчера самолетах-разведчиках (у них не хватило горючего и они упали в море). Однако беседа не клеится: летчикам, похоже, смертельно хочется спать. В кают-компанию заходит корабельный капеллан и говорит, что с «Южной Дакоты» только что просигналили прожектором — сообщили имена летчиков, которых выловили из моря матросы с кораблей сопровождения; хвала Господу, все они целы и невредимы. Пилоты слушают капеллана внимательно, с большим почтением. Многие из них уже исповедовались ему накануне. Во время короткой проповеди капеллан напомнил летчикам сцену из Евангелия о том, как однажды Иисус с учениками переправлялся в лодке на другой берег Тивериадского озера и как на полпути их застигла страшная буря. Иисус спал на корме. И когда ученики в страхе разбудили его, он сказал им: «Что вы так боязливы, маловерные?»